Справа темнел длинный накрытый бордовым полотном стол. За ним девять человек – кто-то, шумно двигая кресло, усаживался, кто-то уже сидел. Давид и поверенный прошли к нижнему ряду стульев, поздоровались с несколькими заранее занявшими места купцами, а мы с Энди и Оллиройсом забрались на самый верх амфитеатра и там сели.
В зале не было ни пиратов, ни вооружённых наёмников, но на меня напала необъяснимая дрожь. Я впервые ощутил такое состояние. Оно не было страхом. Оно было напряжением непонятной природы. Вот внизу сидят люди, на которых невозможно воздействовать ни оружием, ни личной силой, но от которых зависит принятие очень важного для меня решения. И что будет?
Но очень скоро от меня отдалились и невнятные голоса что-то обсуждающих купцов, и бормотание Энди и Оллиройса. Солнечное, наполненное теплом и негой видение встало передо мной: мягкая улыбка Эвелин. Какое непостижимое, чудесное событие – у нас будет ребёнок! Живой, настоящий. Он будет на нас смотреть, улыбаться. Разговаривать! Интересно, какого цвета у него будут глаза?..
Из этого сладкого оцепенения меня вывела наступившая вдруг тишина. Сидевшие за столом вставали и удалялись в соседнюю комнату. Вместе с ними ушёл Давид. Меня удивило, что в комнату эту вели две двери, расположенные вплотную друг к другу. Одна дверь была заметно выше другой.
Быстро ступая, с озабоченным лицом к нам поднялся поверенный.
– Всё! – сказал он. – Пошли бросать камни.
– Какие ещё камни? – спросил его Оллиройс.
– Так называют шары для голосования. Белые и чёрные. Сейчас вскроют урну, и если в ней окажется больше белых камней – то наше дело одобрено, и Давид выйдет в большую дверь. Если же больше чёрных – то нам откажут, и он появится в малой двери.
– Странный ритуал, – промолвил Энди.
– Не странный, – ответил поверенный, – а старинный. Наверное, уже триста лет люди несут сквозь эти двери то радость надежды, то горечь отчаяния.
Мы невольно посмотрели в сторону этих дверей – и вдруг… Маленькая дверь дрогнула, приоткрылась, и в общую залу вышел Давид. Громкий ропот пронёсся над сидящими на стульях купцами.
– Всё! – убитым голосом произнёс поверенный. – Ганзейские мудрецы отказались доверить нам свои корабли.
Давид снизу махнул нам рукой. Мною вдруг овладела холодная, злая досада. Встав, я расправил плечи, высоко поднял голову и, тяжко ступая, пошёл с амфитеатра. Сзади, словно по уговору, так же громко и грозно топали Энди и Оллиройс. Краем глаза я увидел, что открывшие большую дверь ганзейцы стоят и оробело смотрят на нас, не решаясь шагнуть в общую залу.
Мы вышли на мощёную камнем улицу.
– Стало быть, напрасно сходили в эту зажравшуюся Европу, – сердито сказал я Давиду.
– Об этом, Томас, – задумчиво ответствовал он, – мы будем знать не далее как вечером.
– Но ведь решение уже принято, – с удивлением возразил я ему. – Ганзейцы не доверили нам караван!
– Мне безразличны эти ганзейцы, – проговорил, отирая лоб и шею платком, шумно дышащий Давид. – Их мнение для нас не имеет хоть сколько-нибудь малой важности.
– А чьё мнение для нас имеет важность? – спросил я.
– Мнение тех, кто придёт сегодня в занятые нами апартаменты.
– Кто из важных людей придёт сегодня в гостиницу, Давид! Значительные персоны, как я понимаю, для серьёзных решений собираются в недоступных простым смертным местах, вот как эта покинутая нами зала.
– Томас! – задумчиво проговорил Давид. – Если дело обещает большие деньги, значительная персона придёт даже на скотный двор. Давай-ка закупим на вечер хорошей провизии и самого дорогого вина.
Давай-ка закупим на вечер хорошей провизии и самого дорогого вина.
– Давай закупим, Давид. Утолим печаль. Лучше б я эти дни провёл рядом с Эвелин. Что ты так загадочно улыбаешься?
– По двум причинам, мой дорогой Томас. Первая – это радость за племянницу, которая вышла замуж за надёжного, умеющего любить и очень умного человека. А вторую причину ты сможешь лицезреть сам. В гостинице, вечером. Терпения наберись.
– Значит так, – с силой потёр ладони Давид. – Управляющему гостиницы денег я дал, так что всех гостей он сам к нам приведёт. Теперь очень важно создать антураж.
– Что создать? – озадаченно спросил я.
– Встань в дверях, – вместо ответа попросил Давид.
Я прошёл к двери, встал повернулся лицом к нему.
– Представь, – широко развёл руки Давид, – что ты человек, вошедший сюда с важным делом.
– Ну, представил. И что?
– В тебе сейчас борются два чувства. А именно – доверия и недоверия к тем, кто находится в комнате. Какое из них побеждает?
– Давид, не говори загадками. Никто никого во мне не побеждает.
– А ты себя измени. Стань не собой, а человеком, пришедший к незнакомым людям по делу! Угадай и представь, что он думает, чувствует! Такую способность учёные люди называют «эмпатия», и эта способность очень важна не только в торговых делах.
– Хорошо, Давид. Я внимательно слушаю.
– Вот камин.
– Вижу.
– Зависит внутреннее состояние гостя от того, горит в нём огонь – или нет?
– Думаю, да. Если огонь горит – то человеку приятней.
– Безспорно! Но, оценивая основной факт, не допускай пренебреженья к деталям.
– Каким же?
– Гость может не придать особенного значения тому, сколько дров лежит возле камина, но взгляд его это непременно заметит!
– Так, понятно. Если много дров – это значит…
– Ну, давай! Думай и говори!
– Это значит, что мы покупаем дрова, не считаясь с расходами.
– Так.
– Ещё – что мы щедро оставим несгоревшие дрова тем, кто снимет комнату после нас.
– Так.
– И – что весь этот долгий и холодный вечер мы будем сидеть возле жаркого огня. Потому что нам нравится наша компания, мы дружны, любим жизнь и умеем сделать её благополучной и жаркой даже в зимнюю ночь.
– Прекрасно. Теперь ты понимаешь, что являет собой один и тот же человек, который, войдя, мельком замечает или три сирых поленца, или же высокую гору дров возле жарко горящего очага!
– Теперь понимаю.
– Следуем дальше. Каких людей лучше увидеть гостю, когда он переступает порог? Кабинетных чинуш в застёгнутых на все пуговицы камзолах или всласть пирующих бывалых бойцов, получивших в морских походах славные шрамы? Каким людям гость доверит свой везущий товары корабль?
– Бывалым бойцам.
– Стало быть, раздевайтесь до рубах, а то и до пояса, и как-нибудь неброско выложите оружие. Что у нас есть?
Я молча показал Крысу.
– Превосходно! – воскликнул Давид. – Вот каким ножичком нужно нарезать окорок, чтобы произвести впечатление!
– У нас ещё есть две шпаги, – осторожно напомнил Оллиройс, – мушкетон и два пистолета.
– Весомо, – полез за платком довольный Давид. – Но – вопрос: как быть с арсеналом? Составить шпаги в углу, словно зонты или трости, а мушкетон повесить на стену, чтобы он напоминал комнату отставного боцмана, или же всё оружие строгой линией выложить на отдельно стоящий столик?
– Понимаю! – воскликнул и бросился действовать Оллиройс.