Моя дорогая девочка только что сказала мне, что вы ее друзья. Глядя на ваши добрые лица, я охотно этому верю. Хоть вы и носите самую странную одежду, которую я только видела в жизни, лица ваши открыты для меня. Девочка, конечно, околдована, и временами несет чушь, но насчет вас она говорит истинную правду. Так ли это, о чужеземцы?
Нужно ли говорить, что дети с готовностью подтвердили ее последнее предположение.
Жаль, что вы не можете представить себе и десятой доли всех почестей и подношений, какими осыпали наших четырех приятелей вкупе с ученым джентльменом древние бритты. А если бы вам хотя бы одним глазком удалось взглянуть на празднество, устроенное ими по поводу возвращения пропавшей Имогены, вы бы поняли, что в их племени дети имели реальную и весьма немалую ценность — не то что в Лондоне, где маленьких членов общества каждый встречный и поперечный имеет право шпынять, как ему вздумается, или, что еще хуже, отправлять в работные дома. Конечно, пир получился не таким роскошным, как в Вавилоне, но, с другой стороны, было гораздо больше душевной теплоты.
— Мне кажется, что ваши замысловатые игры каким-то образом оказывают на меня сильнейшее влияние, — сказал ученый джентльмен, обращаясь к Сирилу, Роберту, Антее и Джейн. — Никогда в жизни мне еще не снилось таких замечательных снов.
Этот разговор происходил гораздо позднее, когда их впятером оставили отдыхать на куче соломы под усыпанным большими яркими звездами небом, которое было моложе их почти на две тысячи лет.
Внезапно Сирил сказал:
— Что ж, все мы прекрасно провели время и заодно сделали доброе дело для Имоджен… то есть, Имогены. А теперь я предлагаю отправиться домой, пока не началась битва.
— Какая еще битва? — сонным голосом спросила Джейн.
— Вот дурында! С Юлием Цезарем, конечно! — просветил ее Сирил, как и подобает любящему старшему брату. — Я надеюсь, тебе не нужно напоминать о том, что на дворе стоит пятьдесят пятый год до Рождества Христова и что в любую минуту в соседнем лесу можно ожидать появления легионов Юлия Цезаря.
— А я-то думал, что тебе нравится Цезарь, — сказал Роберт.
— Еще как нравится! Но только когда он сидит себе спокойненько в учебниках по истории и не напускает на меня своих солдат со здоровенными мечами.
— Я думаю, что если бы мы встретились с Цезарем, нам бы удалось поладить с ним миром, — сказала Антея.
— Да уж, такого миротворца, как ты, Цезарь обязательно послушает! — сказал Роберт и разразился очень обидным смехом.
И тут, прежде чем кто-либо успел его остановить, ученый джентльмен мечтательно произнес:
— Хотел бы я, чтобы мы сейчас оказались лицом к лицу с Юлием Цезарем!
Что бы там ни подумал об ученом джентльмене Псаммиад, но в следующую секунду он послушно раздулся и выполнил его желание. А еще через секунду все шестеро, считая Песчаного Эльфа, стояли посреди лагеря Юлия Цезаря — как раз напротив его палатки. И лица, лицом к которому так страстно жаждал очутиться ученый джентльмен. Псаммиад, очевидно, решил по-своему истолковать некоторые неясности, которые Джи-джимми допустил в формулировке желания, потому что их больше не окружала посыпанная сверху звездами тьма, а, напротив, нежно обнимали желто-багровые лучи заката. Великий полководец сидел в походном кресле у своей палатки и неподвижно глядел поверх зеркальной глади пролива в сторону Британии (все пятеро англичан почему-то сразу же догадались, что это было именно так). На двух высоких шестах, установленных по бокам палатки, гордо простирали свои крылья два золотых орла, а ее расшитый золотом и пурпуром полог был украшен огромными буквами S.P.Q.R.
Когда великий человек посмотрел на вновь прибывших, его августейший взор был так же холоден и незамутнен, как и воды великого в будущем морского пути, на которых он только что покоился.
И хотя все пятеро самым невероятным образом соткались прямо у него на глазах из кристально-чистого, с легкой добавкой закатного желатина, воздуха, Цезарь не то чтобы не вздрогнул или, скажем, напрягся, а даже и ноздрей не повел. Он твердо и прямо смотрел им в глаза, как если бы они были гонцами, только что прибывшими с важными вестями. И когда часовые, бряцая доспехами и оружием, бросились к детям с явным намерением изрубить всех пятерых на куски, он остановил их величественным взмахом руки и повелительным тоном произнес:
— Назад!
И голос его прозвучал, как музыка. Давным-давно позабытая музыка ушедшей навсегда героической эпохи.
— С каких это пор Цезарь стал бояться детей и студентов? — сказал он.
Для детей он говорил на единственном доступном им языке — английском. Но ученый джентльмен, к своему немалому удивлению, смешанному с радостью узнавания, услышал родные звуки немножко чудного, немножко искореженного и непривычного для современного слуха латинского языка. Наконец-то он мог понимать. Наконец-то он мог говорить. И он заговорил:
— Это всего лишь сон, о Цезарь!
— Сон? — переспросил Юлий Цезарь. — Что ты называешь сном?
— Все это, — сказал ученый джентльмен, широко поводя вокруг себя руками.
— Да нет же, — вмешался Сирил. — Никакой это не сон, а такое особое волшебство. Дело в том, что мы прибыли сюда из другого времени.
— И мы хотели попросить вас оставить в покое нашу родную Британию, — добавила Антея. — Британия, знаете ли, слишком маленькая и бедная страна, чтобы ее стоило завоевывать.
— Так вы из Британии? — с сомнением в голосе спросил полководец. — Странно. На вас самые чудные одежды, какие я только видел в жизни, но они очень добротно сделаны. Да и волосы ваши пострижены коротко, как у свободных граждан Рима, а не как у грязных варваров. И все же я склонен отнести вас скорее к последним, чем к первым.
— Ну вот еще! — возмутилась Джейн. — Никакие мы вам не варвары! Мы прибыли из страны, где никогда не заходит солнце, а о вас мы прочитали в книжках по истории. И вообще, наша страна очень цивилизованная, потому что там есть всякие чудесные вещи наподобие собора Святого Павла, Лондонского Тауэра, Музея Восковых Фигур мадам Тюссо и…
Тут остальным наконец удалось ее остановить.
— Хватит молоть чепуху! — зашипел на нее Роберт, делая страшное лицо.
Минуту-другую Цезарь молча смотрел на детей, а затем подозвал к себе одного из стражников и что-то сказал ему на ухо. Вслух же он произнес:
— Трое старших детей могут пойти и осмотреть мой лагерь. Немногим чужеземцам, какого бы они ни были возраста, выпадала честь познакомиться с устройством римского лагеря. А студент и это милое дитя пока останутся со мной.
Такой оборот событий, конечно же, мало устраивал детей, но если Цезарь отдавал приказ, то ему были обязаны беспрекословно повиноваться все, даже маленькие дети. Так что Сирил, Роберт и Антея отправились слоняться по лагерю.
Оставшись наедине с Джейн и ученым джентльменом, великий римлянин быстро и без всякого труда вывернул их наизнанку. Однако даже такому мудрому и терпеливому человеку, каким был Цезарь, не удалось постичь и половины всего, о чем они рассказывали.
Во-первых, от ученого джентльмена с самого начала оказалось мало проку. Он без конца уверял Цезаря в том, что все происходящее было сном, и отказывался говорить под предлогом того, что ему ужасно не хотелось просыпаться.
Что же до Джейн, то ее ответы были до отказа переполнены такими невообразимыми в первом веке до нашей эры вещами, как железные дороги, электрические лампочки, воздушные шары, эскадренные миноносцы, дальнобойные пушки и алюминиевые кружки.