Таким образом набиралось
до одиннадцати сидений.Длякаждогоновогогостяопустошаласьоднаиз
комнат.
Бывало и так, что собиралось сразу двенадцатьчеловек;тогдаепископ
спасал положение, становясь у камина, если это было зимой, илипрогуливаясь
по саду, если это было летом.
В нише за перегородкой стоялещеодинстул,носоломанасиденье
искрошилась, да и держался он на трех ножках, так что сидетьнанемможно
было, только прислонив его к стене. В комнатеум-льБатистиныбыло,
правда, громадное деревянное кресло, некогда позолоченное иобитоецветной
китайской тафтою, но поднять его на второй этаж пришлось через окно, так как
лестница оказалась слишком узкой: на него, следовательно, также нельзябыло
рассчитывать.
Когда-то Батистина лелеяла честолюбивую мечту приобрестидлягостиной
мебельсдиваномгнутогокрасногодерева,покрытуюжелтымутрехтским
бархатом в веночках. Однако это должно было стоить по меньшеймерепятьсот
франков; увидев, что за пять лет ей удалось отложить только сорок два франка
и десять су, она в конце концов отказалась от своей мечты. Впрочем,ктоже
достигает своего идеала?
Нет ничего легче, как представитьсебеспальнюепископа.Стеклянная
дверь, выходящая всад;напротивдвери-кровать,железнаябольничная
кровать с пологом из зеленой саржи; укровати,зазанавеской,-изящные
туалетные принадлежности, свидетельствующие о том, что здесь живетчеловек,
не утративший светских привычек; ещедведвери:однавозлекамина-в
молельню, другая возле книжного шкафа - в столовую; набитый книгами шкафсо
стеклянными дверцами; облицованный деревом камин,выкрашенныйподмрамор,
обычно нетопленный, в камине две железныеподставкидлядров,украшенные
сверху двумя вазами в гирляндах и бороздках, некогдапокрытымисереброми
считавшимися образцом роскоши в епископском доме;надкамином,начерном
потертом бархате, - распятие,преждепосеребренное,атеперьмедное,в
деревянной рамке с облезшей позолотой. Возле стеклянной двери большой стол с
чернильницей, заваленный грудой бумаг и толстых книг. Перед столом креслос
соломенным сиденьем. Перед кроватью скамеечка из молельни.
На стене, по обе стороны кровати, висели два портрета в овальных рамах.
Короткие надписи, золотыми буквами на тусклом фоне холста, уведомляли о том,
что портреты изображают; один - епископа Сен - Клодского Шалио, адругой-
Турто, главного викария Агдского,аббатаГраншанокого,принадлежавшегок
монашескому ордену Цистерианцев Шартрской епархии. Унаследовавэтукомнату
от лазаретных больных, епископ нашел здесь эти портреты иоставилих.Это
были священнослужители и, по всей вероятности. жертвователи - дваоснования
для того, чтобы он отнесся к ним с уважением. Об этих двух особахемубыло
известно лишь то, что король их назначил-первогоепископом,авторого
викарием - в один и тот же день, 27 апреля 1785 года.КогдаМаглуарсняла
портреты, чтобы стереть с них пыль, епископ узнал об этом,прочтянадпись,
сделанную выцветшими чернилами на пожелтевшем отвременилисточкебумаги,
приклеенном с помощью четырех облаток к оборотнойсторонепортретааббата
Граншанского.
КогдаМаглуарсняла
портреты, чтобы стереть с них пыль, епископ узнал об этом,прочтянадпись,
сделанную выцветшими чернилами на пожелтевшем отвременилисточкебумаги,
приклеенном с помощью четырех облаток к оборотнойсторонепортретааббата
Граншанского.
На окне в спальне епископависеластаромодная,изгрубойшерстяной
материи, занавеска, которая с течением времени пришла в такую ветхость, что,
во избежание расхода на новую, Маглуар вынуждена была сделатьнасамойее
середине большой шов. Этот шов напоминал крест. Епископ частопоказывална
него.
- Как хорошо получилось! - говорил он.
Все комнаты и в первом и во втором этаже были чисто выбелены,какэто
принято в казармах и больницах.
Правда, впоследующиегоды,какмыувидимвдальнейшем,Маглуар
обнаружила под побелкой на стенах вкомнатеБатистиныкакую-тоживопись.
Прежде чемстатьбольницей,этотдомслужилместомсобранийдиньских
горожан. Таково происхождение этой росписи стен. Полы во всех комнатахбыли
выложены красным кирпичом, и мыли их каждую неделю;передкаждойкроватью
лежал соломенный коврик. Вообще надо сказать, чтовесьдомсверхудонизу
содержалсяженщинамивобразцовойчистоте.Чистотабылаединственной
роскошью, которую допускал епископ.
- Это ничего не отнимает у бедных, - говаривал он.
Следует, однако, заметить, что от прежних богатствунегооставалось
еще шесть серебряных столовых приборов и разливательная ложка, ослепительный
блеск которых на грубой холщовой скатерти каждый день радовал взорМаглуар.
И так как мы изображаем здесь епископаДиньскоготаким,какимонбылв
действительности, то мы должны добавить, что он не раз говорил:
- Мне было бы не легко отказаться от привычки есть серебряной ложкойи
вилкой.
Кроме этого серебра, у епископа уцелели ещедвамассивныхсеребряных
подсвечника,доставшиесяемупонаследствуотдвоюроднойбабушки.
Подсвечники с двумя вставленными в них восковыми свечами обычнокрасовались
на камине в спальне епископа. Когда же у негообедалкто-либоизгостей,
Маглуар зажигала свечи и ставила оба подсвечника на стол.
В спальне епископа, над изголовьем его кровати, висел маленький стенной
шкафчик, куда Маглуар каждыйвечерубиралашестьсеребряныхприборови
разливательную ложку. Ключ от шкафчика всегда оставался в замке.
В саду, вид которого портили неприглядные строения, были четыреаллеи,
расходившиеся крестом от сточного колодца; пятая аллея, огибая весь сад, шла
вдоль окружавшей его белой стены. Четыре квадрата земли междуаллеямибыли
обсажены буксом. На трехМаглуарразводилаовощи,начетвертомепископ
посадил цветы. В саду росли фруктовые деревья. Как-торазМаглуарсказала
епископу не без некоторой доли добродушного лукавства:
- Вы, ваше преосвященство, хотите, чтобы все приносилопользу,авот
этот кусок земли пропадает даром.