* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ*
I
ВдвухкилометрахотМюльгаузена,близРейна,средиплодородной
равнины, расположилсялагерь.Насклонеавгустовскогодня,подмутным
закатным небом, омраченным тяжелыми тучами, белели ряды походных палаток, на
первой линии сверкали на равном расстоянии друг от другапирамидыружейи
неподвижностоялисзаряженнымивинтовкамичасовые,вперяявзглядв
лиловатый туман, который поднимался над рекой.
Из Бельфора войска пришли часам кпяти.Итольковвосемьсолдаты
должны были получить довольствие. Но топливо, наверно, задержалось в дороге,
и раздача не состоялась.Нельзябылоразжечьогоньиприготовитьсуп.
Пришлось грызть одни сухари, щедро поливая их водкой, а от этого ноги, и так
ослабевшие от усталости, совсем подкашивались. Двасолдата,запирамидами
ружей, у походной кухни, все-таки пыталисьразжечьохапкусвежихсучьев,
срезанных штыками, но сучья упорно не загорались. Густой черный дым медленно
поднимался в вечернее, безмерно скорбное небо.
Здесь было только двенадцать тысяч человек, этовсе,чтоосталосьу
генерала Феликса Дуэ от 7-гоармейскогокорпуса.Вызваннаянакануне1-я
дивизия отправилась во Фрешвиллер, 3-я еще находиласьвЛионе;игенерал
решилпокинутьБельфор,двинутьсявпередсо2-йдивизией,резервной
артиллерией и неполной кавалерийской дивизией. В Лоррахе были замечены огни.
Депеша шельштадтского префекта извещала, что пруссаки готовятся перейти Рейн
в Маркольсгейме. Генерал чувствовал, что его правый фланг слишком удаленот
других корпусов и потерял с ними связь; он ускорил передвижениекгранице,
темболее,чтонаканунепришлоизвестиеонеожиданномпоражениипод
Виссенбургом. Если генералу и не приходилось самомуудерживатьнеприятеля,
он с часу на час мог ждать приказа идтинаподмогу1-мукорпусу.Втот
грозовой день, в субботу 6 августа, наверно,произошлосражениегденибудь
близ Фрешвиллера: это чувствовалось в тревожном, нависшемнебе;ввоздухе
проносился трепет, внезапно поднимался ветер, таивший смятение.Иужедва
дня дивизия, казалось, шла навстречу неприятелю; солдаты ждали, чтовот-вот
закончится форсированный марш из Бельфора в Мюльгаузен и покажутся пруссаки.
Солнцезаходило;изотдаленногоконцалагеряраздалсяслабый,
подхваченный ветром звук рожков, треск барабанов: это заиграли зорю.Бросив
вбивать колья и укреплять палатку, Жан Маккар встал.
При первом известии о войне он оставилРонь,ещенеоправившисьот
горя: он потерял жену Франсуазу и ее приданое - землю.Жанубылотридцать
девять лет; он вернулся добровольцемвармиювпрежнемчинекапралаи
немедленно был зачислен в 106-й линейный полк,рядыкоторогопополнялись;
иногда Жан сам удивлялся, что опять надел, военную шинель: ведь послебитвы
подСольферино{Речьидетобитве24июня1859годавовремя
австро-франко-итальянскойвойны,закончившейсяпоражениемавстрийских
войск.
} он так был рад освободиться от службы, не волочить больше саблю,не
убивать людей. Но что делать! Нет ремесла, нет нижены,нидобра,сердце
сжимается от печали и гнева! Что ж! Остается бить врагов, если онинедают
покоя. И он воскликнул:"Эх,чертподери!Разнехватаетбольшедуху
обрабатывать старую французскую землю, по крайней мере буду ее оборонять!"
Жан оглядел лагерь: там в последний раз, под звуки зори, всепришлов
движение. Мимо него пробежало несколькочеловек.Те,ктобылозадремал,
теперь приподнимались, потягивались устало и раздраженно.АЖантерпеливо
ждал переклички, каквсегдаспокойный,рассудительныйиуравновешенный.
Благодаря этим качествам он и был превосходным солдатом. Товарищиговорили,
что если бы он получил образование, то, наверно, пошел бы далеко. А онумел
толькочитатьиписатьинедобивалсядажечинасержанта.Родился
крестьянином, крестьянином и умрешь.
Увидя, как все еще дымятся зеленые сучья, Жан подошел и крикнулЛапулю
и Лубе, солдатам из его взвода, которые упорно пытались развести огонь:
- Да бросьте вы! Дышать нечем!
Худощавый и подвижной Лубе насмешливо захихикал в ответ:
- Разгорается, капрал, право, разгорается... Подуй-ка еще, Лапуль!
И он подтолкнул великана Лапуля, а Лапуль изо всех сил старался вызвать
бурю, надувая щеки, как мехи; его лицо налилось кровью, глаза стали красными
и слезились.
Другой солдат из того же взвода, Шуто, бездельник,любившийудобства,
лежал на спине, а Паш тщательно зашивал дырку наштанах;увидячудовищную
гримасу громадного Лапуля, они весело расхохотались.
- Да ты повернись! Подуй с другойстороны!Лучшевыйдет!-крикнул
Шуто.
Жан дал им посмеяться. Может быть, еще не скоро выпадеттакойслучай;
этот плотный, серьезный парень, с благообразным, спокойным лицом,нелюбил
унывать и охотно закрывал глаза, когда солдаты развлекались. Ноонобратил
внимание на другое: солдат из его же взвода, Морис Левассер, вотужеоколо
часа беседует с каким-то штатским - рыжимгосподиномлеттридцатишести,
похожим на доброго пса, с голубыми глазами навыкате; по близорукости онбыл
освобожден отвоеннойслужбы.Книмподошелартиллерист,фейерверкер,
бравый, самоуверенный, с черными усами и бородкой; все трое необращалини
на кого внимания и чувствовали себя как дома.
Жан решил любезно вмешаться в разговор, чтобы избавить их от выговора:
- Вы бы лучше ушли, сударь!Вотужеиграютзорю.Есливасувидит
лейтенант...
Морис его перебил:
- Нет, оставайтесь, Вейс! И сухо ответил капралу:
- Это мой зять. У него разрешение от полковника; он с ним знаком.
Чего он лезет не в свое дело, этот мужик, у которогорукиещепахнут
навозом?Левассербылпринятосеньювкорпорациюадвокатов,пошел
добровольцем в армию и зачислен в 106-й полк нечерезпризывнойпункт,а
благодаря покровительству полковника; он готов тянуть солдатскую лямку, но с
первого же дня службы в нем поднялось отвращение, глухой протест против этой
деревенщины, безграмотного парня, который им командовал.