Записки из Мертвого дома - Достоевский Федор Михайлович


* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ*

ВВЕДЕНИЕ

В отдаленных краях Сибири, среди степей, горилинепроходимыхлесов,

попадаются изредкамаленькиегорода,содной,многосдвумятысячами

жителей, деревянные, невзрачные, с двумя церквами - одной вгороде,другой

на кладбище, - города, похожие более на хорошее подмосковноесело,чемна

город. Они обыкновенно весьма достаточно снабжены исправниками, заседателями

и всем остальным субалтерным чином. ВообщевСибири,несмотрянахолод,

служитьчрезвычайнотепло.Людиживутпростые,нелиберальные;порядки

старые, крепкие, веками освященные. Чиновники,посправедливостииграющие

роль сибирского дворянства, - или туземцы, закоренелые сибиряки, или наезжие

из России, большею частью изстолиц,прельщенныевыдаваемымневзачет

окладомжалованья,двойнымипрогонамиисоблазнительныминадеждамив

будущем. Из них умеющие разрешать загадкужизнипочтивсегдаостаютсяв

Сибири и с наслаждением в ней укореняются. Впоследствии они приносят богатые

и сладкие плоды. Но другие, народлегкомысленныйинеумеющийразрешать

загадку жизни, скоро наскучают Сибирью и с тоской себя спрашивают: зачем они

в нее заехали? С нетерпением отбывают они свой законный терминслужбы,три

года, и по истечении его тотчас же хлопочут о своем переводе ивозвращаются

восвояси, браня Сибирь и подсмеиваясь над нею.Онинеправы:нетолькос

служебной, но даже со многих точек зрениявСибириможноблаженствовать.

Климат превосходный; есть много замечательно богатых и хлебосольныхкупцов;

много чрезвычайно достаточных инородцев. Барышни цветут розами и нравственны

до последней крайности. Дичь летает по улицам и сама натыкается на охотника.

Шампанского выпивается неестественно много. Икра удивительная. Урожай бывает

в иных местах сам-пятнадцать... Вообщеземляблагословенная.Надотолько

уметь ею пользоваться. В Сибири умеют ею пользоваться.

В одном из таких веселых и довольных собою городков, ссамыммилейшим

населением, воспоминание о котором останетсянеизгладимымвмоемсердце,

встретил я Александра Петровича Горянчикова, поселенца, родившегося в России

дворянином и помещиком, потом сделавшегося ссыльно-каторжным второго разряда

заубийствоженысвоейи,поистеченииопределенногоемузаконом

десятилетнего термина каторги, смиренно и неслышно доживавшегосвойвекв

городке К. поселенцем. Он, собственно,приписанбылкоднойподгородной

волости, но жил в городе, имея возможность добывать в нем хотькакое-нибудь

пропитание обучением детей. В сибирских городах часто встречаются учителя из

ссыльныхпоселенцев;иминебрезгают.Учатжеонипреимущественно

французскому языку, столь необходимому на поприще жизни и о котором безних

в отдаленных краях Сибири не имели бы и понятия. Впервыйразявстретил

Александра Петровича в доме одного старинного, заслуженного ихлебосольного

чиновника, Ивана Иваныча Гвоздикова, у которого былопятьдочерей,разных

лет, подававших прекрасные надежды.

Александр Петрович давал им уроки четыре

раза в неделю, по тридцати копеек серебромзаурок.Наружностьегоменя

заинтересовала. Это был чрезвычайно бледный и худой человек,ещенестарый,

лет тридцати пяти, маленький и тщедушный.Одетбылвсегдавесьмачисто,

по-европейски. Если вы с ним заговаривали, то он смотрел на васчрезвычайно

пристально и внимательно, сстрогойвежливостьювыслушиваякаждоеслово

ваше, как будто в него вдумываясь, как будто вы вопросомвашимзадалиему

задачу или хотите выпытать у него какую-нибудь тайну,и,наконец,отвечал

ясно и коротко, но до того взвешивая каждое словосвоегоответа,чтовам

вдруг становилось отчего-то неловко и вы, наконец, сами радовались окончанию

разговора. Я тогда же расспросил о нем Ивана Иваныча и узнал, что Горянчиков

живет безукоризненно и нравственно и что иначе Иван Иваныч непригласилбы

его для дочерей своих; ночтоонстрашныйнелюдим,отовсехпрячется,

чрезвычайно учен, много читает, но говорит весьма мало и чтовообщесним

довольнотрудноразговориться.Иныеутверждали,чтоонположительно

сумасшедший, хотя и находили, что, всущности,этоещенетакойважный

недостаток, что многие из почетных членов города готовывсяческиобласкать

Александра Петровича, что он мог бы даже бытьполезным,писатьпросьбыи

проч. Полагали, что у него должна быть порядочная родня в России, может быть

даже и не последние люди, но знали, что он с самой ссылкиупорнопресекс

ними всякие сношения, - одним словом, вредит себе. К тому же у нас все знали

его историю,знали,чтоонубилженусвоюещевпервыйгодсвоего

супружества, убил из ревности и сам донес на себя (что весьма облегчилоего

наказание). На такие же преступлениявсегдасмотряткакнанесчастияи

сожалеют о них. Но, несмотря на все это, чудак упорно сторонился отвсехи

являлся в людях только давать уроки.

Я сначала не обращал на негоособенноговнимания,но,самнезнаю

почему,онмало-помалуначалинтересоватьменя.Внембылочто-то

загадочное. Разговориться не было с ним ни малейшей возможности. Конечно, на

вопросы мои он всегда отвечал и даже с таким видом,какбудтосчиталэто

своею первейшею обязанностью; но после его ответов якак-тотяготилсяего

дольше расспрашивать; да и налицеего,послетакихразговоров,всегда

виднелось какое-то страдание и утомление. Помню, я шел с ним однажды водин

прекрасный летний вечер от Ивана Ивановича. Вдруг мне вздумалосьпригласить

его на минутку к себевыкуритьпапироску.Немогуописать,какойужас

выразился налицеего;онсовсемпотерялся,началбормотатькакие-то

бессвязные слова ивдруг,злобновзглянувнаменя,бросилсябежатьв

противоположную сторону. Я даже удивился. С тех пор, встречаясь со мной,он

смотрел на меня как будто с каким-то испугом. Но я неунялся;менячто-то

тянуло к нему, и месяц спустя я ни с того ни с сего сам зашел к Горянчикову.

Дальше