— Упрямиться? Я просто выбрала то, что хочу, — удивилась она.
— Нет, ты знаешь, не обостряй, — настаивал он.
— Ох, я теперь не такая. Ну что же, Дитер, ты хотел поговорить, я тебя слушаю. Начинай.
— Нет, я хотел, чтобы говорила ты, чтобы сказала, почему исчезла, убежала на край земли… спряталась вот так.
— Я не прячусь, — возмутилась Эльза. — Я уволилась с работы официально, я здесь под своим именем, так в чем же секретность? И почему ты называешь это краем земли? Посмотри на стойку… средства массовой информации половины мира здесь… сплошные события, сказала бы я.
— Ненавижу, когда ты издеваешься, Эльза. Это поза, и она тебе не идет.
Пришел официант. Эльза налила воды в анисовый напиток, посмотрела, как он мутнеет, и выпила залпом.
— Как быстро! — Потрясенный, он стал медленно пить свой кофе.
— Почему бы тебе не закончить, тогда бы мы пошли к тебе.
— Что? — Он с изумлением смотрел на нее.
— К тебе в номер, — повторила она ему, как глухому.
Он недоуменно смотрел на нее.
— Дитер, разве ты не за этим приехал? Ты сказал, поговорим, но имел в виду совсем другое, верно? Перепихнемся.
Он глядел на нее, открыв рот.
— Ну… я… ох… ладно, Эльза… не стоит упрощать. У нас же было не только это.
— Извини, я думала, что мы делали именно это, когда ты приходил ко мне по ночам и среди дня, как только была возможность.
— Эльза, я люблю тебя, ты любишь меня. Зачем эти обидные слова?
— Значит, ты не хочешь со мной в постель? — Она посмотрела на него наивными глазами.
— Ты знаешь, что хочу.
— Тогда допивай кофе и бери ключ.
— Спасибо, Вонни, никто, кроме тебя, не догадался прийти и помочь вымыть посуду в такую ночь. — Мария, вдова Маноса, стояла на пороге кухни, любуясь чистыми тарелками и сверкающими стаканами.
— Как ты справляешься со всем этим? Родственники помогли?
— Большинство — да, но некоторые говорят, что муж был безответственный и тут не поможешь.
— Всегда есть люди, которые говорят не то, что надо, — успокоила ее Вонни.
— Говоришь так, будто опыт имеешь.
— Могла бы написать книгу об этом. Кто тебя больше расстроил?
— Думаю, сестра. Сказала, что мне надо найти нового мужа и как можно скорее, пока не состарилась. Манос еще не остыл в могиле, а она мне такое предлагает.
— Это сестра, которая замужем за скрягой с другого края острова?
— Да.
— Ну, так она не большой специалист в любви, не слушай ее. Кто еще?
— Мой тесть, говорит, что не смогу вырастить его внуков здесь, что нам лучше перебраться в Афины жить с ним. Не хочу, Вонни, в самом деле не хочу. Не могу уехать.
— Конечно, не сможешь. Скажи, что подумаешь в течение года, скажи, что не следует принимать решений в течение двенадцати месяцев после похорон, скажи, что это старая традиция.
— Да? — удивилась Мария.
— Ирландская традиция, но ему не надо знать, чья это традиция, просто скажи, что всем известно.
— Он начнет планировать, если узнает, что я могла бы.
— Нет, будь решительна — никаких планов в течение года с этого момента. Через год скажешь, что дети не могут оставить школу, или еще что-нибудь.
— Неужели и тебе приходилось с этим иметь дело, с похоронами, когда они говорят все не то? Ты всегда такая спокойная.
— После похорон мамы моя сестра написала, что я была проклятием и наказанием матери, что она никогда спокойно не спала из-за меня.
— После похорон мамы моя сестра написала, что я была проклятием и наказанием матери, что она никогда спокойно не спала из-за меня.
— О нет, Вонни, это не может быть правдой.
— В молодости я была бешеная, гораздо более безответственная, чем твой Манос. Я очень обиделась, долго думала, что это действительно правда, но потом вспомнила, что иногда радовала свою мать, чего моя занудная, серьезная сестра никогда не делала, и это меня взбодрило.
— А ты поддерживаешь отношения со своей сестрой? Мне бы хотелось выйти в другую комнату и дать сестре пощечину, — сказала Мария.
— Да, я сделала это давно, но жизнь гораздо легче, если ты их не трогаешь. Поверь, я посылаю ей поздравления с днем рождения и с Рождеством каждый год.
— А она отвечает?
— Она посылает мне открытки, когда ходит в оперу в Ирландии, или из классического тура по Испании, только чтобы показать, какая она культурная. Но она одинока, у нее нет настоящих друзей. Я в миллион раз лучше живу здесь, в этом теплом, приветливом месте. Могу позволить себе отослать ей вежливые поздравления. Тебе, Мария, тоже повезло, что не была замужем за этим господином, которого выбрала твоя сестра, радуйся этому каждый день, а они будут здесь со своими монетами через два дня. Тогда не бей ее.
Мария рассмеялась.
— Мне с тобой хорошо… не думала, что буду смеяться снова. — Она положила ладонь на руку старой женщины.
— Да, ты будешь смеяться, — пообещала Вонни. — Плачь сколько сможешь, но и смеяться не забывай. Именно так можно выжить.
Дэвиду не хотелось возвращаться в дом, где он остановился. Семья горевала по погибшему сыну, и Дэвиду казалось, что он мешает. Фионе не хотелось идти пешком в дом Элени, чтобы спать там в одиночестве, зная, что Шейн бросил ее без объяснений, без письма, без самой короткой записки.
— Почему бы вам тут не остаться? — вдруг предложил Томас. — Фиона может спать в дальней комнате, Дэвид на диване. — По их лицам он понял, что они благодарны ему и рады.
Они кивнули в знак согласия:
— Эту ночь не хочется коротать одному.
— Можно остаться в участке? — спросил Андреас брата Йоргиса.
— Как раз хотел предложить.
— Идти вверх по крутой дороге до самого дома сегодня ночью кажется так далеко, сам не знаю почему.
— В такую ночь остаться одному никому не хочется, — согласился Йоргис, похлопав брата по руке. — Я тоже не хочу быть один. Рад, что ты остаешься.
Никто из них не напомнил, почему они одиноки.
Они говорили о людях на похоронах, о своей сестре Кристине и о том, что та не приехала на похороны, потому что должна была заботиться о семье, которая жила далеко. Ни слова не было сказано о сыне Андреаса Адонисе, который жил в Чикаго и не знался ни с земляками, ни с отцом, об Адонисе, который бегал в школу вместе с Маносом.
Не упомянули они и о жене Йоргиса, которая бросила его много лет назад. Жена сказала, что просто была гостеприимна с туристом. Йоргис смотрел на это как на более чем гостеприимство. Были сказаны слова, которые невозможно было взять обратно. Она давно вернулась к своей семье на Крите.
Йоргис сходил в каптерку и принес бутылку бренди «Метакса», чистые простыни и подушки.
— Ты хочешь пустить меня в камеру? — спросил Андреас.
— Нет, брат, мы с тобой в детстве всегда делили одну комнату, не рассыплемся, если вспомним, как это было. Два одиноких старика в скорбную ночь.
Вонни приготовила кофе и пахлаву для семьи Марии и Маноса и собралась тихо уйти, когда Мария вернулась на кухню.
— Вонни, можно тебя попросить об одолжении?
— Что угодно, Мария.