Зная, что не заснет, она вышла на балкон и глядела на рассвет над Агия-Анной.
Маленький городок просыпался. Затем, словно поняв, что прошедшая ночь, со всеми ее страхами и кошмарами, закончилась, она вернулась в комнату, приняла долгий душ и вымыла голову. Она надела свежее платье из желтенького ситца и села на балконе пить кофе, поглядывая на отчаливающий паром.
Он уедет в восемь утра в Афины. Она была уверена. Дитер знал, что она не уедет с ним, так зачем ждать до одиннадцати? Он не из тех, кто медлит. Клауса и остальных он отослал чартерным вертолетом вчера и знал, что теперь ее искать бесполезно. На этом балконе он ее не заметит никогда, но ей будет видно, как он уехал.
В толпе перед пристанью разглядеть его было трудно. Но она знала, что он там. Несмотря ни на что, они друг друга знали очень хорошо.
Наконец она увидела его, с растрепанными волосами, в рубашке с открытым воротом, с его вечной сумкой, с которой он почти никогда не расставался.
Он жадно искал ее в толпе, но не нашел, хотя твердо знал, что она за ним следила. Он поставил на землю сумку и поднял руки.
— Я люблю тебя, Эльза! — крикнул он. — Где бы ты ни была, всегда буду любить тебя.
Некоторые молодые люди рядом одобрительно зааплодировали. Признание в любви всегда прекрасно.
Эльза замерла. Когда маленький паром заскользил по морской глади к Пиреям, гавани Афин, по лицу ее медленно потекли слезы, капая прямо в чашку с кофе и на платье.
— Дэвид, друг мой, добро пожаловать, добро пожаловать. — Андреас был рад его видеть.
Дэвиду захотелось иметь такого отца, чье лицо светилось бы радостью при встрече с ним, а не искажалось бы от отвращения и разочарования в единственном сыне. Они говорили о вчерашних похоронах и о том, что Агия-Анна никогда больше не будет прежней.
— Вы хорошо знали Маноса? — спросил Дэвид.
— Да, мы все тут хорошо знаем друг друга, никаких секретов, все знают все. В детстве Манос приходил сюда поиграть с Адонисом и другими детьми. Они сделали качели на дереве, вон там. Он сюда сбегал от братьев и сестер, их было восемь. Адонис был единственным ребенком, поэтому мы очень радовались, когда сюда кто-то приходил поиграть с ним. Когда жена, которую забрал Господь, варила еду, она выглядывала в окошко и видела, как мальчики играют со старым псом и качаются на качелях, и она была спокойна за него. Интересно, видит ли она нас с неба, Дэвид… Видит ли, как похоронен бедный Манос… Как там живется Адонису в Чикаго, вдали от нас. Что там у нее на сердце? Оно теперь, должно быть, тяжелее камня.
Дэвиду хотелось быть таким же проницательным, как Томас. Тот сказал бы сейчас что-то умное и утешительное, он бы даже привел пару цитат из стихов, точно к месту.
Ничего подходящего в голову Дэвида не пришло.
— Знаю только про еврейский рай, да и о нем немного, — виновато сказал он.
— А в еврейском раю люди могут видеть, что происходит на земле, как ты думаешь? — спросил Андреас.
— Да, наверное, могут, но думаю, у них более широкий обзор и взгляд на вещи, они как бы видят всю картину. Я так слышал.
Странно, но это как-то успокоило Андреаса. Он даже кивнул несколько раз.
— Пойдем, Дэвид, пообедаем вместе, сегодня посетителей будет мало.
Дэвид взглянул на открытые контейнеры с блюдами, и в горле у него застрял ком. Приготовить все это и никого не дождаться.
— Никогда не пробовал такое блюдо из макарон.
— Дэвид, если не возражаешь, могу положить тебе это. Приготовил сегодня утром. Позволь предложить мусаку или кальмары? Не большая заслуга предлагать тебе то, что сделано на сегодня. — Андреас засмеялся над собой, смущенный.
— Предпочитаю мусаку. Я обратил внимание на макароны, потому что это большое блюдо.
Я обратил внимание на макароны, потому что это большое блюдо. Не хотел, чтобы ваша работа пропала зря.
— Какой ты человек. Сиди здесь на солнышке, а я принесу стаканы и тарелки…
И Дэвид сидел, размышляя, что этот глупый молодой человек делает в Чикаго, когда мог бы быть здесь.
Элени приветствовала возвращение Фионы. Было странно видеть, что все вещи Шейна исчезли, его мятые рубашки и джинсы, его полотняная сумка, жестяная коробка с табаком или с чем-то еще, с бумагой для скручивания сигарет. Она отчаянно надеялась, что он оставил ей записку у хозяйки. Но ее не было.
Вдруг у нее закружилась голова. Возможно, духота подействовала или мысль о том, что Шейн действительно ушел из ее жизни.
Чего ему стоило написать записку и оставить здесь, если не хотел делать этого в полиции. Голова закружилась, ей показалось, что она теряет сознание, но она овладела собой и встала перед доброй Элени, лицо которой выражало сочувствие и сострадание.
Вдруг по ногам потекло что-то горячее.
Должно быть, пот.
День такой жаркий.
Но, глянув на сандалии, она сразу догадалась, что это.
Элени тоже сразу все поняла, когда увидела кровь.
Гречанка помогла ей сесть на стул.
— Эла, эла, эла, — запричитала она и побежала за полотенцами.
— Элени, найдите Вонни, пожалуйста, вы знаете? — Она руками показала морщины на лице, изображая Вонни.
— Ксеро Вонни, да, знаю Вонни, — кивнула Элени и крикнула вниз детям.
Фиона закрыла глаза.
Скоро придет Вонни и сделает все, что нужно.
Вонни сидела напротив Томаса в квартире над сувенирной лавкой.
— Говорила раньше, скажу и теперь: вы платите мне огромные деньги, поэтому место ваше. Благодаря вам я богатая женщина. Не принимаю вашего сочувствия и не буду спать в доме.
— Неужели вы не принимаете дружбу, Вонни? — спросил он.
— Думаю, что принимаю, но мы все такие.
— Тогда живите здесь. Прошу вас не как домовладелицу, но как друга спать в этой маленькой комнате, которую вы красиво обставили, спите здесь, а не в сарае с курами.
Вонни рассмеялась:
— О, Томас, вы такой весь калифорнийский, такой чистюля. Какие там куры. Пара хохлаток на весь сарай…
— Останьтесь в этой комнате, Вонни, пожалуйста. Мне скучно одному в доме, одиноко, хочется, чтобы кто-то был рядом.
— Да ладно, Томас, вы любите покой и уединение. Вы чувствительный человек, не надо меня опекать, пожалуйста.
— Вы тоже чувствительная женщина, не отказывайтесь от моего предложения дружбы вот так резко. Пожалуйста.
Как раз в этот момент они услышали крик детей, которым очень срочно что-то было нужно.
— Я должна идти, — сказала она, вставая.
Он протянул руку и схватил ее за запястье.
— Вонни, никуда вы не пойдете, пока не согласитесь на мое предложение. Слышите?
— Слышу, согласна, — откликнулась она, к его удивлению.
— Отлично, тогда ладно, идите.
— Пойдемте со мной. Если хотите, можете помочь. Найдите такси на площади. — К его еще большему удивлению, она схватила несколько полотенец из ванной и побежала вниз что-то сказать по-гречески ожидавшим мальчикам.
— Что происходит? — спросил он, догоняя ее.
— Что происходит… Фиона теряет ребенка этого подонка, который ее избил, но мы не должны с ней говорить так грубо.
Томас пригнал такси, Вонни посадила двух сыновей Элени на заднее сиденье, поблагодарив тех, что быстро нашли ее. Поездка на такси для ребятишек была редким событием, и они сияли от радости. Томас хотел было спросить, действительно ли нужна его помощь, но догадался, что Вонни не позвала бы его, если бы не была уверена.