— Хочу избавиться от тебя, забыть. Хочу, чтобы ты не был частью моей жизни.
— Странным способом ты это делаешь. — Он окинул взглядом постель, с которой она только что встала.
Эльза пожала плечами:
— Я сказала, что больше не доверяю тебе, не восхищаюсь тобой, не уважаю. Секс к этому не имеет никакого отношения. Секс — это просто секс, мимолетное удовольствие, восторг. Ты сам мне это говорил, помнишь.
— Помню, но ситуация была совершенно иной. Я говорил не о нас с тобой.
— Но принцип тот же, не так ли? — Теперь она была холодна как лед.
— Но не в моем случае, мы тогда говорили о совершенно бессмысленной пьяной интрижке на кинофестивале с какой-то глупой девчонкой, чье имя я даже не могу вспомнить.
— Бригитта. А она тебя помнит.
— Только для того, чтобы рассказать тебе и позлить.
— Знаю, понимаю.
— Тогда скажи, Эльза, если понимаешь, зачем вся эта сцена? Зачем ты убежала?
— Я обо всем написала.
— Ничего ты не написала. Какой-то вздор про ответственность и о каких-то чертах, которые надо подводить. Клянусь, я ничего не понял. До сих пор в недоумении. — Его красивое лицо исказилось от эмоционального перевозбуждения, волосы всклокочены.
— Бригитта сказала мне о Монике, — заметила Эльза.
— Моника? Моника? Но она была за столетия до нашей с тобой встречи. Мы договорились, что прошлое не существует. Не так ли?
— Так.
— Тогда зачем вспоминать? Клянусь, ни разу не видел ее с тех пор, как встретил тебя. Ни единого раза.
— Знаю.
— Так объясни. Умоляю. Если ты знаешь, что я не встречаюсь с Моникой много лет… в чем же дело?
— Ты и дочь ее не видел и не думал о ней.
— Ах, — выдохнул Дитер. — Бригитта поработала как надо.
Эльза смолчала.
— Этого не должно было случиться. Я сказал Монике, что не готов стать отцом. Она знала об этом с самого начала. Все было ясно. — Он начал нервничать.
— Сколько ей, Дитер? — спокойно спросила Эльза.
Он искренне смутился.
— Монике?
— Герде. Твоей дочери.
— Не знаю, я сказал тебе, не знаю о них ничего.
— Должен знать.
— Лет восемь или девять, полагаю. Но почему ты спросила, Эльза? Это к нам не относится.
— Ты отец ребенка. Это относится к тебе в какой-то мере.
— Нет, не относится. Это старый случай из моего прошлого, и я не виноват. Моника отвечала за контрацепцию. К ребенку я не имею никакого отношения, никогда не собирался заводить детей. Мы оба начали новую жизнь.
— А у Герды жизнь началась с безотцовщины.
— Перестань называть ее по имени, ты ее не знаешь, просто повторяешь слова этой стервы Бригитты.
— Ты должен был мне сказать.
— Нет, это было бы неправильно. Ты бы думала, что я не могу забыть ребенка от другой женщины. Будь справедлива, Эльза, тебе и это не понравилось бы.
— Мне бы это понравилось гораздо больше, чем папочка, бросивший своего ребенка, который ждет его и мечтает о нем.
— Это фантазии, ты же ничего не знаешь о ребенке.
— У меня та же история. Отец бросил нас, и я годами ждала его, надеясь и мечтая. Каждый день рождения, каждое Рождество, каждое лето. Я была уверена, что он напишет, позвонит или придет повидаться со мной.
— У тебя было по-другому. Твой отец жил с вами. У тебя было право думать, что он рядом. В моем случае я не имел к ребенку Моники никакого отношения. Никогда. Не могло быть никаких надежд.
Никогда. Не могло быть никаких надежд.
Эльза долго смотрела на него.
— Что мне сделать, скажи? — наконец спросил он.
— Ничего, Дитер.
— Ты вернешься ко мне, если я как-то налажу связь с ребенком, которого не знаю?
— Нет, я никогда к тебе не вернусь.
— Но все это… — Он снова посмотрел на постель, где они любили друг друга. — Это для тебя что-нибудь значило?
— Знаешь, что значило. Прощание. — Она надела платье и сандалии и, сунув нижнее белье в сумочку, направилась к двери.
— Ты не можешь этого сделать! — закричал он.
— Прощай, Дитер. — Она вышла через аккуратный маленький садик Анна-Бич в сторону ворот. Синий пиджак она перекинула через плечо.
Дитер крикнул ей вслед:
— Не уходи, Эльза, пожалуйста, не уходи. Я так люблю тебя. Не оставляй меня…
Она не остановилась.
Вонни заметила, что в доме Марии совсем нет молока, а утром всем его захочется. Как только дыхание Марии стало ровным, Вонни тихонько выбралась из большой двуспальной кровати и отыскала глиняный кувшин. Она решила сходить в Анна-Бич, где кухня открыта всю ночь.
Возвращаясь с молоком, которое ей охотно дали на кухне, она встретила красивую немку с заплаканным лицом. Вонни спряталась за большую бугенвиллею, чтобы та ее не заметила.
Послышался голос мужчины, который громко звал девушку. Вонни плохо знала немецкий, но поняла его слова, и, на ее взгляд, они были искренними.
Но Эльза даже не оглянулась.
Глава восьмая
Томас отправился за инжиром и свежим хлебом для завтрака. Он приготовил побольше кофе и расставил чашки.
Фиона вышла к столу бледная и усталая, но с благодарной улыбкой. Дэвид свернул легкое покрывало, которое дал ему Томас, взбил подушки и поспешил к столу.
— Он нас балует, Фиона. Как нам повезло найти такого благодетеля!
— О, знаю. — Фиона тоже радовалась. — Чувствую себя гораздо сильнее сегодня, полна планов.
Томас улыбнулся ей.
— Расскажите нам о своих планах, — сказал он.
— Собираюсь в полицию, поговорить с начальником. Я теперь спокойна, и никакой истерики. Попрошу его помочь отыскать Шейна. Он может знать, куда Шейн направился. В Афинах мы были всего сутки по пути сюда, но ему понравилась площадь Синтагма. Возможно, Йоргис знает тамошних полицейских, которые могли бы передать ему весточку. Потом я вернусь к Элени и переоденусь. Не снимала это платье несколько дней. А потом найду Вонни и спрошу ее, надо ли помочь с детишками. — Глаза у нее сияли, и потерянное, испуганное выражение лица исчезло.
Дэвид тоже казался возбужденным.
— Собираюсь еще раз пройтись до таверны Андреаса. Он был таким джентльменом, если это слово уместно.
— Он именно такой и обрадуется вам. Передайте ему привет, ладно?
— Ладно, — пообещал Дэвид.
— Мне сегодня тоже надо кое-что сделать. Позвоню, когда они в Калифорнии проснутся. Позвоню сыну. Но прежде надо отыскать Вонни, она не была дома с прошлой ночи.
— Откуда вы знаете? — удивился Дэвид.
— Потому что обычно она бродит там с фонариком, а ночью ее не было. Но когда я ее найду, потребую, чтобы она спала в своей комнате, мне стыдно и зудно, что она живет в этом курятнике.
— Зудно? — переспросила Фиона.
— Я знаю, это отличное слово. Означает раздражение, зуд, словно муравьи бегают у тебя в штанах.
— Шейну это слово понравилось бы, — радостно подхватила Фиона.
Мужчины промолчали.
Эльза сидела у себя в номере.