— Какой же ты все-таки душка, Стэн, — сказала Одетта, которая от такого проявления заботы едва не прослезилась. — Я всегда знала, что на тебя можно положиться.
Стэн расплылся в улыбке.
— По крайней мере, эта митра прикроет замшу у меня на башке.
— Это не замша, — произнесла Одетта, нежно поглаживая приятеля по гладко выбритой голове, — это, поверь мне, самый настоящий атлас.
— Ладно, заканчивай меня гладить, а то весь оставшийся лак с башки сотрешь, — пробормотал Стен.
В коридоре послышался звучный, хорошо знакомый Одетте голос.
— А вот и я! Эй, Одетта, где ты там?
— Джун! Наконец-то! — Одетта с облегчением вздохнула и поспешила навстречу подруге. — Я, признаться, стала уже подумывать, что ты не приедешь. Между прочим, с твоим появлением у меня стало сразу два метрдотеля. Вернее, одна митра плюс один корсет.
— О чем это ты толкуешь? — спросила Джун, которая, как только приехала, сразу приступила к работе и стала доставать из ящика сложенные стопкой новенькие скатерти. — Острить пытаешься? Зря, лучше займись делом. У тебя когда обед-то? Сегодня?
Светловолосая, энергичная Джун, затянутая в тесное платье, как в перчатку, была воплощением уверенности, которой так не хватало Одетте.
— Сегодня вечером. Ровно в восемь. — Одетта мельком глянула на часы и поняла, что времени остается в обрез.
Джун с сомнением оглядела обеденный зал.
— Я велела Джею прихватить с собой самых зубастых журналюг. Надо же сфотографировать знаменитостей, которые здесь соберутся.
У Джея имелись обширные знакомства среди папарацци, у которых была одна крайне неприятная привычка. Все они, будучи приглашенными на вечер, пили, как заключенные в день выхода на свободу.
— Да, сегодня знаменитостей здесь будет хоть отбавляй, — с уверенностью сказала Одетта, чувствуя, как при мысли об этом у нее начинает подниматься настроение.
Саския ее уверенности не разделяла. Она только что переговорила по телефону со своей приятельницей Фебой Фредерикс — журналисткой, которую друзья звали просто Фредди. Эта самая Фредди, знавшая половину Лондона, сказала ей буквально следующее:
— Боюсь, я не смогу сегодня приехать на открытие «РО». Джимми, брат Феликса, пригласил всех нас на обед. Похоже, хочет сообщить что-то очень важное, так что отказаться нет никакой возможности.
Жених Фебы, журналист и литератор Феликс Сильвиан, был чрезвычайно привлекательным светским молодым человеком, которого приглашали на самые престижные лондонские тусовки, так что в смысле знакомств он ничуть не уступал своей невесте. Саския хорошо знала Феликса и его брага Мунго, но их старшего брата Джимми никогда не видела. Поэтому она не удержалась и спросила:
— А Джимми — он какой?
— Само очарование, — ответила Феба. — Кстати, ты в курсе, что сегодня юбилей «Клиники», на котором собирается блеснуть своими талантами Флориан Этуаль? Там будет весь Лондон.
— Но ведь «Клиника» — один из ресторанов Калума Форрестера! — воскликнула Саския, которая была напрочь сражена этим известием. — Одетта дожидается Калума здесь, в «РО».
— Успокойся, Калум — это такой тип, который ухитряется бывать в десяти местах одновременно. Так что в «РО» он тоже почти наверняка заглянет. Хотя, конечно, совпадение любопытное, — сказала Феба и стала прощаться: — Извини, мне пора собираться. Постараюсь все-таки — пусть и поздно вечером — к вам выбраться. Если нет, встретимся на примерке в ателье в пятницу.
— Можно я пойду в сортир и переоденусь? — спросила Джун.
— Можно я пойду в сортир и переоденусь? — спросила Джун. — Я, знаешь ли, захватила с собой чрезвычайно сексуальное платьице.
— В сортире все еще орудуют сантехники. Так что переоденься у меня в кабинете, — сказала Одетта.
Джун вернулась меньше чем через минуту.
— Похоже, там у тебя… хм… кто-то отошел в лучший мир. Лежит, не двигается, не дышит. Короче, мертвяк мертвяком.
— Господи, это же Ферди!
Одетта влетела в новехонький, с иголочки кабинет, где пахло деревом и свежей краской. «Восходящая звезда британской кулинарии» распластался на ковре лицом вниз и в полном соответствии с тем, что сказала Джун, не двигался и не дышал. Вернее, почти не дышал, поскольку не умер, а был мертвецки пьян, о чем свидетельствовали стоявшие на столе рядом с компьютером две бутылки от «Столичной»: одна совершенно пустая, а в другой что-то еще плескалось.
— Только не говори Неду, — бросила Одетта через плечо Джун, перевернула своего шефа на спину и принялась хлестать его по щекам. Тот на мгновение пришел в себя, пробормотал: «Лучше бы я их пристрелил, блин…», после чего окончательно впал в беспамятство.
8
Первое, что бросилось Эльзе в глаза, когда они с Йеном проехали мимо «РО» в поисках стоянки, были закрашенные мелом стекла. Впрочем, закрашены они были довольно небрежно, и кое-что разглядеть ей все-таки удалось. Прежде всего не могло быть никакого сомнения, что за стенами ресторана кипит бурная деятельность.
Когда Йен, продолжая кружить по близлежащим улицам в поисках парковки, проехал мимо «РО» во второй раз, окна уже протирали. Некто, орудуя мокрой тряпкой, слой за слоем снимал со стекол побелку, как примерно лазер хирурга снимает с больного глаза катаракту. По мере того как окна обретали прозрачность, все лучше становилось видно то, что происходило внутри здания. Теперь взору Эльзы открылись ряды столов и расставленных вокруг них стульев. На столах грудами были навалены какие-то тряпки, так что со стороны обеденный зал можно было принять за арендуемое Армией спасения помещение, где перебирают и сортируют предназначенную для раздачи беднякам ношеную одежду.
— Боже, какой же здесь бедлам, — заметил Иен, когда они с Эльзой, припарковав наконец свой автомобиль, прошли в холл, где валялось сковырнутое с пьедестала металлическое изображение Девы Марии.
— Слава создателю, вы приехали! — приветствовала приятелей Одетта, спеша им навстречу. — Мне, конечно, не хотелось бы обременять вас просьбами — как-никак вы мои гости, но дело в том, что мне срочно требуется помощь.
У Йена сразу вытянулось лицо, но Эльза ткнула его локтем в бок и, мило улыбнувшись Одетте, сказала:
— Разумеется, дорогая, о чем речь? Скажи только, что надо делать.
Не прошло и пяти минут, как Йен, который был по специальности журналистом-музыковедом, уже трудился в поте лица в баре, расставляя по полкам бутылки и стаканы. Эльзе же доверили занавешивать шторами для душа не отмытые до конца от мела окна. Рядом с ней стояла незнакомая блондинка с длинным лицом, поддерживавшая стремянку, на которую взгромоздился мужчина в опереточном, зеленом, как молодая травка, облачении епископа.
Присмотревшись, Эльза поняла, что знает этого человека, и сказала:
— Привет, Стэн. Мне нравится, как ты все здесь устроил. Похоже на трапезную монахов, принадлежащих к нищенствующему ордену.
— Спасибо на добром слове, куколка, — расплылся в довольной улыбке Стэн. — Жаль, что я так и не успел сколотить соответствующие ставни для окон. Кстати, ты знакома с моей женой?
— Саския Ситтон, — представилась блондинка с длинным лицом.