К тому же я не думаю, что он сам пожелает общаться со мной.
– Он был очень огорчен тем, что его план не удался?
– Он был скорее зол, но меня поддерживала уверенность, что я поступаю правильно, и я не испугалась его гнева.
– Еще бы он не злился! Потерять такую добрую и покладистую невесту, как ты! Тем более он не знает до сих пор, что тетя Джозефина не объявляла никого из нас своими наследницами.
– Хотя он вел себя неподобающе, придумав эту ужасную ложь, во всем этом есть и моя вина. Я позволила ему ухаживать за мной, несмотря на предупреждения матушки, и, вероятно, дала ему основания полагать, что отвечаю на его чувства.
– Чувства! Его единственное чувство – жажда денег. Если бы я была рядом, я бы сразу раскусила его и не позволила даже приблизиться к тебе! Но тебе понадобилось много сил, чтобы перенести все это.
Дженни улыбнулась самонадеянности младшей сестры, уверенной, что безошибочно разбирается в людях. Впрочем, судя по тому, как удачно она добивалась желаемого, ее утверждения были небезосновательными.
– Мама сама поговорила с ним, мне пришлось только подтвердить свое решение разорвать помолвку. Ты только представь, он не поверил матушке на слово, решил, будто она меня к этому принудила! – Дженни была возмущена и испытывала стыд при воспоминании о сцене, произошедшей в доме тетушки Грантли. – Давай больше не будем говорить об этом, Полли. За последние месяцы жизнь преподала мне больше уроков, чем за предыдущие восемнадцать лет, и я надеюсь, что хорошо усвоила их и больше не доставлю моим близким проблем.
– Ты права! Завтра свадьба, и мы хорошо повеселимся, у тебя не будет отбоя от кавалеров, а мистеру Доэрти останется только завидовать. Хотя было бы недурно сыграть с ним какую-нибудь шутку в том же роде.
– Неужели ты совсем не волнуешься перед таким важным событием?
– Если бы тебе пришлось пересказывать тете Джозефине историю завоевания Британии норманнами, когда ей однажды приспичило проверить, насколько хорошо мой учитель отрабатывает свой хлеб, ты бы уже никогда не волновалась, – засмеялась Полли, как обычно отвечая полушутя-полусерьезно. – Я стану волноваться, когда выходить замуж будешь ты.
– Навряд ли это когда-нибудь произойдет, Полли. Когда выходит замуж младшая сестра, старшая сразу же становится в глазах окружающих старой девой.
– Кто внушил тебе эту чушь?! Разумеется, ты выйдешь замуж, а перед этим влюбишься, я уверена.
Дальнейший разговор не представляет интереса для читателя, так как состоит из взаимных заверений в любви и нежности, которых хватило бы на все пропущенные годы.
– Какую же ошибку я допустила, Полли, когда позволила этому молодому человеку так часто беседовать с Дженни вне пределов моего слуха! – гнев Алисон в равной степени распространялся на мистера Роберта и на себя саму. – Бог знает, что он наговорил ей и какими бреднями увлек ее бедное сердечко! А теперь она страдает из-за этого негодного мужчины!
– Не стоит казнить себя, по твоим словам, сначала он казался вполне благородным, а ошибиться может каждый. К тому же она не была слишком сильно влюблена, так что эти огорчения вскоре забудутся, – увещевала Полли.
– Ты права, но мне надо быть осмотрительнее, Дженни излишне доверчива, а я не догадалась проверить как-нибудь правдивость его рассказов и узнать побольше о его семействе, так впечатлил меня вполне достойный отчим мистера Доэрти.
– Но что он все-таки сказал тебе? Как жаль, что меня не было с вами в Лондоне, уж я бы нашла, что ответить этому интригану! – бушевала Полли.
Ужас и гнев, овладевшие Алисон, заставили ее несколько раз лихорадочно обойти просторную гостиную миссис Грантли, и она изрядно запыхалась, когда наконец уселась на прежнее место, чтобы перечитать письмо и подумать, что ей теперь делать.
Ужас и гнев, овладевшие Алисон, заставили ее несколько раз лихорадочно обойти просторную гостиную миссис Грантли, и она изрядно запыхалась, когда наконец уселась на прежнее место, чтобы перечитать письмо и подумать, что ей теперь делать.
– Как он посмел! О негодяй! – подобные и более сильные высказывания помогли ей выплеснуть эмоции. – Впрочем, чему удивляться, если он племянник графини Теодоры, – добавила она, несколько успокаиваясь.
Вопросов перед ней стояло три, и все надо было решить деликатно, но твердо. Во-первых, сообщить Дженни о коварстве ее жениха, во-вторых, поставить в известность тетушку Грантли, которая может отреагировать самым неожиданным образом. И наконец, переговорить с самим молодым человеком и бесповоротно прервать с ним всякое общение.
Алисон была твердо уверена, что не должна позволять впредь Дженни встречаться с ним – неизвестно, какие аргументы могут быть у этого человека без совести и как он может повлиять на чувства Дженни или даже заставить ее поступить вопреки собственной воле и желанию ее родных.
Начать Алисон решила с тетушки Грантли, как можно более укоротив историю, рассказанную старой графиней, и выставив молодого человека просто охотником за богатством. К счастью, тетя обошлась без излишних охов и ахов, вместо этого ограничившись несколькими словечками из лексикона своего покойного мужа. После этого она высказала свое полное одобрение планам племянницы и пожелала отбыть вместе с ней и ее дочерью в Риверкрофт сразу после того, как мистер Доэрти навсегда исчезнет из их жизни. Она предлагала написать молодому человеку письмо и ограничиться этим, но Алисон была уверена, что так просто он не откажется от своих планов и им придется выдержать серьезный бой.
Оставив тетушку предаваться громогласным угрозам и сладостным мечтам относительно того, как можно отомстить негодяю, а также клясть всех коварных мужчин, включая покойного мужа, миссис Браун поднялась к дочери.
Дженни, по обыкновению, сидела с книгой у окна, однако не читала, а думала, и мысли ее, судя по выражению лица, отнюдь не были похожи на счастливое ожидание радостного события. Став невестой, Дженни ничуть не оживилась, напротив, выглядела более нервной и беспокойной, и это нездоровое возбуждение нравилось ее матери не больше, чем унылая меланхолия предыдущих месяцев.
Укрепившись во мнении, что делает благое дело, миссис Браун присела напротив дочери и начала с вопроса, который следовало бы задать в тот день, когда Дженни и Роберт обручились:
– Дорогая моя, скажи, ты сильно любишь мистера Доэрти?
Девушка боялась задавать этот вопрос даже самой себе и была очень благодарна матери, которая просто приняла ее решение как данность, без уговоров и душеспасительных бесед. Теперь же она сразу почувствовала, что возникла какая-то причина для того, чтобы мать спросила об этом именно сегодня, и не нашла в себе силы солгать.
– Я не знаю, матушка. Он очень нравится мне, с ним интересно, и мы хорошо понимаем друг друга. Наверное, со временем я полюблю его так же, как он меня.
– До сих пор и я так думала и полагала, что этого достаточно для счастливого брака. К тому же твой… мистер Доэрти сказал мне то же самое, он не обольщается насчет твоих чувств, но уверен, что они станут сильнее. Я была обеспокоена тем, что ты выходишь замуж не по любви, но сама в свое время поступила так же, и твой отец старался не дать мне повода жалеть об этом. – Алисон старалась избегать упреков в адрес мистера Брауна в присутствии Дженни. – Но сейчас я узнала нечто неприятное, что вынуждена сообщить тебе вместе с настоятельным советом разорвать вашу помолвку.
Дженни побледнела, но явно готова была выслушать новость до конца. Миссис Браун пересказала уже известное читателю содержание письма старой графини Рэдволл своими словами, по возможности избегая сильных выражений.