Как и следовало ожидать, Дженни разрыдалась, но Алисон не могла избавиться от ощущения, что в этих рыданиях слышится и некоторое облегчение. Поспешно принятое решение явно тяготило Дженни, хотя она и боялась в этом признаться даже себе самой. Ее поступок был похож на скоропалительное бегство из одной привязанности в другую, но мистер Доэрти не тот человек, который может предоставить девушке тихую гавань как приют для будущего счастья.
Жалея дочь, Алисон тоже всплакнула, а когда Дженни прекратила рыдать и была готова к продолжению разговора – не раньше, чем выпив чашку успокоительного чая, – миссис Браун спросила, что она думает обо всем этом.
Бедная девушка горячо поддержала мысль о разрыве помолвки, ее мучили обида и стыд, к которым примешивался страх перед грядущим объяснением. Любящая матушка очень утешила ее, пообещав сама переговорить с мистером Доэрти, которому тотчас написала коротенькую сухую записку с просьбой пожаловать к вечернему чаю.
Сначала она хотела объясниться утром, но Дженни была уверена, что не уснет, не покончив с позорной помолвкой. Бог знает, какую боль пришлось испытать этой девушке, заслуживающей подлинного счастья, но судьба не выбирает, кому посылать испытания, и иногда случается, что ее удары настигают одну и ту же цель дважды или трижды.
Теперь ей оставалось только мерить шагами свою комнату, перебирая в памяти все признания и обещания вероломного юноши, в то время как Алисон величественно восседала в гостиной, мечтая, чтобы все это поскорее закончилось и обе они отправились наконец прочь из коварного города, сулящего всякие радости и приносящего лишь боль и разрушение.
Роберт явился в назначенный час, довольный собой и успехом своих замыслов. Записка ничуть не удивила этого самонадеянного господина, возможно, он считал, что миссис Браун желает обсудить детали свадьбы или пригласить его сопровождать их в Риверкрофт на венчание другой своей дочери с его кузеном. К тому же ему неминуемо нужно было сознаться в своих родственных связях, и приглашение миссис Браун было для этого вполне подходящим моментом. Читатель может быть уверен, что у него имелось наготове объяснение, почему он так долго скрывал свое родство с Рэдволлами.
– Я счастлив видеть вас, мадам, – начал он с очаровательнейшей из своих улыбок. – Надеюсь, с мисс Дженни все в порядке?
«Разумеется, добавил немного беспокойства в интонацию», – подумала Алисон, настроенная видеть в каждом слове юноши только ложь и притворство.
– Она в полном порядке, сэр. Должна вам сказать, что это ваши дела не в порядке, – сарказму ее позавидовала бы сама графиня Теодора.
– Прошу вас объясниться, мадам, – терпением молодой человек явно не отличался.
– Мне не доставляет удовольствия разрушать ваши планы, но я вынуждена сообщить вам, что моя дочь разрывает помолвку, заключенную ею необдуманно, под влиянием сиюминутной слабости, и приносит вам свои искренние извинения. Поскольку об этом факте знали всего несколько человек, ваша репутация не пострадает. Если это необходимо, мы готовы взять на себя всю вину и предоставить удобное вам объяснение.
Удар был неожиданным, и мистер Доэрти, судя по его перекосившемуся лицу, едва сдержал гневные или даже оскорбительные слова. Его богатый прошлый опыт помог ему овладеть собой хотя бы внешне и придать голосу более или менее спокойную интонацию:
– Могу я спросить у мисс Браун, чем вызвано ее решение и является ли оно добровольным? Полагаю, я своим пламенным искренним чувством заслужил ее собственное признание!
– Пламенным чувством! – Наглость молодого человека не переставала удивлять Алисон с момента получения ею письма от старой графини. – Боюсь, ваше пламенное чувство обусловлено величиной приданого Дженни.
– По-моему, миссис Браун, с момента нашей помолвки я еще не заводил речи о приданом вашей дочери, – его угрожающий тон действительно был способен напугать впечатлительную натуру, но наша героиня пока держалась мужественно.
– По-моему, миссис Браун, с момента нашей помолвки я еще не заводил речи о приданом вашей дочери, – его угрожающий тон действительно был способен напугать впечатлительную натуру, но наша героиня пока держалась мужественно.
– Разумеется, вы почерпнули эту информацию у вашей тетушки, графини Рэдволл. Равно как и печальную историю несчастной влюбленности моей Дженни в ее сына. – Не дав ему продолжить, Алисон решила одним разом выплеснуть все свое негодование. – Что помогло вам измыслить историю, которая неминуемо должна была привязать мою дочь к вам, учитывая ее доброту и сострадание. Трагическая судьба вашей первой жены служит достаточным примером, чтобы любая мать стала остерегать свое дитя от брака с вами, сэр!
Надо было слышать, как она добавила это «сэр»! Но, как читатель уже может понять из характера мистера Доэрти, он не собирался так легко отказываться от цели, на достижение которой потратил столько времени и сил.
– Миссис Браун, ваши речи оскорбительны для джентльмена! Мисс Браун дала мне слово, и только перед ней я обязан держать отчет в своих чувствах! До тех пор, пока она не объяснится со мной лично, я считаю ее своей нареченной невестой.
– Ваша интрига недостойна джентльмена, сэр. – Алисон почувствовала, что избавиться от него будет не так-то просто. – Если вам угодно, я попрошу Дженни спуститься и подтвердить свое самое горячее желание более не иметь с вами ничего общего.
– Я бы хотел встретиться с ней наедине, – ледяным тоном ответствовал дерзкий юноша.
– Об этом не может быть и речи, – с той же интонацией заявила Алисон. – Я не позволю вам причинить Дженни еще какие бы то ни было огорчения. Достаточно того, что вы задели ее чувствительную натуру лживыми признаниями, и бог знает, как скоро она оправится от этого предательства. Единственное, что я согласна сделать, это не посвящать в подробности вашей биографии миссис Грантли, под кровом которой эта история началась и должна закончиться.
Противостояние этих двух характеров должно было закончиться победой миссис Браун, это мистеру Доэрти пришлось признать, поскольку угроза была на самом деле серьезна. Он достаточно узнал тетушку Джозефину, чтобы представить, как громогласно она будет на всех перекрестках возвещать о его низости и подлости, разрушая образ благопристойного серьезного юноши, который он сумел построить с помощью своей матери. Поэтому он удовольствовался только мрачным созерцанием бледного личика Дженни, которую позвали в гостиную.
– Мне горько услышать от миссис Браун о вашем решении прекратить нашу помолвку. Прошу вас еще раз подумать о том, сколь счастливы мы могли бы быть!
«Он еще смеет не терять надежды», – подумала Алисон с досадой.
– О каком счастье вы говорите, сэр? – тихонько промолвила Дженни. – Прошу простить меня, но это совершенно невозможно. Я очень виновата перед вами, но я не могу принять вашу руку. А теперь прошу простить меня еще раз, я должна уйти.
«Умница, про сердце она не сказала, только про руку, – заметила про себя миссис Браун. – Моя золотая девочка, как она была корректна – ни упреков, ни разбирательств. В ней гораздо больше благородства, чем нужно девушке в Лондоне. Надо срочно возвращаться домой».
Проводив взглядом заплаканную Дженни, стремительно выскочившую из комнаты явно из опасения, что мистер Доэрти будет удерживать ее, она повернулась к молодому господину:
– Надеюсь, вы убеждены в ее намерениях, сэр. Уверяю вас, они не имеют ничего общего с капризами влюбленной девушки. Прошу вас оставить нас и не пытаться более вступать в переписку или какое-то другое общение с моей дочерью.
Взбешенный, едва поклонившись, Роберт вылетел из комнаты, уже на лестнице дав волю выражениям, половину из которых миссис Браун никогда не слышала, а уж Дженни вообще бы ничего не поняла.