Сюзанне Камил, которая вдохновила меня на эту книгу, сказав как-то: «Однажды ты сочинишь историю про привидение»
Глава первая
Мы обманываем родителей из сострадания. Ради их же пользы. Уж я-то знаю, о чем гово-рю. Если бы папа с мамой догадались о состоянии моего банковского счета, проблемах в личной жизни, протекающих трубах и просроченных налогах, то наверняка бы заработали инфаркт, и на сетования доктора «кто же их довел до жизни такой?» мне нечем было бы крыть. Поэтому уже спустя десять минут после того, как мама с папой появились в моей квартире, я нагромоздила гору лжи:
1. Я абсолютно уверена в светлом будущем нашего кадрового агентства «L&N».
2. О таком бизнес-партнере, как Натали, можно только мечтать, а на моей бывшей работе все равно ловить было нечего.
3. Пицца, черешневые йогурты и водка – это не весь мой рацион.
4. Да, я помню, что на просроченные штрафы набегают пени.
5. Конечно, я посмотрела фильм по Чарльзу Диккенсу, который они подарили мне на про-шлое Рождество, мне очень понравилось, особенно та тетка в шляпке. Точно, Пеготти. Именно ее я имела в виду.
6. В выходные я как раз собираюсь установить пожарную сигнализацию, как хорошо, что они мне напомнили.
7. Да-да, будет так мило собраться нашим семейным кланом.
Итого семь пунктов чистого вранья, и это не считая комплимента маминому костюму. А ведь о главном мы еще ни словом не обмолвились.
Наспех накрасив ресницы, я выхожу из спальни в траурном платье и обнаруживаю, что мама внимательно изучает старый телефонный счет.
– Не беспокойся, – быстро говорю я, – завтра оплачу.
– Да уж, – откликается мама, – иначе тебе отключат телефон и потребуется целая вечность, чтобы его снова включили, а мобильники здесь ужасно принимают. А вдруг что серьезное слу-чится? Что ты тогда будешь делать?
Она страдальчески сводит брови. Можно подумать, над нами и вправду нависла жуткая уг-роза, в спальне голосит роженица, за окном бушует потоп, а вертолет невозможно вызвать. Что делать?!
– Э-э… я не подумала об этом, мам. Оплачу, честное слово.
Мама вечно пребывает в тревоге. Если вы видите ее напряженную улыбку и расширенные от ужаса глаза, знайте, в голове у нее разворачивается очередной апокалипсический сценарий. Именно так она выглядела на моем выпускном. А позже призналась, что неожиданно приметила люстру, висящую на хлипкой цепочке, и тут же представила, как та летит на девичьи головы.
Вот и сейчас она нервно теребит свой черный костюм с накладными плечиками и вычур-ными металлическими пуговицами, который ей совсем не к лицу. Я смутно помню, что костюм-чик этот появился лет десять назад, когда мама бегала по собеседованиям, устраиваясь на рабо-ту, а я обучала ее базовым компьютерным навыкам, например, пользоваться мышью. Мама тогда устроилась в благотворительный детский фонд, где, к счастью, нет никакого дресс-кода.
В нашей семье никому не идет черный. Папу скучный траурный костюм делает безликим. Вообще-то, он у меня очень импозантный, пусть и не супермен. Волосы у папы темно-каштановые, тогда как мы с мамой – блондинки, ну или почти блондинки. Родители выглядят идеальной парой, но только если не переживают из-за всяких пустяков. И когда находятся в сво-ей стихии, то есть в нашей корнуолльской глуши, где мы все разгуливаем во всяком старье, а семейные парадные обеды сводятся к поеданию пирогов в старой рассохшейся отцовской лодке. Но особенно эффектно папа с мамой смотрятся, когда играют в любительском оркестре, где, собственно, и познакомились. Вот только сегодня ни пирогов, ни оркестра, да к тому же все на взводе.
– Так ты готова? – Мать смотрит на мои ноги: – Где твои туфли, дорогая?
Я в изнеможении падаю на софу.
– Мне действительно нужно присутствовать?
– Лара! Она твоя двоюродная бабушка. И прожила целых сто пять лет.
Мама сообщила, что моей двоюродной бабке было сто пять лет, не меньше ста пяти раз. Думаю, это потому, что ничего другого она о ней не знает.
– Ну и что? Я ее даже не видела никогда. И никто из нас не видел. Это так глупо. Зачем нам тащиться в Поттерс-Бар ради какой-то старой перечницы, которую мы знать не знали? – Я пожимаю плечами, чувствуя себя скорее капризной трехлеткой, чем серьезной особой двадцати семи лет, владелицей собственного бизнеса.
– Дядюшка Билл со своими тоже будет, – замечает отец. – А если уж он счел нужным…
– Это касается всей семьи, – добавляет мама с энтузиазмом.
У меня аллергия на семейные сборища. Иногда я думаю, что лучше быть семенем одуван-чика: ни тебе родственников, ни обязательств, перелетаешь с места на место на пуховом пара-шюте.
– Это не займет много времени, – уговаривает мама.
– Конечно, займет. И каждый будет задавать дурацкие вопросы о… сама знаешь о чем. – Я прожигаю взглядом ковер.
– Никто тебя не тронет, – тут же возражает мама и оглядывается на папу в поисках под-держки. – Никто даже не заикнется.
Неловкая пауза. Все мы чувствуем присутствие Не-будем-говорить-кого и старательно притворяемся, будто его не существует. Наконец папа берет инициативу в свои руки.
– Кстати, что касается… последних событий, – смущенно бормочет он. – Как ты вообще поживаешь?
Мама напряженно слушает, хотя и делает вид, будто поглощена исключительно собствен-ной прической.
– Да как тебе сказать… – произношу я после паузы. – Все отлично. В смысле, вы же не рас-считываете, что я прямо сразу…
– Ну разумеется, нет, – подхватывает папа. – И настороженно продолжает: – Но у тебя точ-но… все в порядке?
Я киваю.
– Прекрасно, – мама явно обрадована, – я знала, что ты справишься… со всем этим.
Поскольку еще недавно я начинала рыдать, как только слышала имя Джош, мои родители зареклись произносить его вслух. Какое-то время мама называла его Не-будем-говорить-кто. Те-перь он просто «все это».
– И ты… не искала больше с ним встречи? – Папа смотрит куда угодно, только не на меня, а мама теперь увлеченно роется в сумочке.
Еще один эвфемизм. На самом деле папа интересуется, не закидывала ли я Джоша отчаян-ными эсэмэсками.
– Нет, – краснею я, – ничего я ему не посылала.
Папа мог бы и не напоминать. И вообще, зачем делать из мухи слона? Не так уж много со-общений отправляла я Джошу. Не больше трех в день. Разве это много? И они не были такими уж отчаянными. Я просто писала то, что думала, ведь именно так и полагается вести себя с близ-ким человеком.
Посмотрела бы я на девушку, которой удалось взять и выключить свои чувства, потому что так поступил ее возлюбленный. Наверное, такая могла бы сказать: «Вот и отлично! Значит, ты хочешь, чтоб мы больше никогда не встречались, никогда не занимались любовью, никогда не разговаривали и вообще никак не пересекались. Потрясающая идея, Джош, и как я сама до этого не додумалась?»
Вот она, жизнь: ты посылаешь сообщения, делишься сокровенными чувствами, а твой бывший меняет телефонный номер да еще кляузничает твоим родителям. Подлый трус!
– Я понимаю, ты была очень расстроена, для тебя выдалось нелегкое время, – папа сму-щенно откашливается, – но прошло уже почти два месяца. Надо жить дальше, дорогая. Встре-чаться с другими молодыми людьми… развлекаться…
Господи, я не выдержу еще одной папиной лекции о миллионах настоящих мужчин, гото-вых пасть к ногам такой красавицы, как я.