Он не собирался сюда, пока продюсер не сказал, что «похороны проде-монстрируют всем его человечность». Я подслушала их разговор.
– Диаманта! – сердито обрывает ее тетушка Труди.
– Но это же правда! Да он первый лицемер на свете. Да и ты тоже. А я торчу здесь, вместо того чтобы пойти на вечеринку к Ханне. – Диаманта обиженно надувает губы. – Между прочим, там должно быть классно! И все ради того, чтобы папочка мог прикинуться «заботливым семья-нином». Разве это честно?
– Диаманта! – Труди начинает злиться. – Это твой отец оплатил ваше с Ханной путеше-ствие на Барбадос. Ты еще помнишь об этом? А операция по увеличению груди, о которой ты мечтаешь? Кому она вылетит в немалую сумму, как ты думаешь?
Диаманта вздыхает глубоко и обиженно:
– Как ты можешь так говорить. Увеличение груди – это благотворительность.
Я по-настоящему заинтригована:
– А какая связь между грудью и благотворительностью?
– После операции я дам интервью журналу, и доходы пойдут на благотворительные це-ли, – сообщает Диаманта с гордостью. – Скажем, половина или около того.
Я оглядываюсь на маму. Она явно в шоке, а я едва сдерживаюсь, чтоб не захохотать в го-лос.
– Здравствуйте. – Откуда-то сбоку к нам придвигается дама в серых брюках и с жестким пасторским воротничком. – Примите мои извинения. Надеюсь, вам не пришлось ждать слишком долго.
У нее коротко стриженные волосы «соль с перцем», очки в темной оправе и низкий, почти мужской голос.
– Примите мои соболезнования. Такая утрата… – она смотрит на гроб. – Наверное, вас предупредили, и если вы принесли фотографии покойной, то…
Мы обмениваемся сконфуженными взглядами. Тетю Труди вдруг осеняет:
– У меня есть одна. Мне дом престарелых прислал. – Она роется в сумке, вытаскивает ко-ричневый конверт и достает потертый поляроидный снимок.
На фото крошечная старушка в бесформенном бледно-лиловом кардигане сидит, сгорбив-шись, на стуле. Лицо затянуто сеткой морщин. Седые волосы похожи на облачко сахарной ваты.
Так вот какой была моя двоюродная бабушка Сэди, которую я никогда не видела.
Священница с сомнением смотрит на снимок, потом прикалывает его к большой доске объявлений, на которой он выглядит еще печальней, сиротливей и стыдливей.
– Хочет ли кто-нибудь рассказать об умершей?
В гробовом молчании мы отрицательно качаем головой.
– Понимаю. Часто это так болезненно для близких. – Она достает из кармана записную книжку и карандаш. – В таком случае я буду рада выступить от вашего имени. Если вы подели-тесь со мной какими-нибудь деталями. Подойдут также случаи из ее жизни. В общем, расскажи-те мне о Сэди все, что достойно упоминания.
И что мы можем сказать?
– Мы не слишком хорошо ее знали, – извиняется папа. – Она была очень старая.
– Дожила до ста пяти, – вставляет мама. – До целых ста пяти лет.
– Она когда-нибудь была замужем? – зондирует почву священница.
– Э-э-э… – папа вскидывает брови. – Была она замужем, Билл?
– Понятия не имею! Кажется, была. Не помню, как его звали. – Дядюшка Билл даже глаз не оторвал от своего смартфона. – Давайте продолжим.
– Ладно. – Сочувственная улыбка сползает с лица пасторши. – Тогда, может, какая-нибудь забавная история, запомнившаяся с последнего визита, какое-нибудь увлечение…
Повисает очередная виноватая пауза.
– На этой фотографии она в кардигане, – наконец говорит мама. – Возможно, она сама его связала. Возможно, она любила вязать.
– Вы что, никогда ее не навещали? – Вежливость дается священнице с явным усилием.
– Естественно, навещали! – вскидывается мама. – Мы виделись с ней… где-то в 1982 году. Лара была еще младенцем.
Пасторша шокирована.
– В восемьдесят втором?
– Она нас не узнала, – быстро вставляет папа. – Она давно уже была не в себе.
– А как насчет более раннего периода ее жизни? Никаких достижений? Историй из ее мо-лодости?
– Бог мой, что ж вы никак не угомонитесь? – Диаманта вытаскивает наушники из ушей. – Разве не ясно, что мы здесь только потому, что обязаны здесь быть. Она не сделала ничего вы-дающегося. Ничего не достигла. Она была никем! Просто тысячелетним пустым местом.
– Диаманта, – произносит тетя Труди с легкой укоризной, – ты не слишком вежлива.
– Я просто говорю правду! Сами посмотрите! – Она презрительно обводит рукой комна-ту. – Если бы на мои похороны пришли только шесть человек, я бы застрелилась.
– Милая леди, – священница делает пару шагов вперед, лицо ее раскраснелось, – ни одно человеческое существо на земле Божьей не является никем.
– Да что вы говорите! – фыркает Диаманта.
– Диаманта, – дядюшка Билл вскидывает руку, – довольно. Разумеется, я очень сожалею, что не навещал Сэди, которая, без сомнения, была особенным человеком, и я уверен, это же чувствует каждый из нас. – Он так убедителен, что воинственность пасторши тут же идет на убыль. – Но сейчас мы бы хотели с почетом отправить ее в мир иной. И думается, у вас такое же напряженное расписание, как у нас. – Он выразительно постукивает по циферблату.
– Разумеется, – соглашается священница после паузы. – Я только подготовлюсь. Пока же, пожалуйста, отключите ваши мобильные телефоны.
Окинув всех напоследок порицающим взглядом, она удаляется, и тетушка Труди немед-ленно поворачивается к нам вместе со стулом:
– Какая наглость, давить на наше чувство вины! Мы вообще не обязаны были сюда прихо-дить.
Открывается дверь, мы вскидываемся – но это не пасторша, это Тоня. Я и не подозревала, что она явится. Час от часу не легче.
– Я опоздала? – Ее голос, напоминающий пневматическую дрель, заполняет собой всю комнату. – Мне чудом удалось выбраться из детского тренажерного зала, пока у близнецов не началась истерика. Похоже, новая нянька еще хуже предыдущей, а это что-то да значит…
На ней черные брюки и черный же кардиган с леопардовыми пятнами, густые блестящие волосы стянуты в хвост. Тоня работала раньше офис-менеджером в «Шелл» и привыкла повеле-вать людьми. Теперь она мать Лоркана и Деклана и с утра до вечера повелевает нянями.
– Как мальчики? – спрашивает мама, но Тоня ее не слушает. Она целиком сфокусирована на дядюшке Билле.
– Дядя Билл, я прочитала вашу книгу! Просто потрясающая! Она буквально изменила мою жизнь! Я всем-всем-всем рассказала о ней! И фото вышло прекрасно, хотя, конечно, оригинал куда лучше.
– Спасибо, дорогая. – Билл одаривает ее стандартной «да я знаю, как я крут» улыбкой, но от нее так просто не отделаешься.
– Разве это не фантастическая книга? – обращается Тоня к нам. – Разве наш дядя Билл не гений? Начать с нуля! С двух монеток и большой мечты! Это любого вдохновит на подвиги!
Так бы и взгрела эту подлизу. Мама с папой, похоже, готовы ко мне присоединиться, во всяком случае, они хранят молчание. Дядюшка Билл тоже не обращает на нее ни малейшего внимания, поэтому она неохотно оборачивается ко мне:
– Как дела, Лара? В последнее время мы почти не виделись! Ты от меня прячешься! – И ее глаза буквально вгрызаются в меня, так что я невольно отшатываюсь.
О нет. Я слишком хорошо знаю этот взгляд.
У моей сестры Тони существует всего три выражения лица:
1.