– Вам нужен либо двенадцатый, либо четырнадцатый, – высказал предположение придушенный. – А тринадцатого здесь нет.
– Ему, должно быть, на четырнадцатый надо, – пришел на помощь другой мужчина. – Четырнадцатый – это, строго говоря, и есть тринадцатый.
– Так мне четырнадцатый нажимать? – спросил придушенный уже довольно раздраженно.
– Хм… – Мужчина все еще рылся в своих бумажках.
Лу не вникал в эту беседу, необычно взволнованную для мирной обстановки лифта, так как был поглощен созерцанием обуви. Черных ботинок было много – на одних кожа с выработкой, на других потерта, одни начищены, другие сильно разношены, на некоторых шнурки развязались, а вот красных подошв – не видно. Он заметил, что ноги вокруг стали слегка поджиматься и переминаться. Одна пара ботинок слегка отодвинулась от него. Голова его дернулась, потому что лифт, зажужжав, встал.
– Наверх? – спросила девушка.
На этот раз утвердительный хор мужских голосов отозвался более любезно.
Войдя, девушка встала напротив Лу, и он принялся изучать ее туфли, тогда как прочие мужчины в лифте занялись изучением различных частей ее фигуры в безмолвии, столь знакомом женщинам, едущим в лифте, битком набитом мужчинами.
Наконец человек, обутый в коричневые грубые башмаки, так ничего и не найдя, вынырнул из своего портфеля и, удрученный сознанием своего поражения, объявил:
– Проектная компания Патерсона!
Лу размышлял над нелепостью ситуации. Не помечать на лифтовой панели тринадцатый этаж было его предложением, хотя, разумеется, этаж этот существовал. Никакого провала и никакой пустоты перед четырнадцатым этажом не было – не на призрачных же кирпичах он крепился, витая в воздухе! Четырнадцатый на самом деле и был тринадцатым этажом, и его контора там и помещалась. Понять, почему это всех ставило в тупик, он не мог – ему самому это казалось ясным как день. Он вышел на четырнадцатом этаже, и ноги его тут же погрузились в упругий плюш ковра.
– Доброе утро, мистер Сафферн, – приветствовала его, не отрываясь от бумаг, секретарша.
Задержавшись возле ее стола, он поглядел на нее с недоумением:
– Пожалуйста, Элисон, называй меня «Лу», как ты всегда делаешь.
– Конечно, мистер Сафферн, – высокомерно бросила она, избегая его взгляда.
Когда Элисон, встав из-за стола, прошла куда-то в угол комнаты, Лу постарался разглядеть ее подошвы. Он все еще стоял возле ее стола, когда она вернулась и, по-прежнему не глядя на него, уселась печатать. Как можно небрежнее Лу нагнулся, словно поправляя шнурки на ботинках, а сам при этом вглядываясь в проем под столом.
Она нахмурилась, скрестила длинные ноги.
– Что-нибудь не так, мистер Сафферн?
– Зови меня Лу, – повторил он, все еще озадаченный.
– Нет, – бросила она довольно капризно и глядя в сторону. И схватила со стола ежедневник. – Может, повторим, что на сегодня назначено?
Встав, она обошла стол.
Узкая шелковая блузка, узкая юбка. Его взгляд, окинув ее всю, переместился вниз, к ее туфлям.
– Какой они высоты?
– Вы о чем?
– Не сто двадцать миллиметров случайно?
– Понятия не имею! Да и кто меряет каблуки миллиметрами?
– Ну, не знаю. Некоторые меряют. Гейб, например. – Улыбаясь, он проследовал за ней в офис, все пытаясь разглядеть ее подошвы.
– Какой еще, бог мой, Гейб?!
– Один бродяга. – Он засмеялся.
Недоуменно обернувшись к нему, она вдруг заметила, с каким напряженным вниманием он ее изучает.
– Вы разглядываете меня, будто картину на стене, – ехидно бросила она.
Современный импрессионизм никогда его не увлекал. Порой он ловил себя на том, что замедляет шаг в коридоре возле того или иного из этих полотен, очередной бессмысленной мазни, предназначенной для украшения стен в офисе.
Линии и цветовые пятна, которые кому-то, наверное, что-то говорили, легко можно было бы поменять местами, сделав верх низом и наоборот, – ничего бы не нарушилось, а ведь сколько денег на них угрохано!
Он разглядывал их, вертя головой туда-сюда, наклоняя ее то к одному, то к другому плечу, как делал это и сейчас, после разговора с Элисон, и ему все виделась за ними какая-то детсадовская учительница рисования, набивающая себе карман денежками, в то время как перемазанные красками четырехлетние несмыслёныши, высунув язык, пыхтят от старания, а в итоге получают за свои труды разве что мягкую игрушку.
– У тебя красные подошвы? – спросил он у Элисон, подходя к своему креслу – кожаному и такому огромному, что в нем уместилась бы семья из четырех человек.
– А что, я вляпалась во что-то? – Приподняв одну ногу и балансируя на другой, она принялась проверять свои подошвы. Как собака, которая ловит свой хвост, подумал Лу.
– Не важно. – Он устало опустился в кресло. С подозрением поглядывая на него, она занялась расписанием на день.
– В восемь тридцать вам предстоит телефонная беседа с Энгусом Салливаном о необходимости свободно изъясняться по-ирландски для покупки земельного участка в Коннемаре. Для вашего удобства я позаботилась о переводчике. – Она ухмыльнулась и, мотнув головой, как норовистая лошадь, откинула с лица пряди осветленных волос. – В восемь сорок пять – встреча с Бэрри Бреннаном. Речь пойдет о находках в Корке.
– Дай бог, чтоб они не представляли исторической ценности.
– Трудно сказать, сэр, может, это касается ваших предков; у вас же в Корке имеются родственники, не так ли? В девять тридцать…
– Погоди-ка… – Зная, что в комнате, кроме них, никого нет, Лу все же огляделся, надеясь на чью-то помощь. – Почему ты вдруг стала называть меня «сэр»? Какая муха сегодня тебя укусила?
Она отвела взгляд, пробормотав что-то вроде «может, кто и укусил, но явно не ты».
– Что ты сказала? – Но дожидаться ответа он не стал. – Знаешь, у меня сегодня дел невпроворот, так что будь любезна, избавь меня от своего сарказма. И с каких это пор мы начинаем день с того, что просматриваем расписание?
– Я подумала, что если зачитать вам вслух, какой насыщенный день вам предстоит, то, может быть, впредь вы разрешите мне по моему усмотрению избавлять вас от некоторых не столь уж важных дел.
– Ты бы хотела поменьше работать, Элисон? В этом все дело?
– Нет, – вспыхнула она. – Вовсе нет. Просто мне казалось, что вам стоит несколько изменить ваши рабочие привычки. Вместо того чтобы крутиться как белка в колесе, хватаясь то за одно, то за другое, вам следовало бы заниматься меньшим числом клиентов, но уделять побольше времени каждому. И клиенты были бы довольны.
– Ага, и мы с Джерри Магуайром жили бы поживали и горя бы не знали. Ты, Элисон, в нашей компании еще новичок, и на первый раз я тебя прощаю, но впредь имей в виду, что таков мой метод работы, ясно? Я люблю дело делать! Мне не нужны двухчасовые обеденные перерывы или время для того, чтобы, примостившись на кухне, проверять, как дети выучили уроки. – Он прищурился. – Ты, кажется, сказала «и клиенты были бы довольны»? Разве кто-то жалуется?
– Ваша мать. Ваша жена, – сказала Элисон сквозь стиснутые зубы. – Ваша сестра. Ваша дочь.
– Моей дочери пять лет.
– И тем не менее она звонила вам, когда в прошлый вторник вы забыли забрать ее с урока народных танцев.
– Это не считается! – Он закатил глаза. – Ведь моя пятилетняя дочь не принесет компании миллионных убытков. – И опять он не стал ждать ответа. – А от людей, не носящих со мною одну фамилию, жалобы поступали?
Элисон напряженно думала, вспоминая, потом сказала:
– Что, ваша сестра после развода сменила фамилию?
Он лишь бросил на нее хмурый взгляд.