Надо бы во всем разобраться: что
онотменя хочет, возможно лиэто? Надо бы всепродумать ивыяснитьдо
конца.
Нокогда,как?Когдаздесь можно подумать,разобраться,ведь ей и
времени наэто не дадут.Стоит толькопоявиться в холле, какеетутже
подхватывает кто-либо из их веселой банды и тащит куда-нибудь: на экскурсию,
фотографироваться, играть, болтать, танцевать,тои делораздается "алло!
ау!", и пошло, ипоехало.Целыйденьтрещитисверкаетэтот фейерверк
празднойсуеты,всегданаходитсякакое-нибудьзанятие-покурить,
посмеяться,что-нибудьпогрызть,посоревноватьсявспорте,иона,не
противясь,включаетсявкруговерть,елиодиниз молодых людей крикнет:
"Фройляйн фонБоолен!" - ну какответишь "нет", все они такиемилые,эти
молодые, здоровые парни и девушки,ведь она прежде не знала такой молодежи,
всегдабеспечной, веселой,всегдакрасивои по-новомуодетой, всегдас
шуткой на устах, с деньгамив кармане и сновой забавойвголове;стоит
толькоим собраться,как граммофонзоветтанцеватьили машина уже стоит
наготовеивнеенабиваютсяпопять-шестьчеловек,датак,чтоне
повернешься, ничего,всемолодые,и мчатся шестьдесят,восемьдесят,сто
километровв час. А то сидят, развалившись, закинув ногу на ногу, в баре, с
сигаретой в зубах, потягивая коктейли, лениво переговариваясь, ничем себя не
утруждая; каких только историй, забавныхи щекотливых, тут не услышишь, все
это так просто делается, так чудесно расслабляет, и Кристина,как бы обретя
новоедыхание,наслаждаетсяэтой бодрящей атмосферой. Поройонаощущает
внезапные,словнозарницы в крови,приливытепла, особенновечерамина
танцахиликодав темноте молодойчеловек вдругрешительнообнимет ее;
приятельские отношения вих средене лишены ухаживания, только оноиное -
более откровенное, смелое, плотское, такое ухаживание ее, непривычную,иной
разпугает; например, когдавполумракемашины чья-нибудь твердая ладонь
ласково погладит ее коленоили когда на прогулке ее держат под руку нежнее,
чемполагается.Однакодругие девушки,американка инемка изМангейма,
относятся к этомутерпимо ивкрайнемслучаелишьдружески шлепаютпо
пальцам, когда те становятся слишком нахальными;да и зачем ломаться, ведь,
в конце концов, итак, наверное, заметно, что инженер ведет себяс ней все
настойчивее,амаленькийамериканец деликатнопытаетсязаманитьеена
прогулку в лес.Она не уступает ни тому, нидругому, однако все же чуточку
гордится новым,впервые испытаннымчувством: что онажеланна и ее теплое,
обнаженное, нетронутое телопод одеждой - нечто, что мужчины хотят осязать,
ощущать, чем жаждут насладиться. Сколько их, чарующе элегантных незнакомцев,
возбужденным роем окружает ее, она чувствует все этокактонкийдурман из
неведомыхпьянящихэссенций,постояннокружащий ее голову;очнувшись на
мгновение, она с ужасом вопрошает себя: кто я? Да кто же я такая?
Кто же я такая? И что они во мне находят? - изодня вдень спрашивает
онасебя, всебольшенедоумевая.
Сколько их, чарующе элегантных незнакомцев,
возбужденным роем окружает ее, она чувствует все этокактонкийдурман из
неведомыхпьянящихэссенций,постояннокружащий ее голову;очнувшись на
мгновение, она с ужасом вопрошает себя: кто я? Да кто же я такая?
Кто же я такая? И что они во мне находят? - изодня вдень спрашивает
онасебя, всебольшенедоумевая.Каждый день ей оказывают новые иновые
знаки внимания. Едва онапросыпается, как горничная приносит цветы от лорда
Элкинса. Вчератетя подарила ей кожаную сумку и прелестныезолотые часики,
незнакомыесилезские помещики, супруги Тренквиц, пригласили ее погоститьк
себедомой,маленькийамериканец тайком положилей в сумочку миниатюрную
золотуюзажигалку,которойонатаквосхищалась.НемочкаизМангейма
относится к ней нежнеероднойсестры, вечерамиона прибегает к Кристине в
номер с шоколадными конфетами,иони болтаютдо полуночи. Инженер танцует
почти всегда только с ней. Что ни день, людей вокруг нее прибавляется, и все
так милы,сердечны, обходительны; еенарасхват приглашают в машину, в бар,
натанцы,нина час,нинаминутунеоставляют одну. И опятьонас
недоумением спрашивает себя: кто же я такая? Годами люди проходили мимо меня
по улице, и никто не обращал внимания на мое лицо,годами я сижу в деревне,
и никтоничего не подарил мне и не заинтересовался мною. Может, это оттого,
что все там бедны, может, люди от бедности такие усталые и недоверчивые, или
во мне вдруг появилось что-то, что и прежде было, да только не показывалось?
Может,ядействительнокрасивее,чемсмелавообразить,иумнее,и
симпатичнее и только не решалась поверить в это? Кто я, кто же я такая?
Она беспрестанно задает себе этотвопрос вте редкие мгновения, когда
удаетсяпобыть одной,и вот тут с ней происходит нечто странное, чего сама
она понятьне всилах: ее появившаясябылоуверенностьвновьсменяется
неуверенностью. В первые дни она лишь удивлялась ипоражалась тому, что все
эти незнакомые люди, знатные, нарядные и обаятельные, принимают ее как свою.
Нотеперь, почувствовав, чтоона особеннонравится,чтобольшедругих,
больше,чемэтарыжеволосая,сказочноодетаяамериканка,больше,чем
веселая, блистающая остроумием немочкаиз Мангейма, возбуждает любопытство,
симпатию и пристальный интерес у мужчин, Кристина вновь ощущает тревогу. Что
имотменянадо?-спрашиваетонасебя,всебольшеволнуясьвих
присутствии.Странно:домаонанеинтересовалась мужчинами,вовсяком
случае, они никогда не вызывалиунее волнения. Ниразу не шевельнулась у
нее какая-нибудь тайнаямысль, не пробудилисьэмоции при виденеотесанных
провинциаловсихручищами,которыелишьпослепиваобретаютиногда
кое-какую ловкость, с ихгрубыми, вульгарными шуткамии наглостью. Ничего,
кромефизическогоотвращения,онанеиспытывала,когдакакой-нибудь
подвыпивший парень, встретивеена улице, громкочмокал губамивслед или
расточал ей слащавые комплименты на почте.