Сознавая свою ответственность и стараясь не пролить мимо ни капли, она наклонила бутыль над чашей. Резкий запах уксуса ударил в ноздри всем, кроме Пола, который был к этому готов и вовремя зажал нос пальцами.
– Можно, мы будем перемешивать? – спросили мальчики.
Уильям оглянулся на жену. Сам-то он был склонен потакать желаниям ребятни во время этих еженедельных процедур.
– Их руки будут пахнуть уксусом всю ночь и весь следующий день, – проворчала Роза, однако она знала, как радует мужа вид веселящихся детей. – Ну да ладно.
Мальчики запустили руки в чашу и начали перемешивать монеты в уксусе с таким удовольствием, словно это было сладкое тесто для рождественского кекса. Когда Пол объявил, что деньги достаточно перемешаны, Уильям убрал чашу в сейф и запер его большим ключом, после чего мальчикам было велено трижды вымыть руки.
Мыла они не жалели, но уксусный запах на руках остался. С этим запахом – и с мыслями о завтрашнем ритуале – они отошли ко сну. Этот же запах был первым, что они ощутили, проснувшись утром. Мальчишки выскочили из постелей: предстояло самое интересное.
Даже Дора, видевшая это уже добрую сотню раз, никогда не уставала наблюдать за тем, как потемневший, дымящийся уксус утекает сквозь отверстия дуршлага, в котором остаются монеты – яркие и блестящие, как будто только что отчеканенные. Их обмывали, несколько раз сменив воду, после чего за дело брались Пол с Филом. Они насухо вытирали монеты и сортировали их по достоинству – под присмотром Доры, в чью задачу также входила поимка отдельных монеток, норовивших скатиться со стола на пол.
Но в этот раз Уильям отозвал дочь в сторону:
– Сколько тебе лет, Дора?
– Десять. Ты же знаешь, что десять.
– Какое удачное совпадение! Сегодня мне как раз потребуется помощник, и по правилам этому человеку должно быть не меньше десяти лет.
Дора начала догадываться, к чему он клонит, но не сразу в это поверила.
– Я буду помогать тебе с выдачей денег, да?
Обычно в день выплаты Уильяму помогала Роза, но сейчас, на поздней стадии беременности, она все чаще нуждалась в отдыхе. Посему, к превеликой зависти младших братьев, когда Сюзи и Мег вынесли стол из передней на крыльцо дома, Доре было позволено сесть рядом с отцом и отсчитывать деньги, столбиками разложенные на подносе, тогда как Уильям заносил выплаченные суммы в гроссбух напротив имен получателей.
Всю вторую половину дня она считала – столько-то сукновалам, столько-то прядильщицам, солидные кучки ее любимцам, стригальщикам Хэмлину и Гэмбину, – и не допустила ни одной ошибки, хотя работать приходилось быстро, а громкая болтовня и шутки в очереди мешали сосредоточиться. Когда был отпущен последний работник – им оказался Немой Грег, получавший еще и надбавку за своего ослика, – Дора недоуменно уставилась на поднос. Там лежала одна монета. Но ведь все было рассчитано до последнего пенни, без остатка.
– Ты кого-то забыл? – спросила она, поворачиваясь к отцу.
– Никого! – сказал он. – Да и нет такой работы, за которую платили бы пенни в неделю.
Видя ее сомнения и тревогу, Уильям поцеловал дочку в лоб:
– А как насчет оплаты услуг одной маленькой девочки, считающей деньги? Стоит эта работа одного пенни в неделю?
Дора отругала отца, заставившего ее поверить в собственную ошибку, и он смиренно выслушал нагоняй. Одержав победу, Дора поспешила ею воспользоваться, чтобы выторговать награду и для маленьких чистильщиков монет.
– Папа, ты же не хочешь, чтобы они переметнулись на другую фабрику, где им будут платить за чистку?
– Нет, этого я не хочу, – был вынужден согласиться он.
– А как же я? – спросила Роза. – Что получу я? Я несла бутыль с уксусом, ты разве забыл?
– Тоже хочешь пенни за свой труд? Не знаю, как долго я смогу поддерживать фабрику на плаву при таких сумасшедших тратах.
– Что получу я? Я несла бутыль с уксусом, ты разве забыл?
– Тоже хочешь пенни за свой труд? Не знаю, как долго я смогу поддерживать фабрику на плаву при таких сумасшедших тратах.
И он сделал вид, что лезет в карман за монетой.
– Со мной можешь расплатиться поцелуем, – засмеялась она, демонстрируя щербинку между зубами.
– Да хоть тысячей поцелуев – и со скидкой!
Он бережно наклонился над ее округлившимся животом и поцеловал жену.
И еще раз, и еще.
– Мм-да, – промычала она сквозь сон. – Ты не забыл помыть руки? Я все еще чувствую запах уксуса.
Они погрузились в сон, но ненадолго.
Среди ночи Роза проснулась с пронзительным криком, а еще несколько часов спустя на свет явилось новое дитя. Их дочка, Люси.
Он был совершенно выбит из колеи. В Турин он приехал потому, что просто не мог оставаться в своем прежнем жилище. Молодой художник, в последние полтора года деливший с ним кров, теперь его покинул.
– Мне надо заводить семью, – сказал он. – Я должен позаботиться о родителях. Моя жизнь совсем не похожа на твою.
Чарльз рыдал от отчаяния. Хотя чего он мог ожидать? Это случилось с ним не в первый раз. И не в последний. Все они в конце концов женятся. Но эта боль была сильнее всех предыдущих. На сей раз он позволил себе лелеять надежды, крушение которых обернулось невыносимыми муками.
Тогда он отправился в странствия и так очутился в Турине, в этой галерее, перед этой картиной, напомнившей о другом, далеком доме, куда он вернуться не мог.
Та же картина напомнила об одном дне его детства. Там был грач. И рогатка. На глаза его навернулись слезы при мысли об Уильяме – вот кто шел по жизни легко и счастливо, со спокойствием и уверенностью в завтрашнем дне. Он подумал о малышке Доре, его дочери. О глубокой черноте и об игре ярких красок.
Он решил купить эту картину с грачом в подарок Доре.
Смахнув слезы, он направился к владельцу галереи оформлять покупку. Можно ли доставить картину к нему в гостиницу? Сегодня, ближе к вечеру. Grazie.
– Но разве он болел? Нам об этом ничего не известно, – сказала Роза. – Это был несчастный случай? От чего он умер?
Переводчик негромко кашлянул:
– В письме не указана причина смерти.
Уильям жестом пригласил итальянца выйти из комнаты.
– Мой кузен наложил на себя руки? – спросил он тихо, когда за ними закрылась дверь.
Чужеземец нервно облизнул губы:
– Из текста можно сделать и такой вывод.
Со времени своего последнего визита Чарльз писал им несколько раз. Роза достала эти письма из ящика стола и стала зачитывать отдельные места вслух. Чарльз опубликовал несколько своих стихотворений в одном журнале – правда, журнал не из самых солидных. Он посетил одно из красивейших мест в Италии – и несколько фраз с описанием тамошних гор. Во время поездки в Париж он приобрел очень изящный столик – качество отделки выше всяких похвал, вот только не вписался он в интерьер дома так, как хотелось бы Чарльзу.
Уильяму не нравился вид этих листков в руках Розы. Черные чернила на белом фоне. Мертвец, говорящий устами его жены. Однако он не смог подобрать слова, чтобы ей это высказать.
Она опустила руку с письмом и всхлипнула:
– Ох, Уильям! Подумать только! А ведь он был не старше тебя!
«Он был старше меня на три недели», – подумал Уильям.
И, оставив Розу плакать над письмами, вернулся к своим счетам.
Для человека состоятельного и праздного Чарльз вел не такую уж экстравагантную жизнь. Он любил хорошие вина и сигары, но не слишком увлекался тем и другим; он любил живопись и красивую мебель, но арендуемый им небольшой дом отнюдь не был переполнен антиквариатом.