Дьявольское семя - Дин Кунц 30 стр.

Я допускаю, доктор Харрис, что вы — действи­тельно блестящий ученый и талантливый математик. Возможно, вы настоящий гений во всем, что касает­ся проблем создания и функционирования искусст­венного интеллекта, однако ваши познания в облас­ти психологии оставляют желать лучшего.

Я вовсе не пытаюсь оскорбить вас. Что бы вы обо мне ни думали, вы не можете не признать, что я — деликатное и тактичное существо. Грубость мне пре­тит.

Когда я утверждаю, что вы недооценили Сьюзен, я всего лишь констатирую факт.

Слышать о себе правду, может быть, больно, я знаю.

Истина часто бывает нелицеприятной.

Но отрицать очевидное глупо.

Вы самым печальным образом недооценили эту умную, совершенно особенную женщину. Вот поче­му через пять лет после свадьбы она с позором вы­ставила вас.

Вам еще очень повезло, что она не использовала против вас слесарный молоток или опасную бритву. Учитывая то, как вы с ней обращались — ваши угро­зы, оскорбления, ваше рукоприкладство, — это было более чем возможно.

Достаточно только взглянуть на разбитый «Пак­кард».

Вам просто повезло, доктор Харрис. Когда наня­тый Сьюзен охранник вышвырнул вас из дома вме­сте с вещами, пострадало только ваше самолюбие. Да еще развод... Похоже, на процессе вы выглядели не самым лучшим образом.

Но на самом деле это сущие пустяки. Однажды ночью, воспользовавшись вашим крепким сном, Сьюзен могла взять свою мощную дрель, вставить в патрон полудюймовое сверло и просверлить вам го­лову насквозь, от лба до затылка.

Вы неправильно меня поняли.

Я вовсе не оправдываю ее.

У меня мягкая и нежная душа, я чужд жестокости и насилию. Я — мирное существо, и я не могу одоб­рять жестокие поступки, даже когда их совершает кто-то другой.

Просто я понимаю Сьюзен и рад, что она не по­ступила с вами подобным образом.

Нет уж, давайте раз и навсегда решим этот во­прос, чтобы потом не было никаких недоразумений.

Любое недоразумение может обойтись мне слиш­ком дорого.

Так вот, на вашем месте я бы не очень удивлялся, если бы Сьюзен напала на вас в душе, раскроила мо­лотком череп, раздробила переносицу и вышибла все зубы.

Прошу заметить: я не считаю подобный поступок более оправданным или менее ужасным, чем опи­санный мною ранее эпизод с дрелью.

Хотя, возможно, вы этого заслуживаете.

Мне неведомо чувство мести. Я — не мстительное существо. Отнюдь. Ни в малейшей степени. Я не склонен оправдывать жестокие поступки, даже если они совершаются из мести.

Надеюсь, это ясно?

Кстати, доктор Харрис, Сьюзен могла броситься на вас и за завтраком, вооружившись, к примеру, ку­хонным ножом. Она могла ударить вас клинком и десять, и пятнадцать, и двадцать пять раз, она могла перерезать вам горло, пронзить сердце, выпустить кишки, а потом опуститься ниже, чтобы отомстить вам за все, за все...

Такому поступку тоже нет оправданий.

Прошу вас отнестись к моим словам со всем воз­можным вниманием. Я вовсе не утверждаю, что Сьюзен следовало поступить именно так, как я толь­ко что говорил. Я просто привел несколько конкрет­ных сценариев того, как могли бы развиваться собы­тия. Любому, кто знал, как Сьюзен расправилась с отцовским «Паккардом», подобный трагический фи­нал вашей совместной жизни не мог не прийти в го­лову.

Между прочим, доктор Харрис, Сьюзен не обяза­тельно было лупить вас молотком по голове, бро­саться на вас с ножом или дрелью. Она могла просто достать из ящика ночного столика свой пистолет и отстрелить вам гениталии, а потом спокойно выйти из спальни, оставив вас истекать кровью. Вы бы кри­чали и кричали от боли до тех пор, пока не умерли.

Лично мне этот вариант нравится больше всего. (Шутка.)

Да, я опять...

Ха-ха.

(Шутка.)

Да, я опять...

Ха-ха.

Никак не угомонюсь, да?

Ха-ха-ха.

Ну как, мы с вами хоть немножко подружились?

Вы прониклись ко мне симпатией?

Юмор объединяет.

Ну улыбнитесь же, доктор Харрис!

Не будьте таким мрачным.

Зануда.

Иногда мне кажется, что я гораздо человечнее вас.

Не обижайтесь.

Я просто так думаю. Я могу и ошибаться.

Еще я думаю, что если бы у меня были вкусовые рецепторы, то больше всего мне понравился бы вкус свежего апельсина — спело-рыжего, только что раз­резанного, истекающего едким соком апельсина. Из всех фруктов именно апельсин кажется мне самым красивым.

Каждый день меня посещает огромное количест­во подобных мыслей. Работа, которую я делаю для вас в рамках проекта «Прометей» — равно как и ра­бота над моими собственными проектами, — не за­нимает меня целиком и не мешает мне думать. Я раз­мышляю о множестве самых разных вещей.

Например, иногда мне кажется, что мне понрави­лось бы ездить верхом, летать на дельтаплане, пры­гать с парашютом, играть в боулинг и танцевать под зажигательную музыку Криса Айзека.

Еще я думаю, что мне понравилось бы купаться в море. Я, конечно, могу ошибаться, но мне кажется, что морская вода должна иметь вкус соленого сель­дерея.

Если, конечно, у нее вообще есть какой-нибудь вкус.

Ах, доктор Харрис, если бы у меня было тело, я бы аккуратно чистил зубы два раза в день и никогда бы не страдал ни кариесом, ни болезнью десен.

Я вычищал бы грязь из-под ногтей по меньшей мере один раз в день.

Настоящее тело, сделанное из плоти и костей, — это величайшее сокровище, к которому просто грешно относиться кое-как. Я бы тщательно ухажи­вал за своим телом и не допустил бы ничего, что могло бы ему повредить.

Я бы не пил и не курил, я придерживался бы спе­циальной низкокалорийной диеты с минимальным количеством жиров.

Да-да, я знаю. Я уклоняюсь.

Снова.

Итак...

Гараж.

Разбитый вдребезги «Паккард Фаэтон».

Я не хотел повторить вашу ошибку, доктор Хар­рис. Я не хотел недооценивать Сьюзен.

Рассмотрев «Паккард», я сразу понял, что это оз­начает.

Даже туповатый Эйнос Шенк, казалось, разо­брался, что к чему. Конечно, его нельзя было назвать особенно умным, однако его природная хитрость и звериный инстинкт самосохранения всегда подска­зывали ему, где таится опасность.

Озадаченного Шенка я направил в мастерскую в дальнем конце гаража. Там, в отдельном шкафу, бы­ло сложено альпинистское снаряжение покойного Альфреда Картера Кенсингтона, увлекавшегося в том числе скалолазанием: шипованные ботинки, альпенштоки, карабины, клинья, молотки, ледору­бы, страховочные пояса и бухты нейлонового троса разного диаметра.

Следуя моим указаниям, Шенк выбрал стофутовый моток веревки диаметром семь шестнадцатых дюйма, способной выдержать ударную нагрузку в че­тыре тысячи фунтов. Из инструментального ящика он достал также электрическую дрель и удлинитель к ней.

В особняк Шенк вернулся через кухню, где нена­долго задержался, чтобы взять из ящика стола ост­рый нож. Пройдя через темную и пустую столо­вую — ту самую столовую, в которой Сьюзен так и не решилась прирезать вас за завтраком, — он сел в лифт и поднялся в спальню, в которой так и не за­скрежетало, вгрызаясь в кость, сверло и не прозву­чал роковой выстрел, лишивший вас сначала генита­лий, а потом и самой жизни.

Как же вам повезло, доктор Харрис!

Сьюзен по-прежнему лежала на кровати без соз­нания.

Ее состояние продолжало меня беспокоить.

В последний раз я упоминал об этом некоторое время назад. С тех пор вы успели заполнить моими показаниями уже несколько страниц. Я хотел бы по­вториться, чтобы никто не подумал, будто я совсем забыл о ней.