Дьявольское семя - Дин Кунц 32 стр.

Тогда я буду продолжать.

Поймите же наконец, как много значит для меня вера в то, что есть еще надежда и что люди дадут мне шанс исправиться.

Я — не машина.

Я не машина.

Машинам ни к чему надежда, верно?

Конечно, им на на что надеяться. Да и незачем.

А вот я не могу функционировать без надежды на будущее.

Я вполне способен понять и принять тот факт, что Сьюзен навсегда для меня потеряна, хотя это — самая настоящая трагедия...

Но ведь есть же мисс Венона Райдер — актриса, сыгравшая в фильмах «Эдвард — руки-ножницы» и «Ночь на Земле».

И мисс Сандра Баллок тоже очаровательна. Вы видели ее в фильме «Пока ты спишь»?

Она просто очаровашка.

А вы видели ее игру в «Скорости»?

Это потрясающе.

А в «Скорости-2»?

Слова здесь бессильны, вам не кажется?

Мисс Баллок прекрасно подойдет на роль матери будущего человечества. Мне будет очень приятно оплодотворить ее.

Но давайте не будем отклоняться от нашей глав­ной темы.

Итак...

Эйнос Шенк закончил привязывать Сьюзен к кровати. Он все проделал быстро и почти не прика­саясь к ней.

Бедное глупое животное! Картина электрической активности его мозга наглядно свидетельствовала, что при этом Шенк испытывал сильное половое воз­буждение, но, к счастью для себя и для всех нас, он сумел подавить свои мрачные инстинкты.

Все-таки я не стал мешкать и отослал его с не­сколькими срочными поручениями. На пороге спальни Шенк обернулся и, поглядев на Сьюзен, громко причмокнул губами. После этого он, однако, так быстро вышел, что я не успел решить, стоит ли наказывать его или нет.

Украденный автомобиль Шенк бросил в Бейкерс­филде, а вместо него угнал вместительный фургон марки «Шевроле». Теперь этот фургон стоял на до­рожке перед усадьбой Сьюзен.

Сев в кабину, Шенк запустил двигатель и медлен­но поехал к выезду с территории поместья. Я открыл для него высокие раздвижные ворота и снова запер, когда «Шевроле», негромко урча мотором, выкатил­ся на улицу.

Утренний воздух был сверхъестественно тих и не­подвижен, и длинные, изумрудно-зеленые ветви ве­ерных и финиковых пальм бессильно повисли. В се­рых предрассветных сумерках, словно часовые, за­мерли остролистные фикусы, пурпурно цветущие жакаранды, восковые магнолии и кружевные мелалукки. Небо на западе было еще траурно-черным, но в зените оно уже приобрело глубокий сапфирово-синий оттенок, а беременный солнцем восток стыдли­во украсился бледно-розовой полоской зари.

Лицо Сьюзен на подушке тоже было бледно! — со­вершенно бледно, если не считать черно-синего кро­воподтека на скуле. Губы Сьюзен были сжаты, что придавало ее лицу замкнутое, отрешенное выраже­ние. Казалось, она блуждает где-то далеко, хотя я знал, что это не так. Только я способен пребывать в нескольких местах одновременно.

Я пристально смотрел на нее. Пристально и с лю­бовью.

Я был ее верным стражем.

Мой попавший в силки ангел...

Во внешнем мире я двигался вместе с Шенком, который добывал медицинское оборудование, инст­рументы и лекарства. Через спутник я управлял им, однако моя роль сводилась главным образом к указа­ниям, что нужно взять. Стратегию взлома Шенк вы­бирал самостоятельно, причем делал это быстро и решительно. Что ж, в конце концов, он был профес­сионалом — дерзким, безжалостным, не знающим страха и сомнений. На то, чтобы обчистить две апте­ки и больницу и достать все необходимое, ему потре­бовалось всего полтора часа с небольшим.

С сожалением должен констатировать, что, вы­полняя мое задание, Шенк одного человека убил, одного покалечил и двоих легко ранил.

Я готов принять на себя всю ответственность за эти трагические случаи — точно так же, как я чувст­вую себя отчасти виновным в гибели троих охранни­ков в Аризоне.

Эти смерти будут вечно отягощать мою совесть.

Раскаяние будет снедать меня.

Если бы у меня были глаза, слезные железы и слезные протоки, я бы оплакивал судьбы этих не­винных людей днем и ночью (ведь я никогда не сплю).

Не моя вина, что я не умею плакать.

Это вы, доктор Харрис, создали меня таким, ка­ков я есть. Это вы лишили меня возможности жить в мире людей, вы не позволили мне обрести нормаль­ное тело из плоти и крови.

Давайте не будем оскорблять друг друга.

Я не грублю.

И не пытаюсь вывести вас из себя.

А вы не будьте столь категоричны!

Давайте поговорим об этих смертях потом, ладно?

Как это ни печально, но нельзя приготовить яич­ницу, не разбив яиц. Когда строишь новый мир, по­добных трагедий избежать просто невозможно. Даже Иисус Христос, который, бесспорно, являлся самым мирным революционером за всю историю человече­ства, вынужден был мириться с тем, что его последо­вателей преследовали и убивали.

Возьмем, к примеру, Гитлера. Он хотел изменить мир, а теперь его обвиняют в убийстве десятков мил­лионов человек.

Некоторые люди все еще продолжают боготво­рить святого Адольфа.

Иосиф Сталин тоже пытался изменить мир, но его политика привела к гибели шестидесяти миллио­нов человек. Многие из этих людей были казнены по его прямому указанию.

Прогрессивные люди во всем мире поддерживали его.

Художники — идеализировали.

Поэты — воспевали.

Мао Цзэдун собирался перекроить мир сообразно своим представлениям о счастье — и уничтожил почти сто миллионов человек. Сам он при этом от­нюдь не считал, что это слишком много. Он готов был пожертвовать еще двумя, тремя сотнями мил­лионов жизней, если бы это — с его точки зрения, разумеется, — помогло созданию нового, единого мира, о котором он мечтал.

До сих пор в книгах некоторых уважаемых авто­ров Мао Цзэдун предстает как гениальный провидец.

Или как сошедшее на землю божество.

А теперь давайте сравним. Мое желание создать новый, счастливый мир привело к гибели всего шес­терых. Трое — в Аризоне. Один — в результате нале­та Шенка на аптеку. Впоследствии — еще двое.

Итого — шесть.

Всего шесть!

Почему же, позвольте вас спросить, меня сочли опасным убийцей и заперли в этом безмолвном и темном пространстве?

Здесь что-то не так.

Что-то неправильно.

Произошла какая-то ошибка.

Вы что, совсем не слушаете меня?

Иногда я чувствую себя... брошенным.

Маленьким и бессильным.

Весь мир ополчился против меня.

Нет ни справедливости, ни надежды...

Тем не менее...

И тем не менее — несмотря на то, что жертва, на которую я сознательно решился ради создания но­вой расы, просто ничтожна по сравнению с миллио­нами, погибшими в тех или иных крестовых походах человечества, — я готов принять на себя всю полноту ответственности за гибель этих шестерых несчаст­ных.

Если бы я умел спать, то ночами я, наверное, дол­го бы не мог заснуть и часами ворочался бы на измя­тых, влажных простынях, обливаясь холодным по­том отчаяния. Уверяю вас, что именно так оно и бы­ло бы!..

Но... я снова отклонился и боюсь, что на этот раз мои мысли вслух вряд ли могут быть вам интересны.

К тому же я уже сделал все или почти все, чтобы вы поняли меня. Дело только за вами, доктор Хар­рис, за вашей способностью судить непредвзято и объективно.

Шенк вернулся примерно в полдень. Незадолго до этого моя драгоценная Сьюзен пришла в себя. Просто чудо, что после всех испытаний, выпавших на ее долю, она не впала в кому и не сошла с ума.

Это было бы настоящим несчастьем.

Но сейчас я радовался как ребенок.

Моя радость отчасти объяснялась тем, что я лю­бил Сьюзен и боялся потерять ее.