Отвечая на вопрос Варниша: «Чьи приказы имеют наивысший приоритет?», заключенные один за другим кричат: «Суперинтенданта!»
Сейчас моя очередь вести запись основных событий во время утренней смены. Керт и Крейг легли спать. Мне странно слышать, что мои приказы имеют «наивысший приоритет». В обычной жизни я стараюсь не приказывать другим людям, только предлагая или намекая на то, чего хочу или что мне нужно.
Варниш продолжает, вынуждая заключенных нараспев произносить «наказание» – последнее слово правила о том, что их ждет, если они не выполняют других правил. Они должны пропеть это ненавистное слово самым высоким тоном, снова и снова. Это должно заставить их почувствовать себя униженными и оскорбленными.
Все это продолжается почти 40 минут. Заключенные устали; у них затекают ноги, болят спины, но никто не жалуется. Барден приказывает всем повернуться и встать по стойке «смирно» для проверки униформы.
Венди спрашивает заключенного № 1037, почему у него нет шапочки.
«Ее забрал другой охранник, сэр».
Венди: «Я ничего об этом не знаю. Ты что, считаешь, что господа надзиратели не знают, что здесь происходит?»
«Нет, я этого не говорил, господин надзиратель».
Венди: «Значит, ты потерял шапочку».
№ 1037: «Так точно, господин надзиратель».
Венди: «Пятнадцать отжиманий. Хочешь, чтобы я считал?»
Венди объявляет, что заключенный № 3401 пожаловался на то, что заболел.
Варниш отвечает: «Мы не любим больных заключенных. Почему бы тебе не сделать двадцать приседаний? Ты наверняка почувствуешь себя лучше!» Затем он обзывает № 3401 нытиком и забирает его подушку.
«Ладно, все, у кого есть шапочки, возвращаются в камеры. Те, у кого их нет, остаются здесь. Можно сидеть на кроватях, но лежать запрещено. Заправьте кровати – чтобы не было ни одной морщинки».
Затем Варниш приказывает оставшимся троим заключенным, у которых нет шапочек, синхронно отжиматься. Он спрыгивает со стола, где до сих пор сидел, и отбивает дубинкой ритм отжиманий. Пока они выполняют это ритуальное наказание, он стоит над ними и кричит: «Вниз!» Пол‑5704 останавливается: он говорит, что больше не может. Варниш смягчается и позволяет заключенным встать у стены.
«Ладно, вы все идете в камеры и ищете свои шапочки. Тот, кто не найдет шапочку, завязывает голову полотенцем».
«№ 819, какой сегодня день?»
«Сегодня прекрасный день, господин надзиратель».
«Ладно, заправляйте кровати, чтобы не было ни одной складочки, а потом можете на них сесть».
К этому времени другие охранники уже ушли, остались только трое охранников утренней смены, в том числе и «запасной» охранник, Морисон, спокойно наблюдающий за всеми этими злоупотреблениями. Он говорит заключенным, что они могут лечь, если хотят. Они немедленно ложатся спать и тут же засыпают.
Примерно через час появляется начальник тюрьмы. В твидовом пиджаке и галстуке он выглядит щеголем. Такое впечатление, что каждый день он подрастает на пару сантиметров – или просто держится прямее, чем раньше. «Внимание, внимание, – объявляет он, – заключенные должны одеться и выстроиться во дворе для дальнейшей проверки».
Охранники заходят во вторую и третью камеры, будят заключенных и приказывают им выйти во двор. Их короткий сон снова прерван.
Обитатели второй и третьей камер снова выходят во двор. Стью‑819 нашел свою шапочку; на голове у Рича‑1037 – тюрбан из полотенца, а Пол‑5704 сделал из полотенца нечто вроде капюшона, живописно спадающего на его длинные черные волосы.
Варниш спрашивает Сержанта: «Как ты спал?»
«Прекрасно, господин надзиратель».
№ 5704 не любит лгать и просто говорит: «Хорошо».
Варниш поворачивает его лицом к стене, а другой охранник повторяет правило:
«Заключенные должны обращаться к охранникам „господин надзиратель“».
№ 5704 отжимается от пола, потому что не добавил это почтительное обращение к своей очевидной лжи, будто он спал хорошо.
Начальник тюрьмы медленно идет вдоль строя заключенных, словно генерал, инспектирующий свои войска: «У этого заключенного, кажется, проблемы с прической, а еще у него проблемы с надлежащей идентификацией. Прежде всего, он должен быть должным образом идентифицирован». Начальник тюрьмы движется дальше, оценивая заключенных, и просит охранников принять меры. «У этого заключенного из‑под полотенца торчат волосы». Он настаивает, чтобы все личные номера были вновь пришиты к робам или нарисованы на них маркером.
«Завтра – день посещений. Это значит, что мы хотим показать всем нашим посетителям, какие у нас красивые заключенные. Разве это не правильно? Поэтому заключенному № 819 нужно научиться носить шапочку. Я предложил бы, чтобы в будущем заключенные № 3401 и № 5704 носили полотенца так, как это делает заключенный № 1037. А теперь возвращайтесь в камеры».
Заключенные возвращаются и ложатся спать, пока их не разбудят на завтрак. Начинается новый день. Приходят охранники дневной смены. Следует новая перекличка, на сей раз в стиле чирлидеров школьной команды. Каждый заключенный бодро выкрикивает свой номер: «Это 5! Это 7! Это 0! Это 4! Что это значит? 5704!»
Арнетт, Джон Лендри и Маркус изобретают новые мучения. Один за другим заключенные выходят вперед и декламируют свои номера. Снова и снова…
Грань между личностью и ролью начинает стираться
Меньше трех дней жизни в необычных условиях привели к тому, что некоторые студенты, играющие роли охранников, вышли далеко за рамки простого ролевого поведения. Они демонстрируют враждебность, агрессию и даже мыслят как настоящие тюремные охранники – это со всей очевидностью следует из их отчетов, ретроспективных дневников и личных размышлений.
Серос гордится тем, как действовали сегодня охранники. Он говорит: «Мы вели себя более четко, заключенные выдали превосходные результаты». Все же его беспокоит возможная опасность: «Я боюсь, что это спокойствие может быть обманчивым, возможно, они планируют мятеж» [54] .
Варниш признается, что сначала внутренне противился роли охранника, и это было настолько заметно, что мне пришлось попросить начальника тюрьмы поговорить с ним: «Только на второй день я решил, что должен заставить себя как следует войти в роль. Мне пришлось намеренно отключить все чувства, которые я испытывал к заключенным, чтобы избавиться от сочувствия и уважения к ним. Я начал обращаться с ними так холодно и резко, как только мог. Я старался не показывать чувств, которые бы им понравились, например гнев или отчаяние». Его групповая идентификация также стала сильнее: «Я считал охранников классными ребятами, которым поручили поддерживать порядок среди заключенных – людей, недостойных доверия или сочувствия». Далее он отмечает, что «крутизна» охранников достигла пика во время переклички в 2.30 ночи, и ему это понравилось [55] .
Венди, который на утренней смене начал делить роль лидера с Варнишем, сегодня не так активен – он очень устал, потому что почти не спал. Но ему приятно видеть, что заключенные полностью вошли в свои роли: «Они уже не воспринимают это как эксперимент. Это реальность, и они пытаются сохранить достоинство. Но нам все время нужно показывать им, кто здесь главный».
Он сообщает, что чувствует себя более властным, и он тоже начинает забывать, что это всего лишь эксперимент.