Нет, чтобы говорить по простоте, не можешь по-французски, так хотя бы на простом русском. Ты же всё время неизвестно зачем в речь непонятные слова вставляешь!
-Извини, дедуля, ничего не могу с собой поделать. Сложно в разговоре подбирать каждое слово. За двести лет язык так переменился, что не всегда знаешь, какие слова вы употребляете, какие нет. Дизайн - это значит оформление. Можно сказать: «специалист по оформлению парка»?
-Можно сказать по-человечески, чтобы любому было понятно: садовник!
Мы оба засмеялись очевидной простоте решения.
-Ладно, давай еще по маленькой, а то за мной скоро придет управляющий - поведет к больной, - предложил я, перехватывая взгляд Антона Ивановича на буфетный стол, заставленный бутылками самой экзотической формы.
Однако выпить по последней нам не пришлось, появился фон Герц с сообщением, что графиня проснулась и, если мне угодно, он может меня к ней проводить. Мне было «угодно» и, не откладывая дела, мы с Карлом Францевичем пошли в господские покои.
Вопреки предположениям, дворец, который мы с предком видели издалека и не смогли толком рассмотреть, оказался не таким великолепным, как нам представлялось. Конечно, просто большим домом назвать его было уже нельзя, скорее небольшим дворцом. Четкость и геометризм форм, логичность планировки, сочетание гладкой стены с ордером и сдержанным декором, основными чертами классицизма в архитектуре, делали здание величественным и изысканно-элегантным.
Управляющий, миновав парадный вход, подвел меня к боковому, ведущему, по его словам, прямо в покои графини. Мы вошли через мягко открывшуюся дверь и поднялись на второй этаж по белоснежным ступеням лестницы, инкрустированным черными символами, напоминающими какие-то кабалистические знаки.
-Это что за порода мрамора? - спросил я фон Герца, чтобы сделать ему приятное.
-Пентелеконский, - ответил он. - Алексей Григорьевич, умоляю, будьте осторожны и внимательны, Зинаида Николаевна очень слаба, и рокового кризиса можно ждать каждую минуту.
-Графиню зовут Зинаида Николаевна? - переспросил я, впервые услышав имя и отчество Закраевской.
-Точно так, - подтвердил управляющий.
Дойдя до второго этажа, мы остановились перед лимонного цвета дверью украшенной тончайшей резьбой.
-Дальше я не пойду, чтобы не беспокоить страдалицу. В будуаре вас встретит камеристка, она предупреждена.
Франц Карлович открыл дверь и, пропустив меня внутрь, осторожно прикрыл ее за моей спиной. В комнате, в бархатном кресле, у задернутого гардиной окна сидела молодая бледная девушка с припухшими глазами. При виде меня она встала и шепотом спросила:
-Вы доктор?
Я молча поклонился.
-У графини в комнате темно, это вам не помешает при осмотре? Она теперь совсем не переносит света.
-Ничего страшного, попробую осмотреть ее в темноте, - пообещал я, усмехаясь многозначному: «осмотреть в темноте».
-Тогда следуйте за мной, - сказала девушка, подавая мне теплую, сухую руку с тонкими, почти детскими пальцами.
Мы на цыпочках прошли внутрь темного помещения, как я понял по тонкому аромату, - спальню хозяйки.
-Зинаида Николаевна, - не сказала, а прошелестела камеристка, - к вам пришел доктор.
Я постепенно привыкал к темноте и начал различать предметы. Кровать больной стояла как трон посередине большой комнаты.
Мы на цыпочках прошли внутрь темного помещения, как я понял по тонкому аромату, - спальню хозяйки.
-Зинаида Николаевна, - не сказала, а прошелестела камеристка, - к вам пришел доктор.
Я постепенно привыкал к темноте и начал различать предметы. Кровать больной стояла как трон посередине большой комнаты.
-Я вам помогу, - прошептала девушка и подвела меня к ней.
Рассмотреть больную в темноте было невозможно, я присел на пуфик возле изголовья и попросил:
-Сударыня, позвольте вашу руку.
Графиня едва слышно вздохнула, и к моей руке прикоснулись ее пальцы. Я перехватил тонкое запястье и нащупал пульс. Он был вполне удовлетворительный с хорошим наполнением.
-Что у вас болит? - шепотом спросил я, отпуская руку.
-Ах, доктор, я не знаю. Пожалуй, голова. И я совсем не могу видеть света, - прошелестело в ответ.
Для пожилой женщины у Зинаиды Николаевны была очень нежная, мягкая кожа и красивый, молодой голос.
-Позвольте, я положу вам ладонь на лоб, - сказал я, уже отчетливо видя силуэт лежащей на подушке головы в короне густых волос.
-Извольте, - разрешила графиня.
Я протянул руку и прикоснулся ко лбу, он был прохладен - температуры у больной не было.
-Теперь я буду двигать над вами руками, а вы закройте глаза и постарайтесь расслабиться, - попросил я. - Представьте, что вы лежите в теплой воде и вам хорошо и спокойно.
-Да, - ответила женщина и затихла.
Я начал водить руками над ее телом, закрытым тонким шелковым одеялом. Мышцы у меня напряглись, и заныла недавняя рана.
Сначала графиня лежала совершенно неподвижно, но несколько минут спустя, начала дрожать.
-Вам нехорошо? - спросил я. - Прекратить?
-Нет, хорошо, - ответила она чуть громче и отчетливее чем раньше. - Пожалуйста, еще!
Я вновь сосредоточился на своих ладонях и попытался проконтролировать, какие места ее тела отзываются на мои пассы. Когда занимаешься экстрасенсорным лечением, довольно быстро начинаешь ощущать разницу между здоровыми и больными участками. Как мне показалось, у Зинаиды Николаевны были небольшие проблемы с печенью и желудком. В остальном, для пожилой женщины, она была практически здорова. От нервного и мышечного напряжения я начал уставать и сильно вспотел. В комнате насыщенной ароматами духов было душно и влажно.
-Вот на сегодня и всё, - сказал я, когда почувствовал, что ощущение собственной усталости не дают пробиться к больной.
-Что это было? - спросила больная, открывая глаза. - Что вы со мной делали?
-Это такое бесконтактное, экстрасенсорное лечение, - по привычке, мутно и непонятно, ответил я, постепенно приходя в себя. - Меня ему научили инки и ацтеки.
Обычно чем непонятнее звучали объяснения, тем больше доверия вызывал своей ученостью врач.
-Доктор, а что это за странный запах? - опять спросила графиня.
-Не знаю, - ответил я, отодвигаясь дальше от постели, - вероятно, флюиды выздоровления.
Теперь, когда я почти привык к темноте комнаты, мне показалось, что графиня не так уж и стара. «А почему, собственно, мы решили, что она старуха?» - подумал я, и догадался, что тут дело не обошлось без Пушкина и «Пиковой дамы».