Я не ответил. Махмуд-уста поднялся и вышел из палатки. Я надеялся, что забуду о Махмуде-усте и засну, но мысли о нем не давали мне покоя.
Почему он спросил меня, ходил ли я в театр? Может, Махмуд-уста ревнует меня? Наверняка такую культурную театральную актрису, как Рыжеволосая Женщина, никогда бы не заинтересовал такой деревенщина, как Махмуд-уста. Но что было в голове у Рыжеволосой Женщины, никому не известно. Признаться, поэтому я в нее и влюбился.
Я выглянул из палатки и не поверил своим глазам – мастер направлялся в Онгёрен. Я почувствовал бешеную ревность и гнев. При свете звезд я с трудом различал его темный силуэт.
Неожиданно он остановился, постоял немного, словно о чем-то раздумывая, и вернулся к ореховому дереву. Я видел, как он закурил сигарету и сел под него. Я лег в траву и долго смотрел, как Махмуд-уста курит. Я видел только красноватый огонек его сигареты.
– Ты выспался? Хорошо соображаешь? – спросил Махмуд-уста, попивая чай.
– Да, уста. Я силен как лев.
Мы ни слова не сказали о моем позднем приходе. Как и в последние четыре дня, первым в колодец спустился Махмуд-уста. Маленькая черная точка далеко внизу быстро наполняла лопатой крошечное ведро.
Мастер был на глубине двадцати пяти метров, но в узком просвете бетонной трубы казалось, что он находится еще глубже. Глаза мои слепли на солнце, иногда я терял его из виду, начинал волноваться и, чтобы лучше его разглядеть, опасно наклонялся.
Тянуть наружу полное ведро было уже очень трудно. Веревка моталась из стороны в сторону, ведро то и дело начинало биться о стены. Мы не могли понять причины этого явления. Так как я крутил лебедку в одиночку, я не замечал, что ведро опять принимается выплясывать свой танец, и тогда Махмуд-уста, боявшийся, что оно упадет ему на голову, начинал кричать изо всех сил.
По мере погружения Махмуд-уста кричал все чаще и громче. Когда я опускал ведро, он сердился, что я кручу слишком медленно; когда я высыпал ведро, он вопил, что я слишком долго хожу; раздражался он и из-за того, что от сухого песка поднималась пыль. Я постоянно испытывал чувство вины. Крики моего мастера, отражавшиеся от стен колодца, поднимались наверх со странным гулом.
Я все время думал о нежной улыбке Рыжеволосой Женщины, о ее прекрасном теле, о том, как мы страстно любили друг друга. Думать обо всем этом было очень приятно. А что, если в обеденный перерыв взять да и сбегать в Онгёрен, чтобы ее повидать?
Я благодарил небеса за то, что стою наверху, хотя из-за жары мне было тяжелее, чем Махмуду-усте. Я привык вращать лебедку в одиночку, но иногда силы все-таки изменяли.
Когда я, снимая ведро с ручки, чуть наклонял его, в колодец высыпалось немного песка, камней и ракушек. Через несколько секунд со дна колодца раздавались крики и ругань Махмуда-усты. Мастер часто твердил о том, что если с большой высоты упадет даже маленький камень, то он может сильно поранить, а то и убить. Поэтому наполнял ведро не до краев, а это еще больше затягивало нашу работу.
Когда я высыпал ведро в отдаленном углу участка, то жутко потел. И, возвращаясь к колодцу, теперь всякий раз слышал ругань Махмуда-усты. Правда, чаще всего до меня долетал только гул, и я толком не понимал слова. Мне казалось, будто из-под земли до меня доносится гневный крик какого-то дэва или джинна.
С такой высоты было невозможно разглядеть, где сейчас ведро, на дне ли или застряло где-то на весу. Когда я интуитивно чувствовал, что ведро добралось до дна, то останавливал лебедку, запирал ее распоркой и ждал, когда мастер крикнет: «Тяни!» Каким маленьким и каким беспомощным казался мне Махмуд-уста на дне колодца.
Мы работали уже два часа. Вдруг внезапно у меня закружилась голова. Я испугался, что упаду в колодец. Когда я повез высыпать очередное ведро, то на минутку прилег на траву и, должно быть, сам не заметил, как уснул.
Когда я вернулся к колодцу, со дна слышалось какое-то странное бормотание Махму-да-усты.
Когда я вернулся к колодцу, со дна слышалось какое-то странное бормотание Махму-да-усты. Я опустил пустое ведро, но голос не стих.
– Что случилось, уста? – крикнул я вниз.
– Подними меня наверх!
– Что?
– Говорю же, подними меня наверх!
Ведро было тяжелым, должно быть, он наступил на него ногой.
У меня кружилась голова, но я изо всех сил налегал на лебедку, представляя, что Махмуд-уста наконец-то передумает рыть этот колодец и освободит меня, выдав мне деньги. Как только я получу свои деньги, я сначала отправлюсь к Рыжеволосой Женщине, скажу ей, что я в нее влюблен, что ей нужно бросить Тургая и выйти замуж за меня. А что скажет мама? Вот Рыжеволосая Женщина непременно улыбнется: «Я в матери тебе гожусь». Может быть, перед обеденным перерывом я на десять минут прилягу под ореховым деревом. Когда ты очень устал, десятиминутный сон может придать тебе сил, как сон, продолжавшийся несколько часов. Я где-то об этом читал. А потом я непременно отправлюсь к Рыжеволосой Женщине.
Голова Махмуда-усты показалась над поверхностью колодца.
– Сынок, ты сегодня совсем не шевелишься, – сказал он. – Ты знаешь, я все равно найду здесь воду. А ты, пока я ее здесь не найду, не перестанешь меня слушаться. И не вздумай тормозить работу.
– Хорошо, уста.
– Я не шучу.
– Конечно, уста.
– Если где-то на земле существует цивилизация, если где-то существуют города и села, то это только потому, что там есть колодцы. Без воды не будет цивилизации, а без мастера не будет колодца. Тот, кто не может склонить голову перед своим мастером, не сможет стать хорошим учеником. Когда появится вода, мы с тобой разбогатеем.
– Даже если мы не разбогатеем, я все равно буду с тобой, дорогой мой уста.
Махмуд-уста принялся долго наставлять меня, как школьный учитель: я должен быть очень внимательным, я должен во все глаза следить за тем, что происходит. Интересно, когда он смотрел в театре на Рыжеволосую Женщину, он не думал о том, чтобы наставлять меня? Я слушал слова моего мастера как во сне, не чувствуя необходимости отвечать. Образ Рыжеволосой Женщины вновь стоял у меня перед глазами.
– Иди переоденься, – сказал Махмуд-уста, – вниз спустишься ты, там работать легче.
– Хорошо, уста.
Стоя одной ногой в ведре и крепко держась двумя руками за веревку, я видел в сгущавшейся тьме колодца довольно скоро появившиеся на бетонных стенах трещины, паутину и какие-то странные пятна. Я видел, как испуганные ящерки снуют вверх по направлению к свету. Казалось, что подземный мир о чем-то предупреждает нас. Иногда до меня доносились странные глухие звуки.
Когда я поднял голову, чтобы посмотреть вверх, то отверстие колодца показалось таким далеким и таким маленьким, что мне сделалось страшно и сразу захотелось подняться. Но так как Махмуд-уста торопился, я быстро насыпал песок в ведро и крикнул:
– Тащи!
Махмуд-уста, который был намного сильнее меня, быстро крутил лебедку.
Когда мастер отходил в сторонку, чтобы высыпать ведро, в отверстие колодца виднелся крохотный круглый кусочек неба. Какого чудесного цвета оно было! И при этом очень далеко, словно мир, увиденный в перевернутый бинокль.
До тех пор, пока Махмуд-уста не показывался вновь в отверстии колодца и не начинал привязывать ведро, я, замерев, смотрел вверх, на небо.
Однажды, когда крошечный силуэт Махмуда-усты на какое-то время исчезла, сердце мое охватил страх. А если наверху он споткнется или с ним что-нибудь случится? А если он уйдет, чтобы наказать меня? Интересно, если бы Махмуд-уста знал о моей ночи с Рыжеволосой Женщиной, захотел бы он меня наказать?
Я в несколько приемов насыпáл ведро. Песчаная земля была слишком мягкой и белой.