Животное.
– Мне и вправду не терпится вернуться в «Буну». Однако до того я в вашем полном распоряжении. Как и всегда, дядя.
– Что тебе известно об Аненербе?
– Не многое. Исследование различных культур, не так ли? Своего рода «мозговой трест». Хотя мозги там, как я слышал, не из лучших.
– Вот. Возьми. Сейчас можешь не читать. Просто присмотрись к названию.
– «Теория космического льда». Что это?
– Ну, тут мы имеем дело с Шарлатаном – с Гиммлером, der Kurpfuscher. Все это сугубо между нами. Я никогда не придавал его антропологии большого значения. И траволечению тоже. Слабительные и простокваша. На этом долго не протянешь. Не вижу в них смысла.
– Ванны с овсяной соломой и прочее.
– Не заслуживают доверия. Но тут совсем другая история, Голо. Вот послушай. В Аненербе имеется отдел метеорологии. Предположительно, он работает над долгосрочными предсказаниями погоды. Но это всего лишь дымовая завеса. А работает он над теорией космического льда.
– Вы бы лучше объяснили мне, что это такое, дядя.
– Жарковато тут, нет? Дай-ка мне твою рюмку. Хорошо. Выпей.
– Cheers.
– Cheers. Так вот. Теория гласит, что арийцы… что арийцы не… Постой. Да, еще там целая история с утраченным континентом. В общем, все довольно специально, вдаваться в это мне сейчас неохота. Тут все разжевано. Мне нужно, чтобы ты это проштудировал, племянник. И растолковал мне шансы Аненербе на успех.
– Шансы на успех теории космического льда?
– Послушай, я не защищаю эту идею исходя из ее достоинств. Понятное дело. Да и как бы я смог?
– Никак не смогли бы. Вы же не специалист.
– У меня нет специальной подготовки. А вот в политике я разбираюсь, племянник. И мне важна не теория. Мне важно, кто в нее верит. Шарлатану она очень симпатична и Трансвеститу, кстати сказать, тоже. Другое дело, что к нему мы больше не прислушиваемся. Благодаря мне. Но Шеф, Голо, Шеф. Шеф настаивает на том, что теория космического льда выдерживает…
– Минуточку, дядя. Простите, но я думал, что у Шефа не хватает на такие штуки времени.
– О, Шеф проникается к ним все большим интересом. К рунам и прочему. И разрешает Увечному составлять для него гороскопы… Понимаешь, Шеф держится мнения, что если теория космического льда верна, если мы сможем обосновать и доказать ее правоту – тогда все. По его словам, нашим врагам придется тогда сложить оружие и извиниться. И Тысячелетний Рейх окажется узаконенным – узаконенным небесами, так он выразился. Та к что сам понимаешь, Голо. В данном случае я не могу позволить себе выбрать неверную сторону. Это выглядело бы совсем ни к черту. Поэтому выясни для меня все о космическом льде. Ясно?
– О, совершенно ясно, дядя.
– Я вот подумал. Раз уж я здесь, так почему бы мне не заглянуть в Коричневый дом?
– Зачем? Там кроме паутины нет ничего.
– Они вполне могли получить документы СА за тридцать третий и тридцать четвертый. Всяко бывает.
– Кого ты разыскиваешь, скажи точно?
– О, одного коммуниста.
– Имя?.. Погоди. Можешь не говорить. Дитер Крюгер.
Удивился я сильно, но продолжил неторопливо:
– Да. Крюгер. Как странно. Но что вас так развеселило, дядя?
– Вот так так. Таки-таки-так. Извини. – Он откашлялся, харкнул в огонь. – Ладно. Во-первых, вся история с Крюгером – умора совершенная. Я от нее всегда завожусь. А теперь, племянник, чтобы сделать ее еще смешнее, ты, если я не ошибаюсь, ты, мой мальчик, вставляешь фрау Долль?
– Ну уж нет, дядя.
В Кат-Зет? Не самое подходящее место.
– Хм. Малость мрачноватое, сколько я себе представляю.
– Да. Малость мрачноватое. Но подождите, мой господин. Вы сильно ушли вперед. Я в растерянности.
– Хорошо. Хорошо, – вытирая глаза, сказал он. – В начале ноября я получил от Коменданта телеграмму. Насчет Крюгера. Я на нее пока не ответил, но придется. Видишь ли, племянник, нас связывают священные узы, его и меня.
– Сегодня просто-напросто ночь сюрпризов, дядя.
– Самые что ни на есть священные. Чтимые сильнее, чем брачный обет. Соучастие в убийстве. Прикончи это, Голо, – сказал он, протягивая мне коньяк. – Та к вот. Начало двадцать третьего, племянник. Полувоенное формирование Долля обнаружило в своих рядах «предателя». Дело было в Пархиме. «Я невиновен, ваша честь! Я всего лишь передал им разрешение разделать его под орех». Однако Долль и его ребята засиделись в пивной, а потом перестарались в лесу. Я получил год. Помнишь, в то лето мы не выезжали с палатками за город? Долль получил десятку. Можно сказать, принял на себя предназначавшийся мне удар – отчасти. Отсидел пять. А кстати, почему он вдруг взялся за Крюгера? На нынешнем-то этапе игры? Потому что Крюгер отымел ее первым?
– Что вы ему ответите? Доллю.
– Ну не знаю, – сказал он, зевая. – Скорее всего, что застрелен при попытке к бегству.
– Это правда?
– Нет. Не более чем отговорка. Означающая, что он мертв.
– А он мертв?
– Увы. Ах как хочется рассказать тебе эту историю, племянник. Я знаю, уж ты-то понял бы всю ее красоту. Это одна из вершин этики национал-социализма. Однако во всем Рейхе не наберется и полудюжины человек, которым известно, что случилось с Дитером Крюгером. Может, и расскажу, но сначала мне надо будет как следует все обдумать. Да уж!
– Долль. Он ведь тоже был коммунистом, верно? Какое-то время.
– Ничуть. Долль всегда был убежденным нацистом. Этого у него не отнимешь. Нет, он просто выполнял задание коричневых. И навел на Крюгера «Команду семь». Парней с кастетами… А эта Ханна – почему она вышла за такого мелкого прохвоста? О, в те давние времена я и сам не отказался бы ее отвалять. Роскошная фигура. Вот только рот. Рот у нее широковат, ты не находишь?
– По-моему, очень красивый рот. А вы все еще встречаетесь с той актрисой? Маней, так? Или бросили ее?
– Нет, не бросил. Я хочу, чтобы она жила здесь. По крайней мере, между съемками. Герда полностью за – лишь бы я ее исправно брюхатил. Маню то есть. А заодно и саму Герду. Ей хочется родить десятерых и получить «Крест немецкой матери». Ладно, будешь уходить, погаси свет. Выключатель вон там.
– Нет, я с наслаждением провел бы с вами первый день нового года, дорогая. Но, увы, мне необходимо быть в городе. Уеду прямо с утра. Ганс подвезет меня в грузовичке. Рейхсляйтер доверил мне важное поручение…
Герда задумчиво сообщила:
– По-моему, фельдмаршал Манштейн – еврей. Ты не находишь? По фамилии же видно… А после Берлина, племянник?
– Назад в «Бану». Для ленивца, тетушка, дело черти находят.
– Что ты сказал? – переспросила она, глядя куда-то в сторону и как будто не ожидая ответа.
Ночью прошел дождь, потеплело, снег начал таять, и теперь желтое солнце мрачновато играло на свесах и скатах крыш. Водосточные трубы наперегонки занялись своим делом, вода из них так и била – мне все это напоминало множество разбегавшихся врассыпную мышей. Герда спросила:
– Папочка говорил тебе что-нибудь о войне?
– Практически ничего.