Его послевкусие — чистейший нектар.
Глава 11. СКЛАД «ДУБ»
Грохот бревен, стук молотков, блеяние коз и мычание коров доносится сквозь открытые ворота склада. Ханзабуро стоит в проеме и смотрит на темнеющее небо. За столом Огава Узаемон переводит японскую версию транспортной накладной 99–6 торгового сезона 1797 года, в которой идет речь об отправке кристаллов камфары. Якоб записывает огромную разницу в ценах и количествах между японской и голландской частями. Подпись на документе в графе «Честно и правдиво удостоверяю погрузку» — заместителя директора Мельхиора ван Клифа: двадцать седьмая по счету фальшивка, обнаруженная Якобом. Клерк рассказал Ворстенбосу о растущем списке, но реформаторский задор директора слабеет день ото дня. Ворстенбос более не стремится «вырезать раковую опухоль коррупции», теперь он исповедует другой тезис: «Лучше управлять тем, что у нас есть». И, возможно, самый явный индикатор, свидетельствующий об изменении доктрины директора — Ари Грот, который становится все активнее и веселее с каждым днем.
— Скоро станет слишком темно, — говорит Огава Узаемон, — чтобы различать текст.
— Сколько времени осталось, — спрашивает Якоб, — до окончания работы?
— Еще один час, даже с лампами. Потом я должен уйти.
Якоб пишет записку Оувеханду с просьбой дать Ханзабуро кувшинчик масла из запаса, хранящегося в бухгалтерии, а Огава инструктирует его на японском. Юноша уходит, его одежду раздувает ветер.
— Последние тайфуны сезона, — говорит Огава, — наносят самый большой урон. Мы думали, что в этом году Боги уберегут Нагасаки от сильного тайфуна, и тут, — Огава жестами имитирует удар тараном.
— Осенние шторма в Зеландии тоже печально известные.
— Простите… — Огава открывает свою тетрадь. — Что это — «печально известные»?
— Известные, как очень плохие.
— Господин де Зут говорит, — вспоминает Огава, — что его родной остров ниже уровня моря.
— Валхерен? Это так, это так. Мы, голландцы, живем под рыбами.
— Не дать морю затопить землю — это древняя война.
— «Война» слово правильное, и мы иногда проигрываем битвы, — Якоб замечает грязь под ногтем большого пальца, оставшуюся после его последнего часа работы в огороде доктора Маринуса этим утром. — Плотины иной раз рушатся. Хотя море для голландца — главный враг, но оно при этом его кормилец и закаляет его характер. Если бы природа наделила нас такой же жирной, плодородной землей, как у соседей, зачем бы мы стали изобретать Амстердамскую биржу, акционерную компанию и нашу империю среднего класса?
Плотники крепят бревна наполовину отстроенного здания склада «Лилия».
Якоб решает перейти к деликатной части разговора, прежде чем вернется Ханзабуро.
— Господин Огава, когда вы проверяли мои книги в то, первое утро, вы, я полагаю, видели мой словарь?
— Новый словарь голландского языка. Прекрасная и редкая книга.
— Она, как мне кажется, понадобилась бы японцу, изучающему голландский.
— Голландский словарь — это волшебный ключ, открывающий множество дверей.
— Я хочу… — Якоб замирает, — …отдать его госпоже Аибагава.
Приносимые ветром голоса долетают до них, как эхо из глубокого колодца.
Лицо Огавы строго и непроницаемо.
— Как, по-вашему, — пытается разузнать Якоб, — она может отреагировать на такой подарок?
Пальцы Огава дергают узел на его кушаке.
— Это большая неожиданность…
— Но, я надеюсь, не плохая неожиданность?
— У нас есть пословица, — переводчик наливает себе чаю.
— Это большая неожиданность…
— Но, я надеюсь, не плохая неожиданность?
— У нас есть пословица, — переводчик наливает себе чаю. — «Ничего нет дороже того, что получаешь бесплатно». Когда госпожа Аибагава получает такой подарок, она может заволноваться: «Какой будет настоящая цена, если я приму?»
— Но здесь нет никаких обязательств. Честное слово, вообще никаких.
— Тогда… — Огава отпивает чай, продолжая избегать взгляда Якоба. — Почему господин де Зут отдает?
«Этот разговор еще труднее, — думает Якоб, — чем с Орито в саду».
— Потому что… — клерк замолкает, — …ну, почему я хочу подарить ей этот подарок, я имею в виду, источник этого желания, что побуждает кукловода, как мог выразиться доктор Маринус, это… одна из великих неопределенностей.
«Что это за бессвязное лепетание, — читается на лице Огавы, — о чем ты, скажи на милость?»
Якоб снимает очки, оглядывается по сторонам и видит пса, задравшего лапу.
— Книга эта… — Огава смотрит, скорее, не на, а сквозь Якоба, — подарок любви?
— Я знаю… — Якоб чувствует себя актером, который вышел на сцену, не выучив текста, — что она… госпожа Аибагава… не куртизанка, что голландец — это не идеальный муж, но я не нищий, благодаря моей ртути. Но это ничего не значит, и, без сомнения, кто‑то мог бы принять меня за самого глупого дурака…
Под глазом Огавы бьется маленькая жилка.
— Да, можно сказать, что это подарок любви, но, если госпоже Аибагаве нет до меня никакого дела, это совершенно неважно. Она может оставить его у себя. Зная, что она пользуется этой книгой… — «…я буду счастлив» Якоб произнести не может. — Если бы я отдал словарь ей, — объясняет он, — шпионы, инспекторы и ее соученики заметили бы. Я также не могу подойти к ее дому вечером. А словарь у переводчика с рангом ни у кого не вызовет никаких вопросов. И это не контрабанда, а просто подарок. И потому… я бы хотел попросить вас отнести ей эту книгу.
Туоми и раб д’Орсейи разбирают треножные весы на Весовом дворе.
Огава не меняется в лице от удивления — значит, уже ожидал услышать подобную просьбу.
— На Дэдзиме нет никого, — добавляет Якоб, — кому бы я доверял.
Действительно, никого, подтверждает Огава коротким: «Х — м-м — м».
— В словарь я… я вложил… ну, короткое письмо.
Огава поднимает голову: последняя фраза вызывает определенные подозрения.
— Письмо… чтобы сказать, что словарь — ее навсегда, но если… — «Теперь я похож, — думает Якоб, — на зазывалу, обхаживающего домохозяек на рынке», — …если бы она… когда‑нибудь… решила бы увидеть во мне покровителя, или, скажем по-другому, защитника или… или…
Тон Огавы неожиданно резок.
— Письмо — предложение замужества?
— Да. Нет. Пока… — полный сомнений и раскаяния, Якоб достает словарь, заматывает его в парусину и завязывает шпагатом. — Да, черт возьми. Это — предложение. Я прошу вас, господин Огава, облегчите мои страдания и просто передайте ей эту чертову книгу.
Ветер темен и насыщен громовыми раскатами. Якоб закрывает склад на замок и переходит Флаговую площадь, прикрывая глаза от песка и пыли. Огава и Ханзабуро вернулись домой, пока буря еще не разгулялась. У флагштока ван Клиф орет на д’Орсейи, у которого, как видно Якобу, никак не получается добраться до флага.