Пэтти вяло улыбнулась. – Все не так плохо, – пробормотала она, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
– Следующая, – позвала врач, возникшая в дверном проеме. Заметив, однако, Пэтти, она подошла к ней и встряхнула за руку. – Это Пэтти Уайатт? Что с тобой, детка?
Пэтти вздрогнула и открыла глаза. – Ничего, – сказала она, – просто я немного устала.
– Пойдем со мной.
– Сейчас не моя очередь, – возразила Пэтти.
– Не имеет значения, – парировала врач.
Пэтти, прихрамывая, плюхнулась во врачебное кресло.
– Покажи свой язык. М-мм… налет не большой. Пульс вроде бы регулярный, хотя, возможно, несколько лихорадочный. Ты слишком много занимаешься?
– Не думаю, что я занимаюсь больше, чем обычно, – сказала Пэтти правдиво.
– Засиживаешься допоздна?
Пэтти подумала. – На прошлой неделе я два раза ложилась довольно поздно, – призналась она.
– Если вы, девочки, продолжите заниматься по ночам, то мы, врачи, ничего с этим поделать не сможем.
На всякий случай, Пэтти не посчитала нужным объяснять, что дело было в вечеринке, на которой угощали гренками с сыром, поэтому она просто вздохнула и посмотрела в окно.
– У тебя аппетит хороший?
– Да, – произнесла Пэтти тоном, противоречащим сказанному. – Вроде бы, отменный.
– М-мм, – сказала врач.
– Я просто немного утомилась, – продолжала Пэтти, – но, думаю, со мной все будет в порядке, как только я смогу передохнуть. Может быть, мне нужно какое-нибудь тонизирующее средство, – предположила она.
– Лучше тебе один-два дня воздержаться от уроков и как следует отдохнуть.
– О нет, – проговорила Пэтти в явном смятении. – В нашей комнате постоянно так много девочек, что спокойнее будет пойти на занятия; и, кроме того, как раз сейчас я не могу пропускать.
– Отчего же, – настойчиво и подозрительно спросила врач.
– Видите ли, – несколько неохотно ответила Пэтти, – у меня еще куча дел. Мне необходимо вызубрить материал к экзамену и…
Слово «зубрежка» было для врача, словно красная тряпка для быка. – Чепуха! – воскликнула она. – Я знаю, как с тобой поступить. Прямо сейчас ты отправишься в лазарет на несколько дней…
– Ах, доктор! – сказала Пэтти умоляюще, со слезами на глазах, – со мною действительно все в порядке, и я должна сдать этот экзамен.
– Какой это экзамен?
– По древнеанглийскому… Мисс Скеллинг.
– Я сама повидаюсь с мисс Скеллинг, – сказала врач, – и объясню, что ты не сможешь сдать экзамен, пока не выйдешь из лазарета. А теперь, – прибавила она, делая запись в истории болезни Пэтти, – я помещу тебя в палату для выздоравливающих, и в течение нескольких дней мы испробуем лечение покоем, посадим тебя на куриный бульон и эггног и проверим, удастся ли вернуть твой аппетит.
– Благодарю, – покорно сказала Пэтти с видом человека, который перестал бороться с неизбежностью.
– Мне нравится, что ты интересуешься своей учебой, – добавила врач мягко, – но ты всегда должна помнить, моя дорогая, что здоровье – прежде всего.
По возвращении в кабинет Пэтти исполнила импровизированный танец посреди комнаты.
– Что случилось? – воскликнула Присцилла. – Ты что, сошла с ума?
– Нет, только заболела, – сказала Пэтти, пошла в свою спальню и стала бросать вещи в саквояж.
Стоя на пороге, Присцилла изумленно взирала на нее. – Ты собралась в Нью-Йорк? – спросила она.
– Нет, – молвила Пэтти, – в лазарет.
– Пэтти Уайатт, ты жалкая маленькая лицемерка!
– Вовсе нет, – весело сказала Пэтти. – Я туда не просилась, но врач просто на этом настояла. Я сказала ей, что у меня экзамен, но она сказала, что это не важно, – здоровье должно быть на первом месте.
– А что в этой бутылке? – поинтересовалась Присцилла.
– Это для моего аппетита, – отвечала Пэтти, расплывшись в улыбке, – доктор надеется его улучшить. Я не хотела ее разочаровывать, но я не слишком верю, что ей удастся это сделать. – Она бросила в свой саквояж грамматику древнеанглийского языка и экземпляр «Беовульфа».
– Тебе не разрешат заниматься, – заметила Присцилла.
– Я не стану спрашивать у них разрешения, – сказала Пэтти. – До встречи. Передай девочкам, чтобы они иногда заходили и навещали меня в моем принудительном уединении. Время посещения – с пяти до шести. – Она снова просунула голову в дверь. – Если кто-нибудь пожелает прислать мне фиалки, то, думаю, они могли бы меня подбодрить.
На следующий день Джорджи и Присцилла пожаловали в лазарет, где в дверях их встретила суровая фигура старшей сестры. – Я проверю, не спит ли мисс Уайатт, – сказала она неуверенно, – но боюсь, что вы ее растревожите, ибо она должна пребывать в полном покое.
– О нет, мы ей не повредим, – возразила Джорджи и обе девушки вошли на цыпочках вслед за сестрой.
Палата для выздоравливающих была просторной, хорошо проветриваемой комнатой, отделанной белым и зеленым цветом; здесь стояли четыре или пять кроватей, каждая из которых была обнесена медными опорами с прикрепленными к ним занавесками. Пэтти, опираясь на подушки, занимала одну из угловых кроватей возле окна, волосы ее взъерошено падали на лицо; подле нее стоял столик, заставленный цветами и стаканами с лекарством. Эти тщательно продуманные атрибуты болезни вызвали в воображении посетительниц кратковременную иллюзию. Присцилла подбежала к кровати и упала на колени подле своей беспомощной соседки по комнате.
– Пэтти, милая, – позвала она с беспокойством, – как ты себя чувствуешь?
Лицо Пэтти озарилось ангельской улыбкой. – Сегодня я смогла немного поесть, – сказала она.
– Пэтти, ты ужасная плутовка! Кто принес тебе эти фиалки? «С любовью, от леди Клары Вере де Вере» – эта святая первокурсница! – а ты до последней капли стащила весь спирт, который бедняжка считала своим. А от кого эти розы? Мисс Скеллинг! Пэтти, тебе должно быть стыдно.
Пэтти имела приличие слегка покраснеть. – Я была несколько смущена, – призналась она, – однако, поразмыслив о том, как бы она сожалела, если бы выяснила, как мало я знала, и как она обрадуется, обнаружив, сколько я знаю теперь, совесть моя успокоилась.
– А ты занимаешься? – спросила Джорджи.
– Не то слово! – Приподняв угол подушки, Пэтти продемонстрировала голубую книгу. – Еще два дня, и я буду главным экспертом в Америке по древнеанглийским корням.
– Как тебе это удается?
– О, – сказала Пэтти, – когда начинается тихий час, я ложусь и закрываю глаза, они начинают ходить на цыпочках, смотрят на меня, шепчут: «Она уснула» и задергивают занавески вокруг кровати; а я достаю книгу и добрых два часа занимаюсь неправильными глаголами, когда же они приходят посмотреть на меня, я продолжаю спать.