— Ангела, — повторила Бекки, — он стоял на волнах и смотрел, как все гибнут; а потом увидел меня и прокричал: «я хочу, чтоб она осталась в живых, слышишь…»
Сердце Дагни вскрикнуло, словно пришло — то самое письмо, весть, слух. Она повернулась стремительно к девушке, схватила её за лицо и посмотрела в глаза. «Серые, серые! словно дождливый туман…» — а потом показала девушке пропасть под ними.
— Его глаза — какого цвета? — девушка глянула вниз, за перила, и зажмурилась; начала вырываться из крепких рук Дагни.
— Черные, синие, золотые, зеленые, — назвала она все цвета бури; а море под «Моргианой» было черное и спящее; и вдалеке на нём плавали огни приближающегося порта.
— Это не ангел, — сказала Дагни, отпуская; девушка рыдала уже в голос, — это Трэвис. Не бойся, он умер; он не придет за тобой.
Бекки же мотала темно-золотой косой и повторяла: «нет, нет»; потом затихла. В тишине ночи послышался плач — далекий; далекий, словно свет маяка.
— Это дарлинг плачет, — всполохнулась она, кусок света, — проснулся; я побегу…
— Бекки, слышишь, — Дагни помогла ей встать и повторила, словно стучалась в дверь: — Он умер, он не придет за тобой…
Но комната в глазах Бекки была пустой; Дагни смотрела, как та идет по палубе, легкая и фигуристая, словно вышитая — люрексом и мулине; «красивая», — и ревность кольнула её; а Бекки вдруг обернулась — у самой лестницы вниз, во второй класс; и сказала из темноты:
— Он утонул, не так ли? только вы это зря так — не думаете о нём; он же ангел — он просто ушел — домой. Понимаете? Мы с вами разговариваем о странностях; вы ведь тоже тонули? а он слушает — там, — и задержала руку над морем…