Или все-таки двери – там ведь две створки? Дверью Пол не хлопнул, но и не слишком осторожничал, закрывая ее. Затем она услышала какой-то странный трубный звук – он донесся снаружи через открытое окно, а не из вестибюля, откуда разнесся бы по всему дому, как эхо, – более всего похожий на смех. Если это, конечно, действительно был смех, а не вызывающий оторопь дерзкий и резкий призыв, напоминающий крик павлина. Этого она тоже никогда в жизни не забудет.
Затем башмаки Пола захрустели по гравию в сторону бывшей конюшни, ныне служившей гаражом. Там стояла его машина. Джейн была уверена, что он заметил ее велосипед, который она прислонила к стене дома возле парадного крыльца – как он ей и велел, – когда роскошные двери, словно по волшебству, распахнулись перед ней. Она вполне сознательно не стала утром прятать велосипед в каком-нибудь укромном местечке. И теперь ей было ясно, что если бы мисс Хобдей все-таки пришло в голову – хотя бы из озорства, ведь она была девушкой вполне современной, да к тому же невестой Пола, – без предупреждения приехать в Апли на своей машине с намерением устроить своему жениху сюрприз, то ей наверняка удалось бы удивить не только его, но и себя, потому что она бы сразу увидела у крыльца дамский велосипед. Ну а потом мог бы разразиться скандал, яростный, дикий скандал. И в итоге этот праздничный день сложился бы совершенно иначе.
Но разве она так или иначе не устроит скандал, когда Пол с таким опозданием доберется до отеля «Лебедь» в Боллингфорде?
Ох уж эти скандалы! Ох уж эти сцены и даже целые спектакли, которые так и не случаются, но словно ждут за кулисами, когда им представится такая возможность! Теперь, думала Джейн, наверное, уже почти половина второго. За окном хором пели птицы. А где-то по ту сторону от Боллингфорда мчалась на своем «Эммамобиле» мисс Хобдей, спеша на свидание с Полом. И, возможно, тоже опаздывала. Впрочем, она, женщина, имела полное право опаздывать. А может быть, ей вообще было свойственно всегда и повсюду безумно опаздывать, так что Пол вполне сознательно рассчитывал на эту ее привычку, способную кого угодно вывести из равновесия. И если он все рассчитал правильно, то они просто опоздают оба, так что им и злиться друг на друга не придется.
Пожалуй, это было самое простое объяснение.
Но, даже опаздывая, Эмма Хобдей будет наслаждаться во время езды головокружительной красотой этого весеннего дня. Впрочем, сидеть за рулем автомобиля Джейн не доводилось – это было за пределами ее опыта горничной. Она «водила» только велосипед. И все же она попыталась представить себя на месте – точнее, в автомобиле – Эммы Хобдей, которая не знала еще, в каком виде предстанет перед ней ее будущий муж. Как не знала и того, что ему понадобилось страшно много времени, прежде чем он наконец решился надеть брюки.
А «вожди племен» в Хенли, должно быть, уже покончили с копченым лососем и решали теперь, что заказать – то ли утку, то ли ягненка под мятным соусом, хотя ягненка здесь, разумеется, готовят не так хорошо, как это делает Милли. И, обсуждая меню, они снова и снова восторгались тем, какой сегодня выдался великолепный денек, и все повторяли: хорошо бы такая же погода была и в день свадьбы! И Джейн представляла себе просторный обеденный зал с высокими французскими окнами, распахнутыми навстречу солнечному свету. Лужайку, спускающуюся к реке. Столы, сервированные прямо под открытым небом. Белые летние шляпы. Действительно, точно свадьба.
Ох уж эти воображаемые сцены! Представляя себе сидящих за ланчем господ, она словно пыталась представить себе или даже предсказать возможное или вполне реальное будущее. Но ведь таким образом можно было вызвать к жизни и нечто несуществующее.
Она услышала, как глухо взревел мотор его автомобиля. Затем этот рев повторился еще раза два. Возможно, он всегда так делал, прогревая двигатель, – как перед началом гонок.
Хотя сейчас ему, пожалуй, и впрямь придется гнать вовсю, чтобы все-таки не так сильно опоздать на свидание с ней. Однако он так и не рванул с места – колеса лишь негромко проскрипели по гравиевой дорожке, а не взвизгнули, не просвистели, разбрасывая камешки. Затем автомобиль стал постепенно набирать скорость и помчался по подъездной аллее, обсаженной липами, мимо двух просторных лужаек. Вскоре эти звуки стали почти не слышны, заглушенные неумолчным птичьим пением.
Джейн не шелохнулась. Не встала, не подошла к окну. Она лишь в последний раз услышала короткий, набирающий силу рев – это Пол выехал на гудронированное шоссе, по которому сегодня утром, только на другой машине, вез перепуганных, но страшно гордых Этель и Айрис, – и поняла, что он, словно опомнившись, с силой вдавил в пол педаль газа.
Однако она все еще продолжала лежать. На окне слегка трепетали шторы, но она по-прежнему не шевелилась. Она словно видела себя со стороны: на постели Пола в его комнате лежит обнаженная девушка – она, Джейн, – и неизвестно, сколько времени она лежит вот так, совершенно неподвижно. В итоге она почувствовала всю нелепость своего поведения и поняла, что, пожалуй, нужно встать, хотя все еще испытывала странную, даже пугающую, потребность не шевелиться.
Собравшись с духом, она начала подниматься. Сперва села в постели, затем спустила на пол ноги, нащупав босыми ступнями ковер. Затем прошлась по ковру, голая, как это только что делал Пол. Оба его брата смотрели на нее из серебряных рамок. Она полюбовалась на себя в зеркало и подошла к окну. Но там смотреть было не на что. Беркшир. И вокруг ни души, и некому было заметить, как в окне второго этажа необъяснимым образом возникли ее лицо и ничем не прикрытая обнаженная грудь, освещенная ярким солнечным светом. Небо по-прежнему сияло чистой голубизной.
Она снова повернулась лицом к комнате и, сопротивляясь мимолетному желанию немедленно собрать свои вещи и одеться, посмотрела на постель, где они только что лежали рядом, на отброшенные одеяла, на смятые простыни, на небольшое, но вызывающе заметное пятно.
Она думала об Этель.
Этель, которая давно служит горничной в доме, где росли трое мальчиков, подобные пятна на простынях, конечно, знакомы, хотя это пятнышко, как ни странно, выглядело несколько иначе, чем те, что оставляли по ночам трое братьев. Впрочем, двоих уж нет. Хотя вот же они! Пялятся из своих серебряных рам на голую девушку. Джейн не без оснований предполагала, что Этель так и не довелось узнать, каково быть непосредственной причиной подобных «ночных выделений» у мужчины. Не говоря уж о том, что вряд ли она когда-либо чувствовала, как эти «выделения» проникают внутрь тебя, смешиваются с твоими собственными соками, а потом из тебя вытекают. Скорее всего, горничная Этель была девственницей. А ведь ей, должно быть, уже под тридцать. И родители у нее, наверное, совсем старые. Но, по крайней мере, они у нее есть, и сегодня ей разрешили с ними повидаться.
Столько бессмысленно потраченных «выделений»! Джейн на мгновение показалось, что солнечный свет заливает комнату какой-то яркой, слепящей пустотой. Почему, ну почему она должна чувствовать себя никому не нужной и одинокой после того, что было у них с Полом сегодня? Ведь ясно же, что она-то, в конце концов, совсем не такая, как Этель. Да к тому же сейчас весь дом вместе с небольшим парком в ее полном распоряжении, как сказал бы мистер Нивен.
Из спальни, минуя гардеробную, она проследовала в ванную комнату, находившуюся рядом. Это был настоящий маленький мужской замок. Она смотрела на бритвенные лезвия, кисточки для бритья и флаконы одеколона и решала, можно ли их потрогать. Ей очень хотелось взять в руки и подробно рассмотреть каждую из вещичек, стоявших на этих стеклянных полках. По крайней мере у нее хватило духу вымыться, а потом вытереться его полотенцем, еще влажным после того, как он сам им воспользовался.