И устремил задумчивый взгляд на озеро, молча изучая пейзаж с видом заправского собственника этих мест, а затем вдруг спросил, не отводя глаз от воды:
– Так вы готовы рассказать мне, что вас все же тревожит? Вы, как мне кажется, сейчас пребываете совсем в другом месте, за сотни, тысячи миль отсюда.
Марипоса слабо улыбнулась. Сэм, как всегда, попал в самую точку.
– Не так уж и далеко. Всего лишь пара тысяч миль от Техаса.
– А-а, – протянул он понимающе и повернулся к ней, цепко перехватив ее взгляд: – Думаете о своей дочери?
– Нет, о матери.
– Вас что-то расстроило?
Марипоса склонила голову.
– Вы же знаете, я ей звонила. Точнее, звонила моя сестра.
– Знаю.
– Прошло уже три недели.
– Хм! Вы полагаете, это много?
Марипоса повела плечами:
– Но мама так и не позвонила мне! И Марии тоже не перезвонила и не сказала ей, что хочет меня видеть. Конечно, ей безразлично, где я и что я, после того как я бросила ее одну с маленьким ребенком и ни разу за столько лет не написала и не позвонила им. – Она сжала пальцы, так что они хрустнули. – Конечно, я не заслуживаю ни малейшего снисхождения. Но все же надеялась… – Она подавленно замолчала, и голос ее предательски дрогнул, когда она снова заговорила: – Так обидно, Сэм! Ни слова в ответ! Представляете?
– Минуточку-минуточку. Давайте разберемся во всем по порядку, – живо возразил Сэм. – А вы уверены, что Мария звонила вашей матери?
Марипоса нахмурила брови. Она и сама не раз задавала себе этот вопрос.
– Она сказала, что звонила. Мария не станет врать. Это не в ее правилах. Она очень прямой и открытый человек. И уж если пообещала позвонить, то непременно позвонила. А если бы не захотела, то тоже прямо и сказала бы мне об этом.
– Насколько я посвящен в ситуацию, вы с сестрой никогда не были особенно близки. Она всегда ревновала вас к матери. Что, если она не позвонила специально, для того чтобы не дать состояться вашей встрече?
– Во-первых, она мне не родная сестра, а сводная. Да, вы правы! Особой близости между нами не было. Но вряд ли она ненавидит меня. Мария много старше, мы никогда не росли вместе. Можно сказать, она меня совсем не знает. За что ей меня ненавидеть? Скорее она испытывает ко мне неприязнь. Но это следствие той непрекращающейся войны, которую она много лет ведет с матерью.
– Получается, что характер у Марии скверный, коль скоро она не может поладить даже с собственной матерью.
– Не совсем так, – возразила Марипоса, тщательно подбирая каждое слово. – Она у нас просто… очень упертая. Уж если что решила или надумала, то это надолго, если не навсегда. Ее война с матерью тоже началась не вчера. Мария была категорически против, чтобы мать после смерти ее отца, своего первого мужа, вышла замуж во второй раз. Она рисовала для мамы роль этакой благопристойной вдовы: в длинном черном платье, с черной шалью на голове – и обет безбрачия до самой смерти. Но когда Луис умер, маме не было и сорока! Она была молодой красивой женщиной и вовсе не была готова взойти на погребальный костер вслед за мужем.
Сэм коротко улыбнулся:
– Понять ее можно.
Марипоса тоже усмехнулась в ответ. Ей самой сейчас сорок. Пожалуй, Сэму чуть больше. Но в любом случае никто из них не мыслит о себе в категории «старик» или «старуха». Отнюдь! Более того, в глубине души Марипоса по-прежнему продолжает надеяться, что для нее еще не поздно все в своей жизни начать сначала. С обетом безбрачия она как-нибудь разберется…
– Моя мать удивительная! Внешне хрупкая, она настолько сильная личность, у нее такая яркая индивидуальность, что никто и никогда не рискнул бы назвать ее крошкой.
У нее изумительные глаза – цвета топленого шоколада, такие теплые, добрые… А волосы! Если бы вы только видели ее волосы! Длинные, густые, блестящие… Ни у кого я не видела таких дивных волос. Когда я была маленькой, мама давала мне их расчесывать. И я до сих пор чувствую их шелковистость на ощупь: они будто струились сквозь мои пальцы.
Сэм следил за выражением лица Марипосы, хотя сам при этом не выражал никаких эмоций. Разве что блеск, вдруг вспыхнувший у него в глазах, свидетельствовал, что он слушает рассказ Марипосы с большим интересом.
– Вы любили разговаривать с матерью?
– О да. Очень! Я по ней сильно скучаю. В чем-то она старомодная, и взгляды на жизнь у нее вполне традиционные. Она прекрасно готовит, возится с огородом, цветами, причем, по ее мнению, это должна уметь каждая женщина. Но при этом она никакая не ретроградка. В ней нет и капли занудства! Скорее наоборот. Просто моя мама – очень мудрая женщина. А душой она молода. А уж какой она доброты человек! Порой ее доброта переходит границы разумного. Но, наверное, именно за ее доброту все так любят ее.
– Включая вас.
Марипоса взглянула на Сэма с улыбкой.
– Я, быть может, больше, чем кто-либо еще на этом свете. Но не об этом речь сейчас. Я о другом. С таким набором качеств, и душевных и физических, мама просто не могла не повстречать новую любовь. Гектор Авила влюбился в нее страстно и безоглядно. Скорее всего, и мама ответила ему тем же. Все произошло очень быстро. Но Мария невзлюбила Гектора с самого начала, хотя он был хорошим и тоже бесконечно добрым человеком. Преподавал в университете. Для мамы их союз стал шагом вверх по социальной лестнице. Но Мария и его положение восприняла в штыки. Для нее самым главным мужчиной в жизни был ее отец. И лучше его не могло уже быть никого в принципе. У нее даже случился удар, когда состоялась свадьба мамы и Гектора. А потом на свет появилась я…
Марипоса шутливо округлила глаза:
– Представляю, как удивились мои родители, когда узнали, что у них будет ребенок. Гектор немедленно увез жену назад в Мексику. Они пытались уговорить и Марию поехать с ними, но она же упрямая… Естественно, она отказалась. Осталась в Сан-Антонио, вышла замуж за парня, с которым встречалась, и на этом все! Я выросла в Морелии, и мы с сестрой виделись редко, от случая к случаю. Разве что когда она появлялась у нас в доме по каким-то знаменательным датам или когда просто приезжала в Мексику. Но при этом она всегда и во всем выражала несогласие с мамой, критиковала ее, а еще постоянно жаловалась, что мама любит меня больше.
– Может, так оно и было?
Марипоса натянуто улыбнулась. Тень воспоминаний промелькнула по ее лицу. Марию трудно было назвать красавицей. Конечно, кое-что ей досталось от матери: такие же красивые волосы, нежная кожа, но зато от своего отца она унаследовала плоское круглое лицо, глазки-пуговки, делавшие ее похожей на броненосца. В глубине души Марипоса была страшно рада тому, что ее отцом стал не Луис, а другой мужчина. Она была исключительно красивым ребенком, а со временем превратилась в такую же красивую девушку. Очень рано она обнаружила, какую власть над мужчинами дает ей ее красота. В юности она была страшной кокеткой, флиртовала направо и налево и вообще вела себя крайне неосмотрительно. Впрочем, тогда сердечные муки были ей незнакомы. Все это она познала много позже и на собственном опыте сполна хлебнула всего, что называется несчастной любовью. То был суровый урок жизни, но она помнит его назубок.
– Может, так и было. Во всяком случае, мне хотелось так думать.
Марипоса откинулась на спинку скамейки. Боже! Свидетельницей скольких скандалов между сестрой и матерью ей пришлось стать, пока все взаимные обиды и ссоры не закончились тем, чем закончились: женщины попросту перестали общаться друг с другом.
– Шли годы, – начала она после минутного молчания, – а пропасть между мамой и Марией лишь углублялась.