Тете Ире, которая настаивала на переезде – мальчику тяжело, нельзя оставаться одному после такой трагедии, – Валерка пообещал приходить на обеды, ужины и в любое время. Ира вынуждена была согласиться – Валерка уже взрослый. Имеет право сам решать.
Валерка сидел в своей комнате, слушал музыку и уже в третий раз перечитывал один и тот же абзац, силясь вникнуть в смысл. В комнату матери он не заходил. В институте вошли в его положение и на сессии ставили зачеты, чтобы не осложнять ему жизнь пересдачами.
Валерке было все равно. Он жил, как под водой. Приходил к отцу, когда звонила и настойчиво звала в гости тетя Ира, играл с сестрами, но не выплывал. Замер в тягучей, давящей на уши глубине и не хотел всплывать.
В те дни он вообще никого не замечал вокруг и однажды с удивлением увидел в своей комнате Танюшу, которая сидела и читала книжку Стругацких. Ту самую, из-за которой все случилось.
– Ты чего тут делаешь? – спросил Валерка, медленно приходя в сознание. – Положи на место книгу. Где ты ее взяла? – Он вырвал ее из рук соседки.
– Ты мне сам ее дал, – вжалась в кресло Танюша.
– Чего пришла-то? – спросила Валерка
– Ты меня пригласил. Не помнишь? – Танюша чуть не плакала. – Мы в лифте вместе ехали, ты сказал, чтобы я заходила. Хочешь, я уйду?
– Да ладно, сиди, – ответил Валерка. Он смутно вспомнил, как пару дней назад возвращался от отца и действительно ехал в лифте вместе с Таней. Валерка, наигравшись с сестрами, был немного оттаявший, душу не так крутило, а тут Таня с несчастным взглядом. Вот он тогда ее и пригласил, думая, что она не зайдет.
– А… как дела? – спросил Валерка.
– Хорошо, – вежливо ответила Таня.
Валерка медленно вспоминал, что Танюша была на похоронах матери и после них заходила вместе с тетей Раей или Ольгой Петровной. Соседки приносили какую-то еду, вытирали пыль, мыли полы, уходили. Тетя Рая старалась скрыть слезы, Ольга Петровна сосредоточенно гладила Валеркины рубашки, а Таня сидела и молча смотрела на него.
– Иди сюда, – позвал ее Валерка, и Танюша покорно подошла.
Валерка повалил ее на диван и спокойно сделал то, чего Танюша ждала, о чем мечтала, чего боялась и хотела больше всего на свете.
Для Танюши мир обрушился, для Валерки – нет. Он вообще плохо понимал, что делает и, главное, зачем. Лучше бы с Маринкой – проблем бы было меньше. Что вдруг на него нашло? Бред какой-то.
Следующие два года остались в памяти Валерки одним тяжелым и бессмысленным днем, который никак не заканчивался. Как будто память, память еще ребенка, мальчика с сорок пятым размером ноги, щетиной, но все еще ребенка, память услужливая, заботливая, оберегающая, стерла все, что только можно, чтобы сохранить психику, чтобы мозг не взорвался от мыслей, а сердце – от боли.
Валерка смутно помнил, как сидел на кухне перед Ольгой Петровной, и та объясняла ему, что сейчас Танюша сделает аборт, потому что ей нужно окончить школу, а Валерке учиться надо, да и разговоры пойдут и вообще все не так нужно сделать, а правильно, но это ничего не значит. Вот когда Танюше исполнится восемнадцать, они поженятся, обязательно поженятся, чтобы свадьба была, и платье у Танюши, и машина, а дети у них будут, еще успеют нарожать. Так что ничего страшного. Он помнил, что послушно кивал и соглашался. Помнил и Танюшу, которая не поднимала глаз, и своего отца, который тоже сидел за столом на кухне у Ольги Петровны, молча и покорно кивая, и тетю Иру, которая почему-то горько плакала. Валерке было совершенно все равно, настолько пусто было внутри.
Он учился, встречался с отцом, ходил с Танюшей в кино, ел суп, приготовленный Ольгой Петровной, но ничего не чувствовал и не видел – ни вкуса супа, ни лиц, ни мелькающих перед глазами картинок.
Ничего. Не замечал вечно недовольного лица Ольги Петровны, застывшей ухмылки Светланки, Маринкиной злобы, смешанной с жалостью, вечно заплаканных глаз Танюши.
Получалось, что Валерка жил на три дома, но нигде не был как дома. Нигде не мог согреться, успокоиться. Нет, он больше не винил себя в смерти матери. Убедил себя в том, что его встреча с отцом не могла ее довести до самоубийства. А что могло? Вот на этот вопрос он так и не нашел ответа. Тоска. Неужели бывает такая смертная тоска? Неужели матери было настолько плохо и настолько не хотелось жить? И как можно так вообще – ходить на работу, улыбаться, чистить зубы, а потом вдруг раз – и шагнуть в окно?
– Господи, ну почему? – плакала на похоронах тетя Рая. – Все ж было нормально. Как же мы не заметили? И даже сердце не екнуло?
Валерка тоже ничего не почувствовал. Даже когда мама захотела остаться дома, не пошла на свидание, или куда там она собиралась, у него ничего не шевельнулось, не закололо. Ему было все равно. А оказалось, что тогда пружина и сорвалась. Нет, он не горевал, не скучал по маме. Он не мог понять – за что она так с ним? Как она могла бросить его?
Несколько раз дома он подходил к окну, открывал его настежь, вставал на подоконник и смотрел вниз. Он хотел шагнуть в пустоту, туда же, вслед за матерью. Нужен был всего маленьких шажок. Но он не смог – ему было страшно.
Даже для Тани этот день остался в памяти не столько благодаря бракосочетанию, сколько из-за Маринки. Та подсела к ней в ресторане, когда Валерка ушел танцевать, практически насильно уводимый Ольгой Петровной.
– Ну, поздравляю, – сказала Маринка. Таня даже с прической и в пышном, с оборками, как многослойный торт, свадебном платье, которое Ольга Петровна лично выбрала в «Гименее», проигрывала своей подруге детства в красоте.
– Спасибо, – тихо ответила Таня, все еще не веря, что это она вышла замуж за Валерку, а не Маринка.
– А я уезжаю, – продолжала Маринка.
– Когда? – спросила Таня, надеясь, что Маринка уедет как можно скорее и как можно дальше.
– Завтра утром.
– А куда?
– В новую жизнь! Желаю счастья! – Маринка допила шампанское и побежала танцевать, отлепив Ольгу Петровну от Валерки.
Утром Таня, пока все спали, стояла у окна и смотрела на дорожку перед подъездом. Она хотела убедиться, что Маринка не соврала, что она уедет и не заберет у нее Валерку, который еще вчера лез к ней целоваться и танцевал так, что Таня сходила с ума от ревности и панического страха.
– Ты чего здесь стоишь под открытой форточкой? – спросила Ольга Петровна, вставшая тоже неожиданно рано. Она все боялась, как переживет первую брачную ночь своей дочери – все-таки квартирка маленькая, слышимость отличная, и Ольга Петровна по-пуритански была не готова к подобному испытанию. Но все оказалось так, как бывает обычно – Валерка сразу же уснул, так что Ольга Петровна зря переживала, хотя несколько дней до свадьбы никак не могла решить, уходить им со Светой ночевать к соседкам или нет. Только об этом и думала, но так и не решилась напроситься к Валентине или к тете Рае. Постеснялась. И вот дочь с утра пораньше стоит у окна – все такая же грустная, готовая расплакаться. Ничего не изменилось.
– Пойду за хлебом схожу, – сказала вдруг Таня. – Валерка свежий любит.
– Ну да, – согласилась Ольга Петровна.
Таня накинула куртку и выскочила из квартиры. Из окна она увидела, как к подъезду подъехало такси.
Лифт ехал долго, и Таня сбежала по лестнице пешком. Толкнула дверь и чуть не врезалась в Маринку, которая стаскивала с лестницы здоровенную сумку.
– Привет, – поздоровалась Танюша.