– Господи, какая лапочка, – всхлипнула она. – Смотри, котик, правда ведь, милый? Ну не прелесть, скажи? И хорошенький какой. На таксика похож. Из него получится дивная комнатная собачка, как ты думаешь? А, котик?
Волосатый-бородатый котик думал, как бы поскорей отделаться от тяжеленной камеры. Пот лил с него ручьями. Он согласился не глядя.
Через два часа Гнусавого, отсняв, привели обратно. Чрезвычайно довольного собой. Шерсть с глянцем и всякое такое.
– Ну, классно, я вам скажу: гримёры, софиты, подушки… нет, правда, красота. Одно только – они меня снимали с каким-то котярой, ангорским, что ли. Наодеколоненный, гад. С шёлковым бантиком. Чего мне стоило на него не броситься… Ну ничего, вот попадётся мне на воле…
Остальные помалкивали. Всем было как-то неловко за него. Но Гнусавый этого не замечал. Он продолжал разглагольствовать:
– Так что вот, всё проще простого: завтра к самому открытию за мной явятся «хозяева-соискатели». Человек пятьдесят минимум. Мне останется только выбрать. Единственная проблема – дети. Я их на дух не переношу. На нервы действуют. Терпеть не могу детей! Хотя это, в общем-то, неважно, всё равно я дам тягу, едва эти новые хозяева отвернутся. Мне, видите ли, всего дороже свобода, достоинство…
Он говорил, говорил… Никто не слушал. Солнце склонялось к закату. Все силы уходили на то, чтоб не смотреть в сторону ворот, которые должны были вот-вот распахнуться.
Глава 12
На следующий день за Гнусавым действительно пришли. Его оспаривали друг у друга человек десять. Одни утверждали, что пришли первыми. Другие говорили, что они – ещё первее. Как только не передрались.
А потом опять было молчание. И ожидание. Лохматый и Пёс сидели в клетке третьего дня. Весь день. Солнце закатывалось над их утраченными надеждами.
– Пришло время встретить судьбу мужественно, – сказал Лохматый.
– Да, – отозвался Пёс и ещё теснее прижался к густой кудрявой шерсти.
Ворота начали отворяться.
– Ну вот, – сказал Лохматый.
– Да, – отозвался Пёс и совсем зарылся в шерсть друга.
– Мужайся, – ласково проворчал Лохматый. – Выше голову. Когда теряешь все, остаётся мужество.
Пёс поднял голову. Он сидел между лапами Лохматого. Оба, не отводя взгляда, смотрели на ворота, распахнутые в кровавый закат.
Но появился не чёрный фургон. Совсем другое. Три человека. Какой-то здоровенный тип, красный, как рак, в шортах и в бешенстве. Очень тощая дама, бледная, как репа, в шляпе с цветочками и в бешенстве. И между ними существо, диковиннее которого Пёс в жизни не видал: маленькая девочка… ну, то есть, совсем маленькая. Рыжие, прямые, как тростинки, волосы, из-за которых её голова была как маленькое солнце. Крохотные стиснутые кулачки. И огромный разинутый рот, из которого нёсся вопль:
– ХОЧУ СОБАКУ!
Позади них маячил директор приёмника с гуманным выражением лица.
– Это ещё что такое? – проворчал Лохматый.
Ответ грянул разом изо всех клеток:
– Туристы!
Одно только слово «туристы» привело весь приёмник в неописуемое бешенство.
– Долой туристов!
– Вон!
– Из-за вас пропадаем!
– Приказ от первого июля – это всё вы!
– Туристы – собачья погибель!
– Дайте мне туриста, в клочья разорву!
– К мэру туристов!
Но, перекрывая весь этот лай и вой, в ушах стоял только один звук – вопль, вылетавший из маленького рыжего солнца:
– ХОЧУ СОБАКУ!
– Ну не кричи ты так, будет тебе собака, – рокотал гигантский рак.
– Смотри, моя куколка, видишь, сколько тут собачек? – скрипела репа с цветочками.
– ХОЧУ СОБАКУ!
– Ну да, да, мы поняли. Сейчас папа с мамой выберут…
– НЕТ! САМА ВЫБЕРУ!
– Конечно, конечно, сама выберешь. Вот, смотри, как тебе эта, например? Совсем почти пудель…
– НЕ ХОЧУ ПУДЕЛЯ!
Эти вопли, от которых собаки сперва было оцепенели, теперь приводили их в неистовство. Некоторые кидались на решётку, другие шарахались об стены, все лаяли наперебой:
– Хватит!
– Заткните её!
– Долой!
– Прекратите пытку!
– Вырубите звук!
– Уберите девчонку!
Но, перекрывая все:
– НЕ ХОЧУ ФОКСТЕРЬЕРА!
Только Лохматый и Пёс хранили молчание. Вопли крохотного рыжего солнца резали им слух, и они не могли удержаться, чтоб не скрежетать зубами; но они молчали. Они смотрели на приближающееся трио, и Пёс, сам того не замечая, забивался все глубже между лапами Лохматого.
А потом, как-то вдруг, они оказались тут. Прямо перед клеткой.
– ХОЧУ ВОТ ЭТУ!
– Вот эту лохматую овчарку? – воскликнула цветастая репа. – Что ж, неплохая мысль. Красивая собака. Как по-твоему, дорогой?
– Всё равно кого, хоть жирафа, только бы это кончилось, – отвечал суперрак, глядя в другую сторону.
– НЕТ, НЕ ЭТУ, ВОТ ЭТУ!
Маленький вздрагивающий пальчик указывал на Пса.
– ЧТО? ВОТ ЭТУ ГАДОСТЬ? – вскричала цветастая репа.
– ДА, ЭТУ!
– НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ!
– ЭТУ! ХОЧУ ЭТУ!
– НИ ЗА ЧТО!
В ярости голос цветастой репы достиг не меньшей убойной силы, чем голос её дочери. Но Пёс ничего больше не слышал. Он отвернулся и, уткнувшись в брюхо Лохматого, лихорадочно твердил сквозь зубы:
– Нет, нет, не хочу, я хочу с тобой, я с тобой не расстанусь… не давай им меня забрать…
– Не дури, – сказал Лохматый, пытаясь скрыть волнение, – это твой единственный шанс, не упускай его.
– Ну и что, всё равно я тебя не покину! – крикнул Пёс.
И вдруг бросился на решётку, грозно оскалив мелкие зубки, словно собираясь сожрать этих троих.
– ДА ОН ЕЩЁ И КУСАЧИЙ! – завизжала репа, отскакивая назад.
– КЛАСС! КЛАСС! КУСАЧИЙ! ХОЧУ ЗЛУЮ СОБАКУ! ВОТ ЭТУ ХОЧУ!
Глава 13
Вот. Так его и забрали. Кошмарное рыжее солнышко стояло насмерть, несмотря на нервный приступ мертвенно бледной репы. Призовой омар, тоже на грани нервного срыва, добавил от себя:
– Да пусть берет эту собаку, какого чёрта! А то ещё устроит нам опять голодовку.
Клетка открылась. Директор с гуманным выражением лица протянул руку. Пёс упёрся всеми лапами и ощерил все зубы. Но Лохматый сам выпихнул его наружу. Одним тычком морды. Тогда Пёс перестал сопротивляться. Он тихо плакал на руках у рыжего солнышка, внезапно превратившегося в милую, ласковую девочку, которая гладила его, повторяя:
– МОЯ собака, это МОЯ собака. МОЯ, МОЯ.
Пёс был слишком поглощён горем, чтоб уловить то, что должно было бы насторожить его в этих словах. Он просто плакал. И ему казалось, что так он и будет плакать всю оставшуюся жизнь. Не переставая. Но горе – странная штука. Даже в самом глубоком горе мы замечаем всякие вещи, не имеющие к нему никакого отношения. Вот так, не переставая плакать, думая только о том, что расстаётся с Лохматым навсегда, Пёс заметил, что от девочки пахнет яблоками. Странно, тем более, что для яблок ещё не сезон. Но Псу предстояло скоро узнать: для его новой хозяйки не существовало ни времён года, ни времени суток.