Он просто плакал. И ему казалось, что так он и будет плакать всю оставшуюся жизнь. Не переставая. Но горе – странная штука. Даже в самом глубоком горе мы замечаем всякие вещи, не имеющие к нему никакого отношения. Вот так, не переставая плакать, думая только о том, что расстаётся с Лохматым навсегда, Пёс заметил, что от девочки пахнет яблоками. Странно, тем более, что для яблок ещё не сезон. Но Псу предстояло скоро узнать: для его новой хозяйки не существовало ни времён года, ни времени суток. Если она чего-то хотела, она получала это тут же. Видимо, сегодня днём она захотела яблок(*1). А вечером – собаку.
Двустворчатые ворота распахнулись настежь. Трое туристов двинулись к выходу под лай и вой обезумевших собак. И вдруг на приёмник упала чёрная тень. Лай как отрезало. Из-под тени дохнуло ветром Настоящего Страха.
Глава 14
На этом месте Пёс всегда просыпается. Чёрный фургон. И последний взгляд Лохматого. Пёс открывает глаза. Он проснулся от собственного воя. На этот раз Пом тоже просыпается.
Не от голоса Пса, нет. Её разбудило что-то вроде внутреннего сигнала: «Проснись! Псу плохо!»
Она выскакивает из комнаты. Бежит в кухню. Обнимает Пса, который дрожит всем телом. Босая на кафельном полу, хоть это и не положено. Хоть это и не разрешается, она уносит Пса в свою комнату. Хоть это и строжайше запрещено, кладёт его с собой в постель. И шепчет, шепчет ему на ухо. Ласково-ласково. Долго-долго.
– Опять кошмар? Не бойся. Пёс, я с тобой. Я тебя никогда не брошу. Никогда!
И так – пока Пёс не уснёт, совсем успокоившись. И в то же время гордясь собой. Да, гордясь, потому что он думает: «Чёрная Морда и Лохматый были бы мной довольны: Пом – хорошая хозяйка. Я хорошо её воспитал!»
Однако это было нелегко…
Да уж! Прямо-таки ох как нелегко!
Глава 15
Конечно, поначалу всё было очень хорошо. Пом решила утешить Пса, который плакал с утра до вечера. А уж если Пом что-нибудь решала…
Она не отходила от Пса. Она прижимала его к груди и что-то ему нашёптывала. Голос у неё был теперь совсем не такой, как в приёмнике. Теперь это был укромный голос. От него Псу казалось, что сам он – внутри Пом. Это трудно объяснить. Ощущение было такое, будто слова Пом окутывают его тёплым воркующим одеялом.
Мало-помалу он перестал плакать. Пом повела его на пляж. Он гонялся за чайками.
– Ты только погляди на этого олуха, – гоготал Потный, – ну куда ему поймать чайку, а ведь так и будет весь век за ними гоняться! Глупые всё-таки твари собаки…
После чего Потный вставал и сам принимался бегать. Ни за кем, просто так. Бегал, приседал, руки в стороны, вдох – выдох, потом опять бегал и т.д. И так часами. А потом снова растягивался около Перечницы, очень довольный собой. (Непостижимо!)
– Опять ты весь взмок, – выговаривала ему Перечница.
И правда: он никогда не купался, а всё время был мокрый с ног до головы.
– Надо поддерживать форму! – отвечал он и старался достать головой до колен.
Гонясь за этой своей формой и обливаясь потом, он и выработал себе тот специфический мускусный запах, который Пёс тут же узнал. Этот запах тоже был знаком ему по свалке. Так пахли отходы с живодёрни. Овечьи шкуры, вялящиеся на солнце. В своё время Пёс очень интересовался этим запахом, но Чёрная Морда запретила ему приближаться к овечьим останкам.
– Это пусть чайки жрут, – говорила она брезгливо.
Соответственно, Пёс и к Потному старался не приближаться. К Перечнице тоже. Потому что, пока Потный бегал, прыгал, потел, наращивая мускулы и запах, Перечница развлекалась тем, что вынимала из сумки какую-то причудливую бутылочку и опрыскивалась из неё с утра до вечера. Когда она впервые при нём это проделала, Пёс как раз лежал рядом.
И вот она достаёт бутылочку, отвинчивает пробку, фигурную, как церковный купол, и ну опрыскивать голову, плечи, подмышки, все подряд. Несколько капель брызнуло Псу на морду, и на него напал ужасный чих. Он чихал до слёз, просто хоть помирай. Как будто ему в ноздри набили перца.
– Что такое? Ты чего? Да перестань ты чихать! Ох, эти животные, сколько от них заразы! – раскричалась Перечница.
И так громко, что Пёс кинулся искать убежища в ногах Пом.
– Что ты сделала МОЕЙ собаке? – немедленно спросила Пом голосом, не предвещавшим ничего хорошего.
– Да ничего я ему не делала, моя куколка! Это он тут заразу распространяет, дрянь такая!
– Моя собака – не дрянь, – возразила Пом с этакой улыбочкой, – и не советую никому называть МОЮ собаку дрянью.
А потом вскочила и принялась бегать с Псом за чайками. Серебристые брызги взлетали к небу, не говоря уж о белых вспышках крыльев. Это было красиво. Пёс носился как угорелый. Но случалось, вместо взлетающей чайки в синеве неба ему виделось нечто другое. Белое. Железное. Тяжёлое. Оно падало, кувыркаясь в воздухе. Тогда Пёс останавливался как вкопанный, и из груди у него вырывался протяжный вой, как тогда, у трупа Чёрной Морды. А потом ему снова виделся последний взгляд Лохматого, и он выл и выл, пока Пом не обнимала его, не прижимала к груди и не окутывала своим тёплым укромным голосом.
Глава 16
Ещё одно хорошее воспоминание тех первых дней – крестины.
В тот вечер приятели по кемпингу собрались у прицепа Потного и Перечницы. (Тут они и отдыхали каждое лето, в этом кемпинге. Под Ниццей.) Жара была ужасная, но они все равно развели костёр. Чтоб веселее было. Пёс никакого веселья в этом не видел. Только лишний жар. Составили вместе четыре или пять столов, завалили их всякой едой, натыкали целый лес бутылок. Все уселись вокруг столов, а Пёс на коленях у Пом. А Пом на почётном месте. Наверное, поэтому Потный весь вечер называл её «моя маленькая королева». А ещё – судя по всему, причиной тому были бутылки – все чем дальше, тем самозабвенней пели. Пёс не находил в этом никакого благозвучия. Только лишний шум. Вообще он отчаянно трусил. Ему никогда ещё не доводилось видеть (да и слышать) столько людей разом. Он съёжился на коленях у Пом, стараясь стать как можно меньше. Чтобы про него забыли. Но это не помогло. Потный вдруг поднял стакан повыше и закричал:
– Рано расслабились, ну-ка, надо ещё окрестить эту животину!
(«Животина» – это был Пёс.)
– Верно! верно! дать ему имя! – загалдели гости, которые всегда соглашались с Потным. Пом покрепче прижала к себе Пса.
– А ты что на это скажешь, моя маленькая королева?
– Посмотрим, – сказала Пом, не связывая себя более определённым ответом. – Какое имя вы хотите предложить?
Тут наступило великое молчание. Об этом никто как-то не подумал. А в самом деле, погодите-ка, вот ведь чёрт, как же его назвать-то? И впервые в жизни Пёс увидел, как люди мыслят. Ужасно интересно. Они смотрели сперва друг на друга, поднимая брови и пожимая плечами, потом, каждый сам по себе, смотрели в пространство, подперев рукой подбородок, потом чесали в затылке, потом шаркали ногами и, наконец, все как один поворачивались к Потному и спрашивали, что он придумал.
– Ещё думаю, – отвечал Потный.
И все снова принимались мыслить.
Пёс должен был признать, что вечеринка не лишена интереса. Когда Потный мыслил, он становился очень забавным. Лоб у него собирался складками, как у бульдога, а нижняя челюсть выдвигалась вперёд. Того и гляди клыки покажутся, и станет слышно, как скрипят мозги. Лицо становилось ещё краснее, чем обычно. Все гости молча смотрели на него. Это продолжалось довольно долго.