— Я не хотел, сэр. Я не нарочно.
Я не хотела, чтобы все так обернулось. Но пожалуйста, Генри, не дай этому ребенку стать незаконнорожденным. Я тебя заклинаю. Да, я понимаю, что причинила тебе ужасную боль, но, умоляю, не надо срывать свою обиду на невинном младенце.
— Ты не хотел, — пробормотал Хайфилд и начал что-то быстро писать. — Ты не нарочно. Вы все не нарочно. — (В комнате вдруг стало тихо.) — Два фунта. И чтоб я тебя здесь больше не видел.
— Сэр.
— Налево кругом, шагом марш!
Матрос и морпех отдали честь и вышли из капитанской каюты.
— Два чертовых фунта, — снова нахлобучив бескозырку, сказал Сомс, когда они прошли мимо длинной очереди из нарушителей. — Два чертовых фунта, — пробормотал он одному из своих корешей. — Этот Хайфилд, чертов несчастный ублюдок.
— Не повезло.
Распаляемый обидой на такую несправедливость, Сомс ускорил шаг:
— Не понимаю, с чего это он вдруг прикопался ко мне. Все нудил и нудил. Я даже слова не сказал треклятым английским невестам. По крайней мере, не больше чем одной из них, черт бы ее побрал! Не то что этот чертов Тимс. Он каждый вечер водит в свой кубрик девчонок. Джексон мне все рассказал.
— Лучше держись от них подальше, — произнес Найкол.
— Что? — Сомс повернулся к Найколу, почувствовав едва сдерживаемое напряжение в его голосе. — С тобой все в порядке?
— У меня все прекрасно, — вынув руку из кармана, ответил Найкол.
Пожалуйста, напиши мне письмо или отправь телеграмму, когда сможешь. Я счастлива, что могу оставить тебе дом и остальное. По мере возможности я старалась содержать все в порядке. Не хочу еще больше осложнять тебе жизнь. Единственное, чего я хочу, — это чтобы ты меня отпустил.
Твоя Фэй
— Да, прекрасно, — повторил Найкол, размашисто шагая по коридору. — Прекрасно.
Дисциплинарное судебное разбирательство закончилось сразу после одиннадцати утра. Командир корабля Хайфилд положил ручку и жестом предложил Добсону, пришедшему несколькими минутами ранее, и капитану морской пехоты присаживаться. Стюарда послали за чаем.
— Плохо дело, — сказал Хайфилд, откинувшись на спинку кресла. — Мы всего неделю в море, а вы только посмотрите, что творится!
Капитан морской пехоты промолчал. Морские пехотинцы были дисциплинированными ребятами и никогда не пили на борту. Как правило, их привлекали для того, чтобы охарактеризовать того или иного моряка, или когда трения между моряками и морскими пехотинцами начинали переходить допустимые границы.
— Это создает напряженную обстановку на борту. И алкоголь. Когда еще мы имели столько случаев правонарушений на море по пьяной лавочке?!
Добсон и капитан морской пехоты сокрушенно покачали головой.
— Капитан, мы обыщем шкафчики. Постараемся вовремя потушить пожар, — заявил Добсон.
Из иллюминатора за их спиной открывался вид на ярко-синее небо и безмятежное море. Такая картина не могла не успокаивать, вселяя в сердце оптимизм. Но Хайфилда она отнюдь не радовала: все утро нога ныла и пульсировала, словно постоянно напоминая о его неудаче.
Утром, когда капитан одевался, он старался не смотреть на ногу — ее цвет вызывал беспокойство. Едва заметный багровый оттенок кожи говорил не о появлении здоровых тканей, а о том, что в ноге явно протекают нехорошие процессы. Если бы Бертрам, штатный судовой хирург, был на борту, капитан мог бы попросить его осмотреть ногу. Бертрам бы понял. Но Бертрам опоздал на корабль в Сиднее, и теперь ему предстоит предстать перед трибуналом, а его место занял чертов придурок Даксбери.
Упершись локтями в колени, Добсон наклонился вперед:
— Согласно докладам женщин-офицеров, они почти уверены, что по ночам происходит некое движение. Только прошлой ночью одной из них пришлось вмешаться в ситуацию, возникшую на палубе B.
— Драка?
Обменявшись понимающими взглядами, Добсон и капитан морской пехоты посмотрели на Хайфилда.
— Нет, сэр. Хм… Физический контакт между невестой и матросом.
— Физический контакт?
— Да, сэр. Он держал ее за… корму.
Хайфилд подозревал, что такое может случиться, предупреждал начальство. И все же ему будто дали под дых. Сама мысль о том, что, пока он тут сидит, подобные вещи творятся на борту его корабля…
— Я знал, что это непременно случится, — произнес он, заметив, к своему удивлению, что его собеседников сей факт встревожил гораздо меньше. И действительно, у Добсона был такой вид, словно он с трудом сдерживал улыбку. — Придется выставить дополнительные караулы из морских пехотинцев на ангарной палубе и у кубриков матросов и кочегаров.
— При всем уважении, сэр, — перебил его капитан морской пехоты, — мои парни и так дежурят по скользящему графику семь дней в неделю, и это помимо выполнения других задач. Я не могу заставить их прыгнуть выше головы. Вы сами видели, какой замученный вид у Найкола, и он не один такой.
— А так ли необходимо выставлять караул у дверей кубриков? — спросил Добсон. — Охрана из числа морских пехотинцев у кают невест плюс регулярные обходы блюстителей нравственности из женской вспомогательной службы — этого, безусловно, должно быть достаточно.
— Нет, совершенно очевидно, что недостаточно. Разве не так? Решительно нет, если нам уже сейчас приходится разгонять любовные вечеринки и тому подобное… Послушайте, мы лишь неделю назад покинули порт. И если пустим все на самотек, то один Бог знает, чем все может закончиться. — Перед его мысленным взором пронеслись жуткие картины совокупляющихся на мучном складе парочек, он представил себе багровые лица разъяренных мужей и представителей адмиралтейства.
— Ой да ладно вам, сэр! Я бы сказал, что просто надо учесть это на будущее.
— Что именно?
— Конечно, поначалу небольшие сбои непременно будут, особенно с учетом большого числа новых членов команды, но ничего такого, с чем мы не могли бы справиться. И вообще, после истории с «Индомитеблом» это, наверное, даже и к лучшему. Поскольку означает, что наши моряки потихоньку оклемываются.
До сих пор, возможно из соображений дипломатичности или нежелания бередить раны капитана Хайфилда, никто не заводил речь о потопленном корабле — по крайней мере, в контексте морального духа моряков. При упоминании названия корабля у Хайфилда окаменело лицо. Вероятно, чисто рефлекторно. Но скорее всего, из-за личности говорившего.
Тем временем Добсон, собравшись с мыслями, вкрадчиво произнес:
— Капитан, если не возражаете, можете возложить на нас дисциплинарные вопросы. Будет очень печально, сэр, если несколько шумных вечеринок подпортят вам ваш последний поход.
Язвительная речь Добсона, его уверенная, даже развязная манера держаться однозначно свидетельствовали о том, что думают о Хайфилде его моряки, хотя и не решаются произнести это вслух. Раньше Добсон в жизни не осмелился бы говорить подобным тоном со своим капитаном. Командир корабля был настолько ошеломлен таким плохо замаскированным нарушением субординации, что потерял дар речи. И когда стюард принес чай, он даже не сразу это заметил.
— Сэр, — начал капитан морской пехоты, который оказался несколько дипломатичнее Добсона, — полагаю, все возникшие за прошлую неделю проблемы были связаны с погодными условиями в бухте.