Нужны были пятеро, на каждый будний день. Дария и Сара отличались, как небо и земля – Сара совершенно домашняя, вся в муже и трех детях – но Дарии она ужасно понравилась. В ней было невероятное природное дружелюбие, а уж какие костюмы она делала детям на Хеллоуин! Из Сары получился бы дивный художник, отвлекись она на минутку от бесконечных бутербродов с арахисовым маслом.
– Дария, – давненько она не слышала у Сары такого радостного голоса, – я хочу тебя кое с кем познакомить. Можешь сегодня прийти к ужину?
У Сары на кухне царит хаос – птичий двор, да и только. Близнецы – Макс и Хилари – сидят в высоких стульчиках, вокруг мешанина книжек-картинок, винограда и печенья. Семилетний Тайлер тут как тут, елозит по полу грязными после футбола кроссовками. Сара вертится как белка в колесе: за детьми нужен глаз да глаз, ужин тоже сам собой не приготовится. Дария стоит у кухонного стола, обрывает листья кочанного салата.
– Ну, и кто же придет? – допытывается она.
Сара вытащила ломтики курицы из микроволновки, разложила по тарелкам. Близнецы завопили от нетерпения.
– Помнишь, я тебе рассказывала про брата, – голос подруги просто звенит от счастья. – Он все больше в разъездах, но на этот раз обещал, что останется подольше.
Дария не раз слышала о неуловимом Генри, Сарином брате-близнеце. После колледжа он уехал из дома с одним рюкзачком и редко-редко возвращался повидаться с семьей, только перед поездкой в новую страну – с неизвестным языком и незнакомой едой. Помнится, он был в Перу, а может, еще где. Открытки шли месяцами, а электронной почтой Генри не заморачивался. Сариных близнецов он видел в первый раз – вот как долго его не было.
– Ну, и как ему твои поросятки?
– Они его, конечно, обожают. Он им позволил залезть в рюкзак. А там было полно подарков. Теперь мне их не убедить, что в чемоданы не залезают. Правда, мне не скоро понадобятся чемоданы, – уныло добавила Сара, постукивая ножом по крышке банки с яблочным соусом, чтобы она наконец открылась. Послышались шаги, шелест гравия на дорожке.
– Ну что, детки, пора ужинать. – Она отодвинула книжки-картинки. – Дядя Генри пришел, молочка принес.
Дария глянула на дверь. Какой он будет, этот Генри – ей он представлялся мальчишкой, выпускником колледжа, – Сара столько всего рассказывала об их юности. Нет, перед ней стоял взрослый мужчина лет тридцати пяти, худой, загорелый. Глаза спокойные, глубокие, как омуты. Генри, как и сестру, не смущал кухонный хаос, только в его свободных движениях не было ни намека на Сарину усталость. Он потрепал две маленькие макушки и протянул сестре пакет молока. Джинсы потертые, майка совсем старая.
– Ням-ням, курочка, – это Максу и Хилари.
– Я – Генри. – Он повернулся к Дарии и протянул руку.
– Дария.
От него пахло полуденным пшеничным полем и вином.
– Чем помочь? – это сестре.
– Помоги Дарии с салатом, а когда Дэн вернется, будем ужинать.
Дария подвинулась, освобождая Генри место у кухонного стола. Он пристроился рядом с ней, взял нож и умелыми, четкими движениями начал резать морковку. Дария изумленно глядела на ровные, тоненькие кружочки.
– Да вы профессионал!
– Приходится готовить, когда нужда заставит. Но вообще-то я пекарь.
– Пекарь? Неужели? Хлеб печете?
Дария глянула на Сару, та хмыкнула и отвела глаза.
– Угу. – Генри взял редиску и маленький ножик. Пара точных движений, и редиска превратилась в розу. Он вручил ее Хилари, а Макс заорал, требуя такую же.
– Балда, – нежно сказала сестра. – Повар, конюх и плотник.
– Повар, конюх и плотник. – Дария, он мне мешает, забери его отсюда и покажи свою работу. Дария делает потрясающую керамику, Генри, она вообще-то знаменитость. В гостиной есть ее ваза.
– Сара не слишком изобретательна, – заметила Дария, выходя в соседнюю комнату. Она сняла вазу с верхней полки, куда ее убрали подальше от детей. Ваза в форме нижней половины песочных часов едва умещалась в ладонях. Зеленые и голубые завитки плыли по поверхности – то ли водоросли, то ли полоски неба.
– Прелесть какая. – Генри взял у нее вазу. – Похоже на вазы с осьминогами, только гораздо меньше.
– Именно, – удивилась Дария. – А вы откуда знаете?
– Видел, как в Греции в такие вазы ловят осьминогов.
– Он без ума от воды, – прокричала Сара из кухни. – Спроси его, где он живет?
– Где вы живете, Генри? – покорно спросила Дария.
– У причала в Истлейке.
– В плавучем доме?
– Ага, приятель уехал на год, а я сторожу. – И рассмеялся, глядя на ее загоревшееся от восторга лицо. – Интересно? Хотите посмотреть?
– Почему пекарь? – Дария и Генри расположились на складных стульях на палубе плавучего дома, закутались в зимние куртки и шарфы – так холодно, что видно дыхание. Время далеко за полночь, все вокруг затихло, только крошечные огоньки освещают рябь на воде.
– А почему керамист?
– Я первая спросила.
– Ну, я люблю все делать по утрам. – Он рассмеялся при виде ее физиономии. – Честное слово. Привык, когда по Америке путешествовал, ранним утром на дороге хорошо, никого больше нет. И свет такой особенный, солнце всходит над полями на Среднем Западе, каждый кукурузный початок освещает. Красота!
Дария кивнула. Она редко скучает по родным местам, но бескрайних полей ей порой не хватает.
– Деньги кончились, когда я добрался до маленького портового городка в Массачусетсе. Я понятия не имел, как хлеб пекут, но был готов работать спозаранку – а им нужен был кто-нибудь тесто замешивать. И мне понравилось. Понравилось вставать в четыре утра – это совсем не то, что вовсе спать не ложиться. Идешь себе по самой середине улицы и на луну глядишь. Понравилось приходить в булочную первым, включать электрические печи, отмерять муку и воду, принюхиваться к запаху дрожжей. Понравилось творить день из самых простых ингредиентов.
Он не сводил глаз с воды, а Дария сидела, обняв колени: холодно на ветру. Помолчали.
– Так почему керамист? Твоя очередь.
Дария ответила сразу же, ей не первый раз задавали этот вопрос:
– Люблю возиться в грязи.
Она рассмеялась, и смех далеко разнесся над водой.
Генри помолчал, а потом сказал задумчиво:
– Знаешь, никогда не встречал никого, кто бы так сильно старался быть непредсказуемым.
Дария сильнее стиснула коленки.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что от этого иногда устаешь не меньше окружающих.
Дария встала, потирая ладони, чтобы согреться.
– Нам обоим утром рано вставать.
Генри кивнул. Дария спустилась вниз забрать сумку, а затем снова вышла на палубу, руки в карманах куртки.
В воде что-то плеснуло.
– Что бы это могло быть?
– Просто качнуло, наверно. До свидания, Генри.
– Спокойной ночи. Удачи у гончарного круга.
Когда она, дойдя до конца причала, обернулась, он все еще сидел в кресле, вытянув ноги, и глядел на воду.
Дария с маху шмякнула глиняный колобок на гончарный круг, толкнула маховое колесо. Смочила руки, обняла ладонями уже чуть-чуть просевший шар, убедилась, что он в центре круга, вытянула глину, снова спрессовала, опять вытянула – руки вели знакомый диалог с глиной, прощупывали, нет ли дефектов, проверяли на податливость – ни дать ни взять первый разговор за коктейлем.