– Она выглянула в окно. – Без домкрата тебя отсюда в жизни не вытащить.
При чем тут жизнь? Оговорочка по Фрейду. Непонятно, как можно столько болтать о жизни, ведь Шон умер – почему это так трудно выговорить, не спотыкаясь на каждом слове?
Хэдли скорее радовала столь неугомонная природа сада. Тут было спокойно, сквозь эту зеленую стену не проедет ни одна машина. Сад словно укрыл ее в тесных зеленых объятиях.
Утром в субботу Хэдли сунула кусок хлеба в тостер и услышала, как к соседнему дому подъехал фургон. Этот дом и строился на продажу, даже лужайка со свежим дерном была сама аккуратность – полная противоположность непроходимым дебрям ее сада.
Хэдли только вышла из задней двери, как мальчишеский голос, поначалу приглушенный закрытыми окнами машины, вдруг вырвался на волю:
– Мама, смотри! Таинственный сад!
Еще минута, и до нее донеслось, как что-то большое и тяжелое волокут по лужайке и пристраивают к забору.
– Тайлер! – окликнул женский голос. – Что ты делаешь?
– Смотрю!
Голос мальчика звучал приглушенно, он с чем-то возился у изгороди. Затем над верхней планкой показалась взъерошенная голова – на вид лет шести, волосы и лицо – с многочисленными следами бутерброда с арахисовым маслом. Мальчик уставился на Хэдли, а она на него.
– Я теперь тут живу, – сказал он наконец.
– Я тоже.
Мальчуган огляделся.
– В твоем саду, похоже, водятся феи.
– Очень может быть. – Хэдли и сама часто подумывала о феях, особенно по ночам, когда в открытое кухонное окно вливался незнакомый аромат.
– Простите, пожалуйста. – Теперь рядом с головой мальчика появилась и другая. Молодая женщина с крепко спящим младенцем на руках. Она кивнула на сына. – Он к вам пристает?
– Нет, что вы, – ответила Хэдли – о, эти скрипучие колеса вежливости.
Женщина с облегчением улыбнулась:
– Я Сара. Укротитель этого бродячего зверинца. Мой сын Тайлер, а там муж, Дэн.
Она кивнула в сторону дома, где молодой мужчина с еще одним младенцем на руках тщетно пытался отпереть дверь, чтобы грузчики могли занести вещи.
– Мы хотели переехать до того, как они родятся, – слегка извиняясь, непонятно, то ли перед Хэдли, то ли перед близнецами, объяснила Сара.
Примерно через неделю после переезда Сары и Дэна Хэдли с утра пораньше боролась с заевшей рамой в гостиной. Из соседнего дома доносился отчаянный детский плач, сначала одного младенца, а потом обоих разом. Хэдли подошла к изгороди. Окно не занавешено. Сара в купальном халате расхаживает по комнате и пытается кормить грудью младенца, одновременно держа другого на плече. Хэдли смутилась – сценка не для посторонних глаз, и тут заметила, что Тайлер смотрит в ее сторону. Мальчик углядел Хэдли и помахал рукой.
Хэдли почти против воли пошла по двору прямо к Сариному дому. Влажная трава липла к босым ногам. Тайлер открыл заднюю дверь.
– Маленькие не спят уже целую вечность, – объяснил он.
Хэдли вошла в гостиную. Сара еле кивнула ей, у нее уже не было никаких сил извиняться за домашний бедлам, в голове от усталости стоял туман.
Хэдли подошла поближе и забрала у нее одного из младенцев. Кажется, мальчик, ползунки голубые. Она прижала маленькое тельце к плечу, принялась похлопывать по спинке. Младенец пах чем-то мягким, теплым и мучным. Маленькое тельце содрогалось от рыданий, в ушах стоял звон от его криков. Она машинально вышла во дворик. От прохладного воздуха ребенок моментально затих.
– Вот так-то лучше. – Хэдли поглаживала его по спинке. – Вот, смотри, как хорошо.
Тайлер вышел вслед за ней, коснулся ручонкой локтя.
– Это Макс, а это Хилари. Они ужасно много плачут.
Хэдли задумалась.
– Трудно, наверно, когда не умеешь говорить. Помнишь, как это было?
Тайлер покачал головой.
– И я не помню, но спорим, было паршиво.
Она тихонько переступала с ноги на ногу, покачиваясь вместе с дуновениями ветерка. Младенец зарылся в тепло ее тела, угнездился – голова на плече – у груди. Время от времени последнее содрогание уже почти позабытого плача сотрясало маленькое тельце, и она еще крепче прижимала его к себе.
– Пойду проверю, как там мама. Я ей скажу, что вы хорошая, – слова Тайлера прозвучали очень доверительно и по-взрослому.
Теперь Хэдли носила младенца по своему двору. Розы белым потоком лились с деревянной решетки. Она открыла калитку, прошла в сад. Там стояло старое садовое кресло, когда-то выкрашенное в голубой цвет. Оно еще кое-как выдерживало напор разросшегося плюща. Перехватив малыша одной рукой, Хэдли другой рукой смахнула прошлогодние листья и села, глубоко утонув в кресле. В саду было тихо, сквозь зеленые заросли доносился еле ощутимый, полузабытый аромат роз. Ребенок успокоился и заснул, крепко прижавшись к ней, жар маленького тельца грел ей грудь. Тепло проникало сквозь ребра, гнездилось между легкими.
Прошло не меньше часа, прежде чем Хэдли проснулась от скрипа калитки. Сара стояла над ней и улыбалась.
– Тайлер
Шли месяцы, и она все больше радовалась приходу подруг. При виде детей их лица становились мягче, голоса звучали тише и нежнее. И разговор шел ласковый, о приятном, без всплесков гнева и раздражения.
Конечно, им всем ужасно хотелось ее с кем-нибудь сосватать.
– Ты такая молодая. И выглядишь роскошно. – Дария зашла к Хэдли ближе к вечеру. – Нужно выходить, общаться с людьми. С мужчинами.
Дария любила сидеть с близнецами во «вторую смену». Весь день можно работать в мастерской, а потом расслабиться с малютками, как она это называла. И на гулянку.
Дария утверждала, что мужчины сразу заводятся, стоит им взглянуть на женщину, которая только что держала на руках младенца.