Настоятель монастыря на острове Холодный отец Филарет сидел за столом в своей обширной келье со сводчатыми потолками. На вид ему лет пятьдесят, был он тучен, но невысок. Его реденькая борода вокруг круглого подбородка в сочетании с чрезвычайно мягкими чертами лица делала всю его фигуру немного комичной. Один вид его мог вызвать улыбку, особенно когда он перед чтением книг водружал на нос большие круглые очки с толстыми дужками, совершенно не шедшие к его лицу.
Вот и сейчас Филарет, сидя за столом, читал келейное правило. Как вдруг в келью незаметно для настоятеля вошел Иов.
- Благословите, батюшка, - смиренно попросил не замечающего его Филарета Иов.
Настоятель вздрогнул и строго посмотрел на Иова.
- Вот вечно ты меня пугаешь, - сказал он недовольно, но благословил монаха. - И где ты только так ходить бесшумно научился?
- Хотите, я себе подковки на боты сделаю, чтобы меня завсегда издаля слышно было? - проникновенно спросил Иов.
- Я тебе сделаю, здесь монастырь, а не конюшня. А если все себе подковы наделают, это какой тупа-тум начнется, как на ипподроме. А мне что же, ставки на вас делать прикажешь? Вы же и так, ни помолиться, ни духовному размышлению предаться не даете, вечно у вас что-то горит. И так вроде на острове живем, а покою никакого нету… Ну, чего опять стряслось?
- Осмелюсь доложить, отец Анатолий… - начал было Иов.
- Опять отец Анатолий, ну, что он еще натворил? - недовольно спросил Настоятель.
- Вот, тут все написано, - и Иов достал из-под рясы сложенный листок и протянул его настоятелю.
- Чего ты мне свои писульки суешь? - отмахнулся от него Филарет. - Мы, чай, не на партсобрании. Если есть что сказать говори, а этого, - кивнул он на бумагу, - я чтобы больше никогда не видел.
Иов быстро запрятал листок обратно под рясу, откашлялся и, вперив взгляд в потолок, стал что-то вспоминать, потом произнес хорошо проставленным голосом следующую речь, с чувством, с толком, с расстановкой, словно читая ее с листа:
- Значит, первое: По причащении святых тайн отец Анатолий становится не перед престолом, но, оборотясь в отворенную пономарскую дверь лицом к народу, как бы на показ…
- Это и я замечал, - опечалившись, с вздохом сказал настоятель.
- Второе: В высокоторжественные же дни, - продолжал Иов, - отец Анатолий, хотя и участвует в Богослужении, но не выходит на молебны, а разоблачаясь, уходит из церкви, за что неоднократно был лишаем трапезы… Третье: во время Литургии, обратясь к аналою, отец Анатолий, не смотрит в служебник и как бы отвращается от святого престола, а при выходах из алтаря требует напоминания. При великом же выходе, по перенесении Святых Даров, не держит служебник перед собой и не обращает очей и сердца к святому престолу, совершая поклонение, а все смотрит в книгу, лежащую на аналое…
- Ну, хватит, у меня уже голова от тебя кругом идет. Где он сейчас? - спросил Филарет морщась, ему явно не хотелось ввязываться в эту свару между заведовавшим в монастыре хозяйственной частью Иовом и старцем Анатолием.
- Где же ему быть? В котельной у себя чай с сахаром с мирянами трескает, - зло ответил Иов, - Позвать?..
- Не надо, я сам к нему схожу… Да, ты передал ему мою просьбу, о том, чтобы он оставил послушание в котельной и перебрался в мою келью? - вспомнил Филарет.
- Передал, - хмуро ответил Иов.
- И чего?
- Ничего, спросил - знаю ли я, за что Каин Авеля убил?
- Занятно, - улыбнулся настоятель, - и за что?
- Ну, знаете, вы уже меня совсем обижаете, - вдруг огорчился Иов.
- Ладно, ладно, прости меня грешного. Иди, я сам с ним разберусь, - закончил неприятную аудиенцию Иова настоятель.
Иов почтительно поклонился и вышел из кельи Филарета.
- Как же, обидишь тебя, - сказал, оставшись наедине с самим собой, Филарет, но тут же перекрестился на висящий в кельи иконостас и промолвил: - прости мне Господи мои прегрешения, наставь меня на путь истинный и укрепи…
Истопник, он же старец Анатолий продолжал принимать мирян в своей кочегарке. На этот раз к нему вошла женщина лет тридцати с изможденным лицом. На руках у нее был худой, совсем высохший мальчик лет восьми с большими печальными глазами. Женщина вошла и остановилась в дверях.
- Сядь, - кивнул истопник на чурбак, заменяющий ему стол.
Женщина покорно села, придерживая ребенка на коленях.
- Чего с ним? - спросил истопник, глядя на ребенка.
- С крыши сарая упал, сломал ногу. Теперь вот бедро гниет. Уже четыре операции делали, ничего не помогает…
Из глаз женщины потекли слезы.
- Как зовут мальца? - спросил истопник.
- Колей, - всхлипывая, ответила мать.
- Коля, Коля, - позвал истопник.
Мальчик посмотрел на старца одними глазами, не поворачивая головы.
Отец Анатолий скрылся в своей маленькой келье и через секунду вернулся с иконой Богородицы. Поставил икону на полку в кочегарке.
- Вставай, - сказал он заплаканной женщине.
Женщина поднялась, все так же держа мальчика на руках.
Истопник взял чурбак, установил его прямо перед иконой.
- Ставь его сюда, - приказал отец Анатолий, указывая на чурбак.
- Да, как же… он же и сидеть-то толком не может, - удивилась женщина.
- Ставь, ставь… Я его с другой стороны поддержу, - приказал старец.
Мать взяла Колю подмышки и поставила на чурбак, поддерживая его сзади.
- Смелее, смелее… - ободрил истопник женщину.
Отец Анатолий перехватил мальчика с другого бока и приказал:
- А теперь молись, и я молиться буду. Бог милостив, он поможет.
И он стал читать молитву:
Молитвами святых отец наших Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас. Аминь
…Пересекаемое море жезлом древле, Израиль пройде яко по пустыни, и крестообразно Яве предуготовляет стези. Сего ради поим во хвалении чудному Богу нашему, яко прославися.
Милостивее Господи, услыши молитву раб Своих, молящихся Тебе.
В день печали, нашедшая на ны, к Тебе Христе Спасе, припадающее, Твоея милости просим. Облегчи болезнь раба Твоего, изреки нам, яко сотнику: иди, се здрав есть отрок твой.
Мольбы и моления с воздыханием к Тебе вопием, Сыне Божий: помилуй нас. Воздвигни со одра лежащего, яко разслабленнаго словом: возьми одр твой, глаголя, отпущаются ти греси твои.
Слава Твоего, Христе, образа подобию поклоняющееся, верою целуем, и болящему здравия просим, подражающее кровоточивей, яже подольца риз Твоих коснуся и исцеление недуга прият.
И ныне: Пречистая Госпоже Богородице, всем известная Помощнице, не презри нас к Тебе припадающих, моли яко блага Своего Сына и Бога нашего дати здравие болящему…
Во время молитвы ножки мальчика, вдруг начали выпрямляться и наливаться силой, и хотя он еще был слаб, но мог уже стоять.
Закончив читать молитву, старец Анатолий взял с полки какую-то склянку, открыл ее, помазал, находившимся в ней, святым маслом лоб мальчика сказал матери:
- Снимай его с чурбака и веди, он своими ножками пойдет.
Женщина сняла мальчика с деревяшки и поставила на пол, и он вдруг пошел, прихрамывая и опираясь на руку матери, но все-таки пошел. Слезы потекли из глаз матери.
- Ты оставайся сегодня на ночлег в монастыре, - начал наставлять ее истопник, - а завтра мы его причастим, и он хромать больше не будет. Потом приедешь еще раз, хочешь одна, хочешь с мальчиком, привезешь мешок муки, отдашь на пекарне, скажешь: отец Анатолий прислал.
- Не могу я до завтра остаться, на работу мне надо… у меня и билет на поезд на завтра куплен, - тихо сказала женщина.
- Я чего с вами тут в игры играю?! - закричал вдруг на мать старец, - Тебе чего дороже - работа твоя или сын?!..
Тут истопника начал душить кашель, и он прервал свою гневную речь.
- Но… - стала оправдываться женщина.
- Прочь с глаз моих! - снова хрипло закричал истопник.
И женщина поспешно покинула кочегарку, вместе со своим исцелившимся сыном.
Отдышавшись, после приступа кашля, истопник унес икону "Святой Троицы" обратно в свою молельню. Вернувшись, он принялся рыться у стены кочегарки, где были сложены дрова, выбрал среди них обгоревшую головню и сунул ее подмышку. Затем взял с полки книгу в потрепанном переплете и вышел из котельной.
Настоятель монастыря Филарет вышел из помещения, где размещалась его келья, на двор монастыря и направился к котельной. Путь его пролегал мимо монастырской колокольни. Проходя мимо нее, он услышал чей-то кашель. Оглянувшись по сторонам, и никого не обнаружив, Филарет троекратно перекрестился и проследовал дальше.
Пройдя через весь монастырь, Филарет подошел к двери, ведущей в котельную. Здесь по-прежнему толпились паломники, прибывшие за помощью к старцу. Остановившись перед дверью, настоятель прочел разрешительную молитву:
- Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного тот, кто в келье…
Ответом ему была тишина. Тогда он, возвысив голос, произнес:
- Отец Анатолий, ты здесь?
Ответа снова не последовало. Филарет растерянно потоптался перед входом, оглядываясь по сторонам, на лице его отобразилась досада оттого, что ему приходится вот уже который раз заниматься бытовыми спорами между истопником и заведующим хозяйственной частью монастыря Иовом, и это отрывает его от молитв и богоугодных рассуждений. Наконец, настоятель решился, он толкнул дверь котельной и вошел внутрь. Здесь он никого не обнаружил. Филарет прислушался. Кругом царила тишина, если не считать тихого гула огня за затворами печей.
- Отец Анатолий! - снова позвал настоятель, но ответом ему снова была тишина.
Тогда он, осторожно ступая, чтобы не поскользнуться на рассыпанном по полу угле, пошел к двери, расположенной в противоположной стене кочегарки. Добравшись до двери, он распахнул ее и оказался в молельной комнате отца Анатолия. Филарет благоговейно осмотрел иконы, развешанные на стенах комнаты, одними губами прочел краткую молитву и троекратно перекрестился. Покинув эту комнату, он вернулся обратно кочегарку. Поискав глазами, он обнаружил валявшийся у стены чурбачок. Выкатив его на центр кочегарки, и обмахнув его ветошью, настоятель уселся на чурбачок верхом и огляделся. Ему здесь явно нравилось. Посидев так немного, Филарет встал и приблизился к одной из печей. Сначала он с огромным интересом осмотрел манометры, стрелки которых показывали давление пара в баках. Потом настоятеля заинтересовали и сами печи. Он поднял руку и стал приближать ее к чугунному затвору печи, до тех пор, пока жар, идущий от металла, не стал невыносимым. Тогда Филарет резко отдернул руку и, помахав ею в воздухе для скорейшего охлаждения, снова стал приближать руку к затвору. Когда ему надоела эта забава, он плюнул на чугунный затвор. Капельки слюны мгновенно закипели и испарились. Это очень понравилось Филарету, и он плюнул еще. Слюна, снова закипев, быстро испарилась с почерневшей от высокой температуры поверхности металла.
- Детерминизм, - многозначительно произнес Филарет, словно хвастаясь, что он знает такое сложное слово и, плюнув на затвор на прощанье в третий раз, пошел к выходу из котельной.
Настоятель монастыря Филарет возвращался обратно из котельной в свои покои. Проходя мимо колокольни, возле которой он несколько минут назад услышал чей-то кашель, но не обнаружил кашлявшего, настоятель столкнулся с новой неожиданностью. Вдруг прямо перед ним, откуда-то сверху упала обгоревшая головня. От неожиданности Филарет остановился и, задрав голову, стал смотреть вверх, пытаясь разглядеть того, кто находился на колокольне. Так как настоятель был, слаб зрением, а очки использовал только для чтения, это потребовало от него некоторых усилий и не малого времени. Наконец, разглядев сидевшего, свесив ноги вниз, на перилах колокольни истопника, настоятель спросил:
- Ты чего там делаешь?
- С птахами небесными беседую, - спокойно отвечал Анатолий сверху.
- Что? Что ты сказал?.. Говори громче!.. Не слышу!.. - прокричал Филарет истопнику.
- С небесными птахами, говорю, беседу веду! - во весь голос закричал истопник.
- И что же тебе птахи небесные сообщили? - спросил Филарет.
- Ничего не сообщили, поют себе и все тут, такое легкомыслие… - спокойно ответил истопник.
- Поют, - умилился Филарет, - ну, пущай себе поют. А ты слазь на землю скорей, не чего тебе там, чай не мальчик по перилам лазать, свалишься еще…
- Не слезу, мне и здесь неплохо, - заверил сверху настоятеля истопник.
- Ну, как знаешь, - сказал Филарет и продолжил путь к крыльцу своих покоев, но, передумав, неожиданно вернулся.
Он поднял сброшенную ему под ноги головню и со всех сторон осмотрел ее.
- Эй! Батюшка Анатолий! - снова позвал монаха настоятель, отряхивая руки, испачканные в саже.
- Ну, чего тебе, - грубо ответил истопник.
- Ты чего это в меня головнями кидаешься?
- И не кидаюсь я вовсе, просто случайно вырвалась, а тут ты шел… - объяснил истопник.
- Понятно, - многозначительно произнес Филарет.
- Ничего тебе непонятно, - ответил Анатолий.
- А я, между прочим, к тебе ходил, - продолжал разговор настоятель.
- Ну?
- Опять я тобой недоволен. Жалуются мне на тебя.
- Сильнии возсташа на мя и крепцыи взыскаша душу мою, - вдруг совершенно переменив тон, кротко сказал истопник.
- И чего ты, проказник, с братией не ладишь? - спросил настоятель монаха.
- Дивны дела Твоя, Господи! - отвечал истопник.
- Говорят, что смущаешь ты мирян и братию и сеешь вокруг себя суеверие.
- Избави меня от клеветы человеческия…
- Вообще-то мне, как твоему начальнику следовало бы тебя наказать, чтобы другим не повадно было, а то еже ли все как ты поступать начнут, это чего же получится?..
- Господь прибежище мое и Спаситель мой, кого убоюся?..
- Ох, и тяжело с тобой разговаривать стало, проказник, - заключил настоятель Филарет свою речь, - ты бы хоть вид сделал, что послушаешься меня…
- В Господе мзда моя и утешение мое у Вышняго… - ответил на это истопник.
Филарет в ответ в сердцах махнул на истопника рукой и направился к крыльцу, ведущему в его покои.
В монастырском соборе шла служба. Его обновили с тех пор, как здесь была контора исправительного учреждения. Большевистскую символику смыли со стен и сводов храма и теперь на молящихся смотрели светлые лики Апостолов и Святых Угодников. Присутствовали на службе, как монахи монастыря, так и прибывшие на остров миряне. Вел службу сам настоятель монастыря Филарет. И когда во время службы богомольцы вслед за Филаретом повернулись на запад, один только истопник повернулся на восток. Филарет, заметив это, с досадой шепнул дьякону, помогавшему ему во время службы:
- Поверни его на место.
Дьякон подошел к истопнику и повернул его лицом на запад, но только дьякон снова занял свое место возле Филарета, как истопник снова повернулся лицом на восток. Дьякон хотел повторно развернуть истопника, но настоятель остановил его:
- Пусть стоит, не трогай его, - прошептал Филарет и продолжил службу.
Но долго служить в этот раз ему не пришлось. В собор вбежал молодой послушник и, перекрикивая певчих, прокричал:
- Пожар, православные!
Все, кто находился в церкви, бросились вон. Люди с трудом протискивались в двери собора, спеша на помощь тем, кто уже начал бороться с огнем. В считанные секунды собор опустел. Здесь остался только настоятель монастыря Филарет и истопник, которого Филарет не заметил, так как после известия о начавшемся пожаре он тут же опустился на колени перед иконой Богоматери и, взывая к ней о помощи и заступничестве, стал горячо молиться скорейшем прекращении пожара. Но вдруг он услышал за своей спиной чей-то сухой кашель. Тогда Филарет, утомленный долгой молитвой, поднялся с колен и обнаружил истопника, который лежал посреди храма лицом вниз, широко раскинув руки, и что-то бормотал в молитвенном исступлении. Некоторое время Филарет наблюдал за ним, пока в собор не вбежал дьякон, весь перемазанный сажей.
- Ну, что? - с дрожью в голосе спросил настоятель.
- Слав Богу! - ответил дьякон. - Вашими святыми молитвами монастырь спасен…
Настоятель жестом отпустил дьякона, который было удивленно уставился на распростертого на полу собора истопника. Через минуту и истопник пошевелился, он встал и вытер рукавом залитые слезами глаза.
- Так стало быть, ты знал, проказник? - строго спросил его настоятель.
- Сего никто же весть, токмо Един Бог, - кротко ответил истопник.
- Так ты же мне головню под ноги бросил, - продолжал настаивать Филарет.
- Многи скорби праведным, и от всех их избавит я Господь.
- Нет, ты погоди, ты же знал о пожаре, что же ты прямо не сказал, а головнями в меня швыряться начал? - все больше заводясь, наступал на истопника настоятель, - Я человек простой, мне твои знаки не понятны…
- Если злословят вас за имя Христово, то вы блаженны, ибо Дух славы, Дух Божий почивает на вас: теми Он хулится, а вами прославляется…
- Ты не увиливай, ты отвечай, на поставленный тебе вопрос, - настаивал Филарет.
Но истопник, словно его не слышал, продолжая говорить:
- Только бы не пострадал кто из вас как убийца, или вор, или злодей, или как посягающий на чужое; а если как христианин, то не стыдись, а прославляй Бога за такую участь… - затараторил истопник.
- Замолчи!.. Замолчи!.. Я с тобой с ума сойду, - взмолился настоятель.
Но истопник его не слушал, продолжая говорить:
- Ибо блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах.
- Ну, это ты уже перегнул палку, брат, - с обидой сказал настоятель. - Разве ж я тебя гоню?
- Солнце, да не зайдет в гневе вашем, - наставительно продолжал свою речь истопник.
Но тут их беседу прервало появление в храме Иова и дьякона. При их появлении истопник поспешил ретироваться в боковые двери храма.
- Чудесное спасение! - провозгласил Иов. - Вашими молитвами пожар потушен. Обгорела только ваша келья, батюшка. Я все осмотрел, убыток небольшой, надо будет только стены побелить, да иконостас подновить. Правда, дух гари долго не выветрится.
- Хватит, - вдруг зло прикрикнул на них настоятель, - раскудахтались. Вы, батюшка Иов, не у себя в конторе, а в храме Божьем, и нечего тут дела мирские обсуждать. Храм, он молитву любит…
Иов и дьякон удивленно переглянулись и проследовали за Филаретом, который быстрыми шагами вышел из собора.
Настоятель монастыря Филарет находился в своей келье, рассматривая последствия возникшего здесь пожара. Действительно, огонь охватил только половину кельи, и из-за этого часть ее стен осталось белоснежно белыми, другая же часть была покрыта толстым слоем копоти. В закопченной части кельи находился и деревянный иконостас, который чудесным образом почти не пострадал. Во всяком случае, когда Филарет подошел к нему и стер с его поверхности обычным платком сажу, под ним оказался совершенно не тронутый огнем лик. Осмотр своей кельи Филарет производил в присутствии Иова, который со свойственной ему педантичностью объяснял настоятелю причины произошедшего пожара своим низким, хорошо поставленным голосом: