Паула сама ощущала, что относится к музыке
слишком рассудочно.
Так в чем же тут дело?
Неужто во всем виновата политика?
Или долгий успех притупил ее самокритичность?
Но теперь, когда этот юнец предложил ей помочь, она растерялась.
Никто до сих пор не бросал ей в лицо столько безжалостных истин.
Альфред между тем рисковал, притом крупно —
Ведь он очень нуждался в работе.
Это сущее безрассудство – так обращаться с певицей.
Паула могла б его попросту выгнать.
Кто он такой, чтобы ее осуждать?
А он продолжал свою речь, бегая по гостиной
И заложив руки за спину.
Когда же он наконец замолчит?
Паула собралась его прервать, сказав:
Хватит, я уже поняла,
То есть ей бы хотелось так поступить, но это, увы, невозможно:
Похоже, Альфред решил высказать все, что у него накипело,
Приняв близко к сердцу миссию, которую, кстати, ему
пока не доверили.
И Пауле стало вдруг ясно, что возражать просто глупо.
Каким бы нелепым ни был Альфред, он желает ей только добра,
Стремится лишь к одному – внушить ей свои убеждения.
Она подняла было руку, желая прервать его речь,
Но тщетно: Альфред продолжал вещать.
Паула даже не все понимала в этом потоке слов.
Эта сцена напомнила ей известный курьез с Бахом.
Наконец-то Альфред заметил воздетую руку Паулы
И внезапно умолк.
Оглушенная всем услышанным, певица сказала
Почти через силу:
Приступим к занятиям завтра же утром.
Жду вас в десять часов.
И вот началась напряженная творческая работа.
Каждое утро Альфред и Паула сходились у рояля.
В это время Альберт был занят своими больными,
А Шарлотта писала автопортреты —
Технику автопортрета изучали сейчас в Академии.
Альфред, обаятельный, эксцентричный,
Стал истинным утешением для Паулы.
Его безбрежная эрудиция потрясала,
Их беседы длились часами.
Альфреда буквально преследовал миф об Орфее.
Кстати, он начал книгу на этот сюжет
И неотступно думал о сошествии в адскую бездну.
Возможно ль, чтоб кто-то вернулся из этого хаоса?
Дабы понять его наваждение, мы обратимся в прошлое.
Едва ему стукнуло восемнадцать, Альфреда погнали на фронт.
Он хотел сбежать и исчезнуть, но назад пути уже не было:
Все мужчины в то время стали солдатами.
И он угодил в самый ад.
Узнал, что такое страх.
Стоишь в тумане, отступление запрещено,
Дезертирам грозит расстрел,
А тучи все ниже и ниже.
Вспученная земля пропахла смердящими трупами,
Пейзаж напоминал сцену из Апокалипсиса.
Альфред, как и Отто Дикс, полагал, что война –
Иль то были предсмертные хрипы?
Альфред открыл глаза – значит, он еще жив? —
И увидел рядом с собой умирающего солдата,
Несчастный молил о помощи.
Но в этот момент Альфред заметил фигуры вдали:
Видно, к ним приближались французские пехотинцы,
Наверное в поисках выживших – чтоб их прикончить.
Альфред был не в силах помочь товарищу,
Ничего поделать не мог.
Спасти его было нельзя
И пришлось оставить на месте.
Он все равно бы погиб.
Сам он заполз под чей-то труп
И затаился, едва дыша.
Он все равно бы погиб.
Сам он заполз под чей-то труп
И затаился, едва дыша.
Сколько времени он пролежал под мертвым?
Этого он не помнил,
Когда германский патруль подобрал раненых немцев,
Альфред уже был без сознания.
Его отвезли в Берлин. Очнувшись, он не узнал даже мать.
И в этом беспамятстве прожил год.
Так девятнадцатый год выпал из жизни.
Он утратил дар речи, не выходил из больниц
Вместе с товарищами по несчастью
И лишь много позже решил для себя, что нужно забыть этот ад,
Главное – не оборачиваться, как обернулся Орфей.
Но вдруг в средоточии мрака возникла мелодия,
Тихо, едва различимо, —
Это к нему возвращался голос.
И понемногу Альфред начал петь.
Теперь жизнь и музыка были неразделимы.
И он бросился в пение, чтобы выжить.
Как бросаются в воду, стремясь умереть.
Благодаря Альфреду Паула достигла заметных успехов.
Теперь певица всецело ему доверяла,
Позволяла собою командовать, терпела все его грубости.
Он мог ее оборвать посреди исполнения,
Обвинив в нарушении темпа,
А она лишь смеялась в ответ.
Эта миссия захватила его целиком.
Как точней описать его чувства?
Скажем так: наконец он обрел место в жизни,
Его словно что-то держало в доме Паулы,
А точнее, он влюбился в свою ученицу,
Писал ей пылкие письма, а она ему отвечала:
О мой друг, оставьте все это!
Вы влюблены не в меня, вы любите
Окончив урок, Альфред заглянул к Шарлотте.
Она рисовала за своим столом, но застыла при виде гостя.
Тот все пристально оглядел и спросил:
Значит, вы занимаетесь в Школе изящных искусств?
Да.
Да – ее первое слово, обращенное к этому человеку.
Альфред устроил ей настоящий допрос:
Каких живописцев вы любите больше всего?
Какой ваш любимый цвет?
Вам нравится Возрождение?
Вы помогаете инвалидам?
Часто ли ходите вы в кино?
Он говорил слишком быстро, у него просто каша во рту.
Растерянная Шарлотта отвечала ему невпопад.
На вопрос: вы видели «Метрополис»? – пролепетала:
Сиреневый.
Паула тоже вошла к ней в комнату:
Альфред, дорогой мой, оставьте малышку в покое.
Я люблю ее как родную, не мучайте же ее!
Но он меня вовсе не мучает, вдруг возразила Шарлотта.
Странное дело: она никогда так бурно не реагировала,
Как правило, долго молчала,
Перед тем как облечь свои мысли в слова.
Паула крайне удивлена:
Может быть, это ревность?
Нет, Паула не любит Альфреда,
Напротив, это прекрасно, что он проявил интерес к Шарлотте, —
Девочка видит так мало людей,
Замкнулась в своем рисовании, держится как монашка.