В воскресенье приехала на обед дочка Фвонка. Она, Тереза, очень любит животных, легко находит к ним подход, звери к ней льнут, собаки, увидев ее впервые в жизни, трутся мордами о ее колени, лошади тают, даже белки, уверяет Тереза, убегают от нее не так быстро, как от других людей, Тереза всегда каким-то образом понимала и чувствовала зверей, она знает, что они думают, о чем мечтают, от чего страдают, но ей хочется привести эти знания в систему, выучиться, постичь тонкости, найти наставника, вспомнил Фвонк ее рассказ во время рождественского визита, но в Норвегии не учат на переводчиков с языка животных, наоборот, здесь царит всеобщий скепсис на сей счет, дикие дети гор, объясняет Тереза, ближайший университет, где читают курс, к примеру, психологии собак, находится в Англии, поэтому пока она изучает в университете Осло английский, в деталях овладевая секретами языка, который станет ее проводником к душам животным, но, пока суд да дело, уже прошла пару коротких, на выходные, семинаров, и это оказалось сложнее, чем она думала. Не так легко, особенно поначалу, понять, где твои собственные мысли, а где — собакины, но все войдет в свою колею, если только она попадет на учебу в достойное место.
16) В субботу, в третьи выходные, часов в одиннадцать вечера, Фвонк услышал звук поднимающихся гаражных ворот и выглянул в окно в тот момент, когда автомобиль заезжал ему под ноги, потому что гараж встроен в дом, как и в некоторых других домах тридцатых годов в округе. Он увидел только багажник машины, такой же черной, как авто ЖБК, и такой же надраенной. Приехали, догадался Фвонк. Явно стремятся к анонимности. И конфиденциальности. И чистоте. Машина пропала из виду, ворота опустились. Фвонк стал думать, что ему сделать, и делать ли что-нибудь: пойти поздороваться и преподнести презент на новоселье, бутылку с красной салфеткой, красиво повязанной на горлышке? Нет, это навязчиво, непрофессионально, не следует никак себя проявлять, увещевал он себя, хотя это трудная задача, и первый его порыв был прямо противоположным: подстроить нечаянную встречу с новыми жильцами, вряд ли можно посчитать чрезмерным его желание взглянуть на этих таинственных постояльцев, такт тактом, но зачем же так от него отстраняться, он чувствует себя продажным, проплаченным, это сродни проституции, может, ему спуститься в подвал и пошуметь, сказать, что ищет коньки, на дворе зима, сезон коньков, глядишь, жилец выглянет на шум и они поздороваются, хватит мимолетного «привет», но Фвонк хотя бы увидит лицо, услышит голос, это важно — голос, впрочем, можно постучать и попросить взаймы сахара, сказать, что собрался печь, а вот незадача, это не должно удивить жильца, в то, что ему о Фвонке уже известно, неплохо впишется пристрастие печь хлеб дома, но лучше просить специи, тмин или куркуму, она, если верить Агнес, сильный антисептик, ему нужен абсолютно железный повод; но дальше рассуждений дело не идет, время и ситуация говорят против, и рассудок вторит им, к тому же Фвонку не хочется выглядеть человеком, нуждающимся в антисептиках.
17) Но от того, чтобы лечь на пол и прижать ухо к полу Фвонк удерживать себя не стал. В одной комнате мертвая тишина, скучные люди, думает Фвонк, зато в другой какое-то шевеление, время от времени кто-то ходит. Децибел удается наловить немного, государство позаботилось о звукоизоляции на славу, это оно умеет, но что-то все же утекает, неровное бормотание, звучит как телеящик, когда тихо конопатит мозги, дискуссии-шмискуссии, вступительные слова, заключительные замечания, хотя постойте-ка, это не голоса, это музыка, кто-то поет или играет! Постепенно Фвонк убеждается, что да, внизу слушают музыку. Самую его любимую. Может быть, в доме поселился друг, думает Фвонк, человек, с которым они сойдутся на почве музыки, вот было бы здорово, ему нужен друг, а еще больше — близость, но для начала хотя бы друг. Полный надежды, Фвонк тут же спустился в цоколь, в крохотный коридор между двумя сдаваемыми помещениями, где жильцы обычно вешают куртки, оставляют обувь, а иной раз и лыжи, и прижался ухом к двери, подслушивая.
Ничего почти не слышно, но все же можно разобрать ритм и какое-то бормотание, Фвонк елозит ухом по двери и вроде опознает музыку, похоже на Боба Дилана, вот черт, пугается Фвонк, жилец гоняет себе протестные песни Дилана, начинается с этого, а кончается падением нравов.
How many years can some people exist, before they are allowed to be free?
Хороший вопрос, думает Фвонк.
18) На следующий день, с утра пораньше, жильцы вышли из дому с лыжами и палками в руках, Фвонк увидел их в большое окно гостиной — он как раз пил кофе, просматривая в газете некрологи. Правда такова, что есть-таки один-два человека из круга Общества спортивной и оздоровительной ходьбы, по поводу перехода которых в лучший мир Фвонк не стал бы особенно грустить, нет, упаси бог, он не желает их смерти, не дождетесь, но и быть живее всех живых им тоже никак не обязательно. У одного из жильцов, самого взрослого, борода, что-то великоватая для жильца, думает Фвонк, два других — гладко выбритые, накачанные крепыши, они идут позади бородатого и мало похожи просто на друзей, с друзьями человек не гуляет таким порядком, друзья не держатся сзади, когда человек выходит с ними на прогулку, значит, это не друзья-приятели, а что-то другое, Фвонк пока не понимает что. Спустя время троица возвращается, Фвонк все так и сидит у окна, скоро ему самому пора на прогулку, но пока он просто ленится на стуле. Жильцы гуляли два с половиной часа, бородатый идет первый, его друзья, или кто они там, отстают на несколько метров. Потом тихо запевают трубы, душ принимают, определяет Фвонк, моются одновременно или прямо-таки вместе, неужели его угораздило сдать квартиры неформалам? Нет-нет, каждый волен заниматься чем хочет, не в том дело, но он почему-то думал, что ЖБК столь прозрачно-туманно намекала ему на большее, чем это житейское обстоятельство, хотя если посмотреть построже — тоже вариант, она упорно говорила загадками, и в целом ее предложение было довольно скользкое. Э-эх, облапошили тебя, Фвонк, тут тебе падение нравов в чистом виде, и ждут тебя новые унижения и общественное порицание. Угодил-таки ты в ловушку.
19) Фвонк слазил по довольно крутой лесенке на чердак за своими рисовальными принадлежностями, ему вдруг очень захотелось поработать акварелью, он не рисовал с тех пор, как его жизнь покатилась под откос вместе с нравами, и грустит по спокойной созерцательности рисования, вспоминает, как окрашивалась вода, когда он касался ее кисточкой в краске, мечтает о первых несмелых мазках по толстой бумаге и о себе тогдашнем, адекватном мужчине при семье и карьере, чистеньком на все сто, прикопаться не к чему, оплот нравственности, э-эх, видели бы брюхатые его тогда, то-то бы зубы об него обломали. Но на коробке с рисованием стоит ящик с подлыми вырезками из газет — ящик позора, его давно бы сжечь, а лучше всего вообще было не собирать. Он читает статьи в свете налобного фонарика. Его трясет. Общество спортивной и оздоровительной ходьбы приписывало несуществующих членов, завышало численность в разы и получило не менее тринадцати лишних миллионов крон за счет других объединений по интересам.Расходование денег президент Все-норвежского спортивного союза охарактеризовал словом «престранное».Дело раздули куда больше, чем оно того стоило, злится Фвонк. Можно подумать, кроме их общества, в мире спорта разоблачать уже нечего. МОК и Зепп Блаттер ходят гоголем, а маленькое Общество ходьбы каждый норовит пнуть. Фвонк спускает ящик вниз, густо замазывает газетные вырезки красками, потом сушит их и нарезает на полоски, чтобы сплести из них корзиночки на елку. Брюхатые обожают все, что сделано своими руками.
20) В воскресенье гаражные ворота открылись прямо перед носом Фвонка, он как раз возвращался с лыжной пробежки — Веттаколлен, Фрёнсволлсосен, Кобберхаугене, Кикют (вершина, не турбаза) и обратно, с той стороны озера Бьёрншё через Хаммерен, Сварткюльп и Риксаркивет.