Многие пропали без вести – те, кто работал в рыбных ресторанчиках и пришел на пляж раньше обычного. Официанты, уборщики, повара. Друзья, соседи – люди, которых Ботены помнили еще малышами. И мы не знали, кого из них увидим снова, а кого потеряли навсегда.
– Смотрите! – воскликнула Кива, моментально просыпаясь.
По грунтовой дороге брели Кай и Чатри.
Тесс пошла к ним навстречу. Дети с собакой вприпрыжку бежали рядом.
– А ваш отец? – спросила Тесс.
– Он рыбачил, – ответил Чатри и посмотрел на сестру. – Он был в море.
– Мы не можем его найти, – добавила Кай, качая головой.
– Он обязательно найдется, – проговорила Тесс и привлекла их обоих к себе. Они стояли неподвижно, как статуи, но отстраниться не пытались.
– Можно они останутся у нас? – спросила Кива.
– Естественно, останутся, – ответила Тесс.
Я протянул им по бутылке воды. Маленькие чао-лей приняли их без всякого выражения на лице, глядя в землю и, должно быть, гадая, что теперь с ними будет. Внезапно темноту пронзило яркое пламя, и мы все обернулись.
Господин Ботен держал в руке паяльную лампу и поджаривал на ней хлеб и чеснок, которые кто-то из беженцев принес с собой, а госпожа Ботен зажигала свечи. По двору распространился аромат готовящейся пищи, и рот у меня наполнился слюной. Я ничего не ел с самого завтрака, а хлеб с чесноком пахли, как вкуснейшее лакомство на свете.
Затем появилась и другая еда. Люди робко подходили к нашему крыльцу и протягивали нам холодный рис, завернутый в банановые листья, кусочки манго, арбуза и помело. Тесс продолжала раздавать минеральную воду, и вскоре мы все почувствовали, насколько проголодались.
После еды Кива и Рори взяли Кай и Чатри за руки и отвели в свою комнату, а сами почистили зубы и забрались в нашу большую двуспальную кровать.
Тесс стояла на пороге детской и улыбалась маленьким чао-лей, желая их успокоить. Однако Чатри, похоже, не был уверен, могут ли они воспользоваться нашим гостеприимством.
– Нам нужно найти отца, – сказал он.
– Искать лучше утром, – бодро ответила Тесс.
– Джа? – произнес он, вопросительно глядя на Кай.
«Сестра?»
Девочка быстро приняла решение.
– Спасибо, – сказала она моей жене, потом ободряюще кивнула мальчику и проговорила: – Банг.
«Брат».
Однако к кровати они так и не приблизились. Тесс улыбнулась им и закрыла дверь. Мы еще немного постояли, различая за стеной их приглушенные голоса, а потом поспешно ушли, как будто невольно подслушали чужую молитву.
Держа на руках Мистера, я поцеловал жену и детей – Кива и Рори лежали по бокам от Тесс, так что места в кровати больше не было, – и пошел спать на веранду.
В темноте кипела работа: беженцы обрывали с пальм листья и раскладывали их на земле вместо постелей. Я предоставил Мистеру устраиваться на старом кресле из ротанга, а сам спустился с крыльца, желая помочь. К моему удивлению, мне приходилось напрягать все силы, чтобы оторвать от ствола особо крупные листья, иные из которых были величиной с человека.
В итоге мы собрали больше листьев, чем нужно. Люди начали устраиваться на ночь. Я по-прежнему держал в руках последний пальмовый лист. Внезапно я почувствовал, какой он удивительно мягкий, и меня охватила слабость. Тогда я положил его на землю, лег, и меня непреодолимо потянуло в сон.
В воздухе пахло жареным хлебом и чесноком. Глаза закрывались. Я знал, что, несмотря на хрупкие огоньки свечей и ослепительно-белое сияние луны, скоро наступит тьма.
Я с криком проснулся посреди ночи; рядом лежала Тесс, прижавшись ко мне всем телом, изгиб в изгиб.
Во сне она легко положила руку мне на плечо, и это меня успокоило. Я повернулся к ней, но она тоже перекатилась на другой бок, и я заснул, уткнувшись лицом ей в волосы. Когда я проснулся второй раз, небо все еще было черным, луна и свечи погасли, а Тесс ушла обратно к детям, словно знала, что больше кричать я не буду.
Шум моторов разбудил меня еще до рассвета.
Я встал и, пробравшись между спящими на земле людьми, спустился к шоссе.
Мимо проехал пикап, до отказа набитый молодыми фарангами и багажом. Потом еще один. Дорога была запружена грузовиками, такси, скутерами, мотоциклами – самыми разными мотоциклами, от маленьких японских рисомолок до огромных «Харлеев». И весь этот поток транспорта, вся эта разношерстная процессия, в которую затесался даже одинокий тук-тук, двигалась на север – в аэропорт.
Я поднял руку и закричал, но никто даже не посмотрел в мою сторону. На всех лицах читалось только животное стремление убежать. Оно было и во мне, это стремление оказаться как можно дальше отсюда, этот страх, лишающий способности думать.
Я внимательно следил за потоком транспорта. Когда мимо проехал очередной пикап, за которым следовала только стайка скутеров, я поднял руки и шагнул на дорогу. Прямо передо мной затормозила старенькая «Веспа» – так резко, что мне в ногу ткнулось переднее колесо.
– Прошу вас… – проговорил я, не опуская рук.
– Убью, сука! – заорал мужик на скутере, размахивая кулаком у меня перед носом. Судя по акценту, американец. – Ты вообще говоришь по-английски, придурок?
– Прошу вас, – повторил я, – объясните, что случилось.
Он уставился на меня и медленно разжал кулак.
– Что случилось? Ты спрашиваешь, что случилось?
– Да, – кивнул я. – Я не знаю, что это было.
И он объяснил:
– Землетрясение. На дне Индийского океана. Самое сильное за сколько-то там лет. Чуть ли не за всю историю мира. Так по Си-эн-эн сказали. А после землетрясения началось цунами.
– Цунами? – растерянно переспросил я.
– Да вода же, е-мое! Мужик, ты что, совсем? Ты воду видел?
– Да, я видел воду.
– Ну вот, – кивнул американец, немного успокаиваясь. Говоря, он все время переводил взгляд с меня на дорогу и обратно – явно прикидывал, сколько еще это продлится. – Вода хлынула на берег. Досталось всем: Индии, Шри-Ланке, Мальдивам, Индонезии, Малайзии, Таиланду…
Я по-прежнему не понимал – не мог вместить в себя весь ужас случившегося.
– Значит, пострадал не только остров?
Американец рассмеялся:
– Нет, приятель, не только остров – и не только Таиланд. – Он взглянул на поток транспорта и завел мотор «Веспы». – Скорее уж, весь мир.
Я быстро шагал по грунтовой дороге. За деревьями виднелось море – плоское, неподвижное, похожее скорее на озеро, чем на часть океана, скорее на камень бирюзового цвета, чем на воду. Но я помнил о течении, из-за которого туристы опасались плавать вдоль берега Май-Кхао, о серферах, приезжающих на юг Пхукета ради больших волн, а главное – о белом гребне пены на горизонте.
А я-то наивно верил в доброту природы… Дурак! Самоубийца! Я долго стоял и смотрел на море, дрожа от страха и злости, а потом бросился к дому.
Я вошел в комнату – Тесс и дети еще спали, – вытащил из шкафа чемодан и принялся швырять в него одежду – свою одежду, ее одежду – словом, все подряд. Не важно, что мы заберем, а что оставим – главное, заполнить скорее чемодан и начать действовать.
– Надо уезжать, – сказал я.