– Он улыбнулся и добавил: – И потом, бедному фрилансеру такие развлечения не по карману.
Внезапно Ник вспомнил про пакет с едой, который стоял на столе среди писем.
– Поешь со мной?
– Конечно.
Ник пошел за тарелками.
– Надо будет купить палочки, – крикнул он мне.
Как же мало он еще знал!
– Тайцы не едят палочками, дурачина, – ответил я.
Он вернулся, улыбаясь, с двумя бутылками пива «Сингха» и принялся наблюдать, как я открываю коробки с едой. Рыбный карри. Куай-джап – суп со свининой и рисовой лапшой. Пад-тай, завернутый в ярко-желтый омлет. Крошечные, на один жевок, роллы с соусом чили, в который входит креветочный паштет, сок лайма, тонко нарезанный лук-шалот, сахар и перец чили – в основном чили. И наконец, целый пакет мясистых бледно-желтых фруктов.
– Грейпфруты? – спросил, нахмурившись, Ник.
– Помело, – ответил я. – На десерт.
Такой еды Ник не пробовал ни в Лондоне, ни в ресторанах Пхукета. Она сочетала в себе самые несочетаемые оттенки, без скидки на робкие европейские вкусы, а от перца чили полыхало во рту.
Обед был простой, но я знал, что Ник в жизни не ел ничего подобного – в конце концов, это же лучшая в мире еда!
Когда Ник отправил в рот первую ложку рыбного карри, его прошиб пот. Он улыбнулся и молча показал мне два больших пальца, затем поперхнулся, отдышался и снова улыбнулся. Говорить он не мог.
Я одновременно ощущал вкус чеснока, лайма и лимонной травы; кислое, сладкое и острое; сахар и соль; пряное и обжигающее.
Такова еда нашего острова – целая смесь несовместимых ароматов, каждый из которых отчетливо выделяется в общем букете.
И, наверное, таков сам остров.
Потом Ник прохрипел нечто нечленораздельное.
– Что-что? – с улыбкой переспросил я.
– Я говорю – жжется! – с трудом выдавил он. – Господи, Том, как остро!
Я кивнул.
– Зато вкусно. И, кстати, Тесс права: лучше держись подальше от Кай. Она не из тех девушек, которые работают на Бангла-роуд.
– Я же тебе сказал, – ответил Ник, запуская пальцы в свои густые черные волосы, которые от пота прилипли к голове, – с Бангла-роуд покончено.
Строительство на пляже Най-Янг шло без выходных, и первые два месяца мы трудились по семь дней в неделю. Затем начался март – сухой прохладный сезон подходил к концу. Мы знали, что скоро погода станет безветренной, жаркой и дождливой, а воздух более влажным. Работать будет тяжелее.
Я стоял на песке вместе с Ботенами. Кухню на противоположной стороне дороги мы пока не достроили: предстояло настелить крышу и смонтировать маленькую барную стойку. Зато на самом пляже, между дорогой и морем, уже возвышалось два готовых навеса. Я только что установил деревянную арку – дверь в несуществующей стене. Оставалось обернуть ее пальмовыми листьями и украсить елочными гирляндами, чтобы вход в «Почти всемирно известный гриль-бар» снова выглядел как прежде.
Наш маленький участок Най-Янга уже напоминал пляжный ресторан, а не стройплощадку на песке. Следовало еще нанести последние штрихи и нанять нескольких рабочих, чтобы настелить крышу, но в целом работа была сделана.
– Нужно решить, из чего делать крышу, – сказал господин Ботен.
– Выбор невелик: дерево или сталь, – ответил я. – Дерево лучше смотрится, зато сталь дешевле, с ней легче работать, и ее не испортят насекомые.
– И все же дерево мне нравится больше.
– Мне тоже.
– Сколько можно работать? – вмешалась госпожа Ботен, обращаясь к мужу по-английски.
– Сколько можно работать? – вмешалась госпожа Ботен, обращаясь к мужу по-английски. – Дай человеку побыть немного с семьей.
Итак, в первое воскресенье марта я устроил себе выходной, и мы с Тесс, Кивой и Рори отправились в поход от одного водопада до другого. Идти было тяжело, ведь между водопадами Тон-Сай и Бангпэ растет девственный тропический лес.
В информационном центре национального парка Кхао-Пхра-Тхеу нам сказали, что при хорошем темпе переход займет часа три. Но с нами были дети – Кива бодро шагала впереди с Тесс, Рори в запотевших от жары очках тащился позади вместе со мной, – поэтому двигались мы медленно. Мы шли все утро, но так и не добрались до Бангпэ.
Рори остановился и присел на ствол упавшего дерева. Далеко впереди я видел жену и дочь. Кива, более выносливая и ловкая, чем брат, вскочила на перегородившее тропу поваленное дерево, на миг замерла в картинной позе балерины и спрыгнула вниз. Тесс уже скрылась из виду; время от времени я слышал, как она обрубает ветки мачете, который мы взяли с собой по совету господина Ботена.
Я с беспокойством посмотрел на Рори. Возвращаться было слишком далеко – оставалось только идти вперед.
– Все хорошо, старик? – спросил я.
Рори улыбнулся и кивнул. На лице у мальчика было то мягкое, близорукое выражение, которое появлялось на нем всякий раз, как он снимал очки.
– Оно того стоит, – ответил Рори и довольно огляделся вокруг. – Когда-то здесь водились слоны. Тигры. Носороги. Малайские медведи.
В густом подлеске что-то завозилось.
– Похоже, тут и сейчас оживленно, – заметил я.
Потом высоко в кронах деревьев раздалось пение гиббона, это гипнотическое совиное уханье, и мы оба подняли голову.
– Пошли! – возбужденно воскликнул Рори, надевая очки и вскакивая на ноги. – Похоже, цель рядом.
Местность была неровная, и мне казалось, что мы все время поднимаемся в гору. Лиственный полог шумел метрах в шестидесяти у нас над головой, словно плотная зеленая крыша, почти не пропускающая света. Нам говорили, что в тропическом лесу на земле ничего не растет, но кое-где ноги путались в густой траве, а тропа, которая, как нас заверяли, всегда хорошо видна, временами исчезала в густых зеленых зарослях, состоящих из сотен деревьев всевозможных видов и разновидностей.
Рядом с тропой журчала вода. Рори продолжал идти вперед – очень медленно, потому что я отказался отдать ему мачете, – а я присел на корточки рядом с ручейком, который бежал по гладким, отшлифованным камням цвета старого золота. Свободной рукой я зачерпнул холодной воды и плеснул себе в лицо. Внезапно пение послышалось снова, и на этот раз оно больше напоминало мелодичный лай – отдельные резкие ноты, похожие на звуки какой-то потусторонней флейты.
Однако самих гиббонов по-прежнему видно не было.
– Они избегают людей, – сказал Рори, останавливаясь, чтобы перевести дыхание. – И я их не виню.
Что-то шевельнулось у нас под ногами, и я взял сына за руку. Мы оба замерли.
– Кобры охотятся только по ночам, – прошептал Рори. – Они не нападают на человека – разве что от страха.
– Спасибо, утешил! – прошипел я в ответ.
– Самое интересное, что кобры… что кобры…
Он захлебывался от волнения. Я крепче сжал его руку. Далеко впереди Тесс позвала по имени сначала сына, потом меня, но мы не ответили.
– Самки… – еле слышно произнес он и с трудом сглотнул. – Самки откладывают до сорока пяти яиц. Кобры охотятся на птиц, других змей, жаб и…
Из кустов высунулось какое-то черное животное и уставилось на нас своими глазами-бусинками. Я выдохнул – не кобра.