У странного существа была длинная морда, которая почти касалась земли, и мощное туловище на длинных тонких ногах. Мгновение никто из нас не шевелился, а потом оно юркнуло обратно в густой подлесок и исчезло.
Рори радостно улыбнулся:
– Дикая свинья. Интересно, самец или самка?
– Давай не будем выяснять, – ответил я. – Пошли.
Мы отправились дальше и через несколько минут услышали рев Бангпэ. Лес остался позади. Тесс и Кива ждали нас на небольшой поляне рядом с водопадом.
– Смотрите, – сказала Тесс.
Между стволами виднелось проволочное заграждение, доходившее чуть ли не до самых крон деревьев, – первая клетка. Эти клетки на вершине холма – последнее обиталище гиббонов в неволе – были настолько просторными и высокими, что казались не чем-то рукотворным, а естественной частью леса.
Мы пошли вниз по тропе, ведущей к центру реабилитации. Рядом с небольшой клеткой стоял молодой человек с детской бутылочкой в руке и вглядывался в листву деревьев. Он снял бейсболку, чтобы вытереть пот с лица, и я увидел знакомую светлую шевелюру.
– Это же наш друг! – воскликнул Рори.
Мальчик оказался прав. Это был наш друг. Я окликнул его по имени, и Джесси обернулся. Он изменился: похудел, стал более подтянутым, серьезным, повзрослевшим.
– Тебе разрешили вернуться? – спросила Тесс.
Джесси смущенно улыбнулся:
– Меня не внесли в черный список, поэтому и впустили в страну.
– Вы здесь работаете? – спросил Рори, переводя взгляд с детской бутылочки на лицо Джесси.
– Временно. Пока не найду настоящую работу. Мне предоставляют жилье. Я могу видеться со своим другом. И вообще, знаешь, это хорошее место.
– Знаю, – ответил Рори, и Тесс обняла его за плечи.
– Я хочу, чтобы на этот раз все было немного по-другому, – сказал Джесси, глядя на меня. Он потрогал бутылочку и свистнул. – Понимаешь, о чем я? Хочу жить по правилам.
Я понимал.
Из-под небольшой лестницы неторопливо вылез худой детеныш гиббона. Шерсть у него была светлая и короткая, лицо – розовое и безволосое, удивительно похожее на человеческое. Влажные черные глаза на крошечном личике казались огромными. Он положил одну руку на нижнюю перекладину лестницы, но даже не попытался на нее залезть.
– Давай же! – крикнул Джесси, размахивая свободной рукой. – Давай, лентяйка! Карабкайся! Карабкайся!
Но малышка не желала карабкаться. Вместо этого она перепрыгнула на забор, не сводя глаз с бутылки. Поглядела на нас, потом снова на бутылку, забралась повыше и прижалась ртом к отверстию в сетке. Джесси поднес соску к ее губам, и она принялась жадно сосать. Пока малышка ела, Джесси двумя пальцами взял ее маленькую ладошку и принялся нежно массировать.
– Итак, ты вернулся. – Я был очень рад его видеть. – Ты вернулся и работаешь здесь.
Джесси улыбнулся:
– Я просто волонтер. Но я с удовольствием тут останусь. По крайней мере, пока деньги не кончатся.
– А какие у вас обязанности? – с интересом спросил Рори, будто сам подумывал стать волонтером.
– Я помогаю готовить еду и кормить гиббонов. Объясняю туристам, чем мы здесь занимаемся. Работаю в сувенирном магазине – продаю футболки и разные безделушки. Чищу клетки. Хочешь ее покормить?
Рори нахмурился:
– Разве мы не должны ограничивать общение с человеком? Чтобы гиббоны вспомнили, кто они такие, и научились без нас обходиться?
– А, ну да, верно, – пробормотал Джесси, краснея.
– А я покормлю, – сказала Кива.
– Нет, лучше не надо, – вмешалась Тесс.
Она привлекла к себе дочь и бросила на нее красноречивый взгляд, чтобы предотвратить обиды и дальнейшие споры.
– Если хотите, можете мне помочь, – сказал Джесси.
Он развернул шланг и показал детям, как наполнять поилки, прикрепленные к стенкам клеток.
– А где Трэвис? – спросил Рори. – Еще здесь? Или его уже выпустили на волю?
– Нет, – ответил Джесси, не глядя на нас. – Его не выпустили на волю.
– Где же он?
– Увидишь.
Мы поднялись примерно до середины водопада. В этой клетке было несколько гиббонов – они лениво раскачивались на лестницах, прежде чем исчезнуть в листве деревьев. Трэвиса я узнал сразу – по мягкой коричневой шерсти с белой опушкой вокруг черной морды и незабываемым темным глазам – круглым, влажным, бездонным. Он сидел неподвижно и наблюдал за другим гиббоном – золотистым и менее крупным. Самка, догадался я.
Рори задохнулся от возбуждения.
– Трэвис нашел себе пару?
– Нет, – покачал головой Джесси. – Все еще в активном поиске.
Мы наблюдали, как Трэвис разглядывает маленькую золотистую самку.
– Как ее зовут? – спросила Тесс.
– Паула, – ответил Джесси. – У них с Трэвисом много общего. Когда Паула была маленькой, всю ее семью убил охотник.
Кива ахнула и прижала руки ко рту.
– Он продал ее фотографу с пляжа Патонг.
– Ненавижу этот Патонг, – вставил Рори.
– Потом у фотографа начались проблемы с полицией, и он сбыл ее владельцу бара. В баре Пауле давали какую-то дрянь, чтобы она не засыпала по ночам, и это, конечно, не пошло ей на пользу.
– Но теперь Трэвис с Паулой могут стать парой, – сказал Рори. – Они могут создать семью и вернуться на волю.
– Ну да, в идеале все так и происходит, – ответил Джесси. – Они попадают в центр. Вспоминают, каково это – быть гиббоном. Находят себе пару. Учатся быть частью семьи. А когда они готовы к жизни в лесу, их отпускают на волю.
– Он должен спеть, – объявил Рори. – Трэвис должен спеть Пауле, чтобы ей понравиться.
Лицо Джесси болезненно сморщилось, и я внутренне приготовился к тому, что сейчас последует.
– Не всех удается адаптировать к естественным условиям, – сказал он. – В центре живет три типа гиббонов. Детеныши и подростки – они только учатся быть гиббонами. Взрослые, вроде старины Трэвиса, которые ищут себе пару – их со временем отпустят на волю. И третий тип – те, кому не выжить в лесу из-за болезни или сильного увечья. Паула как раз из таких.
– Она же здорова, – возразил Рори.
Тесс обменялась со мной взглядом.
– Посмотрите на ее руки, – сказал Джесси.
И мы тут же увидели, что пальцы у Паулы наполовину обрублены.
– Она жила тогда в баре, – заговорил Джесси. – Была поздняя ночь. Один посетитель решил с ней потанцевать. Паула исцарапала ему лицо, и ей отрубили пальцы. Теперь она никогда не сможет вернуться на волю.
– Что?! – воскликнула Кива. – Никогда-никогда?
Ее брат ничего не сказал, потому что понимал. Какое-то время мы все молчали, наблюдая, как крупный темный гиббон любуется маленьким и светлым, который не обращает на него внимания.
Трэвис запел. У него был высокий, приятный голос, в котором слышалась легкая дрожь, словно он еще не вполне овладел искусством пения.
Паула равнодушно отвернулась и принялась разглядывать свои изуродованные руки, как будто понимала, что у них все равно ничего не выйдет.