Но я не умел этого выразить, а он знал только, что мы скоро уезжаем. Мне хотелось сказать ему, что ни один человек в моей жизни не относился ко мне так по-отечески, и, наверное, мне бы удалось найти нужные слова.
Но было слишком поздно. Он отвернулся и пошел в кухню, где сидела вокруг маленького столика моя семья и ела из огромной тарелки лапшу с омарами. Госпожа Ботен посмотрела на меня и улыбнулась, потом увидела лицо мужа, и ее улыбка померкла, как и прекрасное, нарисованное ими будущее, в которое мне самому хотелось поверить.
Я любил старого тайца, но я не был ему сыном, а он мне – отцом, и никакими сожалениями этого не исправить.
Ник праздновал. Причем, судя по тому, какой походкой он шел, праздновал довольно давно.
Войдя в «Почти всемирно известный гриль-бар», Ник приветственно поднял руку и запутался в гирлянде, украшающей дверной проем. Хозяевам пришлось повозиться, чтобы его вызволить.
Красный, со смущенной улыбкой на лице, Ник нетвердой походкой пробрался между посетителями к столику у самой кромки воды, за которым сидели мы, и гордо помахал у нас перед носом газетой.
– Возрадуйтесь! – крикнул он. – Возрадуйтесь!
Потом увидел детей и театральным жестом приложил палец к губам. Рори спал, уронив голову на руки. Кива сонно накладывала себе в рот лапшу. Глаза у нее слипались.
– Они совсем вымотались, – сказал я. – А вот ты, похоже, чем-то доволен.
Ник сел и разложил на столе газету.
– Ее напечатали – мою статью о китайском квартале. Вот она.
Это была та самая газета, в которой он работал в Лондоне, раскрытая на одной из последних страниц. Подписанная его именем статья в рубрике о путешествиях занимала целый разворот. На фотографии симпатичная молодая пара сидела в саду при кафе «Чайна инн» и ела тайский салат. Я взглянул на дату: газета вышла почти неделю назад.
– Поздравляю, – сказал я и начал читать.
– Ее сильно урезали, – произнес Ник не то сердитым, не то извиняющимся тоном. – У меня было больше истории: как китайцы приплыли на остров и работали на рудниках, как продолжали строить даосские храмы, хотя постепенно обращались в буддизм.
В свете разноцветных лампочек его лицо выглядело усталым и потным.
– Строчку про храм Ясного Света и ту вырезали!
– Тебе удалось напечатать статью, а это главное, – сказала Тесс.
Ник просиял:
– Да, удалось!
Кива положила вилку и привалилась ко мне. Она почти спала.
– Давайте выпьем, – с улыбкой предложил Ник.
Я колебался только секунду.
– Конечно, надо отметить. – Я взглянул на статью. – А сколько тебе за нее заплатят?
Ник то ли не расслышал, то ли не хотел об этом думать. Он махнул рукой, и к нам подошел не знакомый мне официант.
– Две бутылки пива «Сингха», – сказал Ник. – Извини, что ты спросил?
– Кай сегодня не здесь?
– Нет. Моя жена работает теперь в новом баре.
Дальше по пляжу, там, где начиналась светящаяся дуга недавно построенных заведений, из «Длинного бара» гремели западные хиты десятилетней давности.
– Вот где я хочу выпить, – заявил Ник.
В глубине «Почти всемирно известного гриль-бара» кто-то нажал на выключатель, и разноцветные лампочки погасли.
На другом конце Най-Янга все еще было оживленно.
По дороге тянулась шумная процессия мотоциклов и скутеров, среди которых иногда осторожно проезжало такси. Между темной дорогой и ярко освещенными магазинами двигались толпы фарангов.
В ателье «Питер сьют интернэшнл» господин Питер показывал покупателю в шортах и майке с надписью «Пососи мой буй» образчик серой фланели в узкую полоску.
Между темной дорогой и ярко освещенными магазинами двигались толпы фарангов.
В ателье «Питер сьют интернэшнл» господин Питер показывал покупателю в шортах и майке с надписью «Пососи мой буй» образчик серой фланели в узкую полоску. Подружка покупателя сидела рядом и, хмурясь, разглядывала свои руки, покрытые следами от комариных укусов. В массажном салоне пожилые женщины стояли на коленях перед полулежащими клиентами. Посередине улицы из «Длинного бара» гремел известный хит Bon Jovi. Первым, кого я увидел внутри, был Фэррен.
На столе перед ним лежал огромный кусок льда в ведре для шампанского, и Фэррен рубил, колол, кромсал его пестиком зловещего вида. Наверное, лед с рыбного рынка впервые использовали для чего-то, кроме морепродуктов. Увидев нас, он не остановился, а продолжил работать.
– Я впущу вашего приятеля, только потому что мы с вами друзья, – обратился ко мне Фэррен. – Вы в курсе, что он уже был здесь и пытался устроить сцену?
Я посмотрел на Ника. Он рассмеялся и покачал головой, потом быстро стиснул мои плечи и пошел к стойке.
– Уведите его отсюда, пока никто не пострадал, – сказал Фэррен.
Я осмотрелся. Должно быть, так выглядели азиатские бары лет пятьдесят тому назад – бары, предназначенные для того, чтобы вытягивать деньги из британских моряков и американских солдат. Моряки и солдаты давно умерли от старости, а схема действовала до сих пор. Все в «Длинном баре», словно отпущенные на берег матросы, спешили урвать у жизни побольше удовольствия, пока время не истекло. «Длинный бар» походил на «Безымянный» или любой другой бар с Бангла-роуд – те же мужчины, девушки и пиво. Только этот был больше, потому что здесь, на севере, земля стоила дешево. Сцену в центре зала окружала вытянутая овальная стойка. За ней стояло четыре бармена – два тайца и две тайки, – которые с трудом справлялись с потоком заказов.
Все табуреты в баре были заняты. На каждом сидел европеец, на котором висела одна, а то и две местных девушки. Другие девушки стояли на сцене, рассеянно раскачивались под музыку и время от времени останавливались, чтобы глянуть в зеркало, проверить сообщения в телефоне или поболтать с подругами. В основном же они просто раскачивались, уставившись в одну точку, и думали о чем-то своем.
Здание открывалось прямо на пляж: непонятно, где кончался бар и начинался Най-Янг. В полумраке, вдали от сцены, виднелись высокие столы, заставленные стаканами с выпивкой и пустыми чашками, куда официантки засовывали счета. Ник исчез в толпе. Кай тоже не было видно. Я попытался отыскать ее среди официанток по золотистой пряди в волосах.
Среди такого обилия полуголых тел – миниатюрных смуглых девушек, одетых то ли для пляжа, то ли для постели, и крупных, бледных мужчин с голыми белыми ногами и мясистыми руками в татуировках – официантки выглядели почти строго. На них было что-то вроде мужских вечерних костюмов – черный галстук-бабочка, белая рубашка, короткий черный пиджак. Судя по виду, работа «Питер сьют интернэшнл». И никаких высоких каблуков – все официантки носили туфли на плоской подошве, чтобы передвигаться быстрее.
Кай сидела на дальнем конце стойки и играла в «Четыре в ряд» с добродушно застенчивой улыбкой на лице.
– Посетителям она нравится, – сказал Фэррен, продолжая остервенело дробить лед. – Есть в ней что-то милое, а такое не часто встретишь в баре. Понимаете, о чем я, Том?
– Она только недавно вышла замуж.
В ответ он рассмеялся:
– За неудачника, который не в состоянии содержать молодую жену.
Лицо Фэррена было покрыто потом. Из ведра на стойку летела мелкая ледяная крошка.
– Я предложил ей больше денег, – добавил он.