Наконец вокруг успокоились и заговорил вожак.
- Послушай, - сказал он, - вспомни-ка, как ты здесь оказался.
- Заблудился в лесу, - ответил Саша.
- Я не про это. Вспомни, почему ты приехал в Коньково.
- Просто так. Я люблю за город ездить.
- Но почему - именно сюда?
- Почему? Сейчас… А, я увидел одну фотографию, которая мне понравилась - красивый вид. А в подписи было сказано, что это подмосковная деревня Коньково. Только здесь все оказалось по-другому…
- А где ты увидел эту фотографию? - спросил вожак.
- В «Детской энциклопедии».
На этот раз смеялись долго.
- Ну, - продолжал вожак, - а зачем ты туда полез?
- Я… - Саша вспомнил, и это было как вспышка света в черепе, - я искал фотографию волка! Ну да, я проснулся, и мне почему-то захотелось увидеть фотографию волка! Я искал ее по всем книгам. Что-то я думал… А потом забыл… Так это и был?…
- Именно, - ответил вожак.
Саша посмотрел на Лену, которая спрятала морду в лапы и тряслась от смеха.
- Так почему же вы мне сразу не сказали?
- А зачем? - отвечал вожак, сохраняя спокойный вид среди всеобщего веселья. - Услышать зов - это не главное. Это не сделает тебя оборотнем. Знаешь, когда ты стал им по-настоящему?
- Когда? - спросил Саша.
- Когда ты согласился драться с Николаем, считая, что не имеешь никакой надежды на победу. Именно тогда и изменилась твоя тень.
- Да. - Да. - Это так, - подтвердили несколько голосов в наступившей тишине.
Саша помолчал. Его мысли беспорядочно блуждали. Потом он поднял морду и спросил:
- А что это за эликсир, который мы пили?
Вокруг захохотали так, что женщина, сидящая в машине, опустила стекло и высунулась. Вожак тоже еле сдерживался - его морду перекосила кривая ухмылка.
- Ему понравилось, - сказал он остальным, - дайте ему еще эликсира!
И тоже захохотал. Какой-то флакон упал к Сашиным лапам - он склонил морду и, напрягая зрение, прочел:
- «Лесная радость. Эликсир для зубов. Цена 92 копейки».
- Это просто шутка, - сказал вожак. - Но если б ты знал, какой у тебя был вид, когда ты его глотал… Запомни: волк-оборотень превращается в человека и обратно по желанию, в любое время и в любом месте.
- А коровы? - вспомнил Саша, уже не обращая внимания на новую вспышку веселья. - Мне же сказали, что мы бежим в Коньково, чтобы…
Он не договорил и махнул лапой.
Смеясь, волки расходились по поляне и ложились в высокую густую траву. Вожак по-прежнему стоял напротив Саши.
- Скажу тебе еще вот что, - проговорил он, - ты должен помнить, что только оборотни - это реальные люди. Если ты посмотришь на свою тень, ты увидишь, что она человеческая. А если ты своими волчьими глазами посмотришь на тени людей, ты увидишь, что это тени свиней, петухов и жаб…
- Еще бывают пауки, мухи и летучие мыши, - сказал остановившийся рядом Иван Сергеевич.
- Верно. А еще - обезьяны, кролики и козлы. А еще…
- Ну что ты пугаешь мальчика, - перебил Иван Сергеевич, - ведь все придумываешь на ходу. Саша, не слушай.
Оба старых волка захохотали, глядя друг на друга, и Иван Сергеевич побежал дальше.
- Даже если я и придумываю все это на ходу, - заметил вожак, - это тем не менее правда.
Он повернулся, чтобы уйти, но остановился, заметив Сашин взгляд.
- Ты хочешь что-то спросить?
- Да, - ответил Саша. - Кто такие верволки на самом деле?
Вожак внимательно посмотрел ему в глаза и чуть оскалился.
- А почему б тебе не начать с вопроса, кто такие на самом деле люди?
Оставшись один, Саша лег в траву и задумался. К нему подошла Лена и устроилась рядом.
- Сейчас луна достигнет зенита, - сказала она, - погляди-ка вверх.
Саша поднял глаза.
- Разве это зенит? - спросил он.
- Это особенный зенит, - ответила Лена, - на луну надо не смотреть, а слушать. Попробуй.
Саша прислушался. Сначала был слышен только качавший листву ветер и треск ночных насекомых, а потом до его слуха донеслось что-то похожее на далекое пение или музыку - так бывает, когда неясно, что звучит: инструмент или голос. Заметив этот звук, Саша отделил его от остальных, и звук стал расти, став через некоторое время достаточно громким, чтобы можно было слушать его без напряжения. Мелодия, казалось, исходила прямо от луны - и была похожа на музыку, игравшую на поляне до превращения. Только тогда она казалась угрожающей и мрачной, а сейчас, наоборот, успокаивала.
Мелодия, которую слышал Саша, была чудесной, но в ней были какие-то досадные провалы, какие-то пустоты. Он вдруг понял, что может заполнить их своим голосом, и завыл - сначала тихо, а потом громче, подняв вверх пасть и забыв про все остальное - тогда, слившись с его воем, мелодия стала совершенной.
Саша заметил, что рядом с его голосом появились другие - они были совсем разными, но ничуть не мешали друг другу. Как будто несколько растений вились вокруг общего стержня или нити - и все были непохожи.
Скоро выла уже вся стая. Саша понимал и чувства, наполняющие каждый голос, и общий смысл всего слышимого. Каждый голос выл о чем-то своем: Лены - о чем-то легком, похожем на удары капель дождя о звонкую жесть крыши, низкий бас вожака - о неизмеримых темных безднах, над которыми он взвился в прыжке, дисканты волчат - о радости из-за того, что они живут, что утром бывает утро, а вечером - вечер, и еще о какой-то непонятной печали, похожей на радость, - вслушиваясь в музыку, Саша вдруг первый раз в жизни ощутил, как непостижим и прекрасен мир, в центре которого он лежит на брюхе.
Музыка становилась все громче, луна наплывала на глаза, закрывая все небо, - и в какой-то момент она обрушилась на Сашу, или это он оторвался от земли и упал на ее приблизившуюся поверхность.
Придя в себя, он почувствовал слабые толчки и гудение мотора. Он открыл глаза и увидел, что полулежит на заднем сиденье машины, под ногами у него - рюкзак, рядом спит Лена, положив голову ему на плечо, а за рулем впереди сидит вожак стаи, полковник танковых войск Лебеденко. Саша собрался что-то сказать, но полковник, отраженный зеркальцем над рулем, улыбнулся и прижал к губам палец, тогда Саша повернулся к окну.
Машины, растянувшись в длинную цепь, мчались по шоссе. Было ранее утро, солнце только что появилось, и асфальт впереди казался бесконечной розовой лентой. На горизонте возникали игрушечные дома надвигающегося города.
Taken:, 1
Как только появилось время, он смутно припомнил, что нечто подобное уже случалось. Первый момент был подобен вечности - никаких событий за эту вечность не произошло, и она была заполнена чистым существованием, лишенным каких бы то ни было качеств. Второй момент тоже был бесконечным, но эта новая бесконечность оказалась уже чуть короче - хотя бы потому, что она была новой. Он понял, что дальше время будет постоянно убыстряться, пока не достигнет такой скорости и напора, что случится непоправимое. И хоть до этого было еще далеко, мысль о том, что ускоряющееся падение в шахту времени уже началось, вызвала у него странную жалость, словно бы связанную с каким-то воспоминанием.
Эта мысль не была оформлена в словах - никаких слов он не знал, но будь они ему известны, он, наверно, выбрал бы похожие. Его бессловесное понимание проникало прямо в суть происходящего, а поскольку единственными событиями во вселенной были его ощущения, все его стремительно растущее знание касалось только его самого. Когда он наконец свыкся со своей неясной судьбой, он был уже бесконечно стар и мудр и спокойно взирал на ускоряющийся поток времени.