Постепенно у него получилась огораживающая небольшое пустое пространство стена, довольно высокая, примерно в его рост. Затворник отошел от законченного сооружения, с любовью поглядел на него и сказал: - Вот. Я это называю убежищем души.
- Почему? - спросил Шестипалый.
- Так. Красиво звучит. Ты себе-то будешь строить?
Шестипалый начал ковыряться. У него ничего не выходило - стена обваливалась. По правде сказать, он и не особо старался, потому что ничуть не поверил Затворнику насчет наступления тьмы, - и, когда небесные огни дрогнули и стали медленно гаснуть, а со стороны социума донесся похожий на шум ветра в соломе всенародный вздох ужаса, в его сердце возникло одновременно два сильных чувства: обычный страх перед неожиданно надвинувшейся тьмой и незнакомое прежде преклонение перед кем-то, знающим о мире больше, чем он.
- Так и быть, - сказал Затворник, - прыгай внутрь. Я еще построю.
- Я не умею прыгать, - тихо ответил Шестипалый.
- Тогда привет, - сказал Затворник и вдруг, изо всех сил оттолкнувшись от земли, взмыл вверх и исчез за стеной, после чего все сооружение обрушилось на него, покрыв его равномерным слоем опилок и торфа. Образовавшийся холмик некоторое время подрагивал, потом в его стене возникло маленькое отверстие - Шестипалый еще успел увидеть в нем блестящий глаз Затворника - и наступила окончательная тьма.
Разумеется, Шестипалый, сколько себя помнил, знал все необходимое про ночь. «Это естественный процесс», - говорили одни. «Делом надо заниматься», - считали другие, и таких было большинство. Вообще, оттенков мнений было много, но происходило со всеми одно и то же: когда без всяких видимых причин свет гас, после короткой и безнадежной борьбы с судорогами страха все впадали в оцепенение, а придя в себя (когда светила опять загорались), помнили очень мало. То же самое происходило и с Шестипалым, пока он жил в социуме, а сейчас - потому, наверное, что страх перед наступившей тьмой наложился на равный ему по силе страх перед одиночеством и, следовательно, удвоился, - он не впал в обычную спасительную кому. Вот уже стих далекий народный стон, а он все сидел, съежась, возле холмика и тихо плакал. Видно вокруг ничего не было, и, когда в темноте раздался голос Затворника, Шестипалый от испуга нагадил прямо под себя.
- Слушай, кончай долбить, - сказал Затворник, - спать мешаешь.
- Я не долблю, - тихо отозвался Шестипалый. - Это сердце. Ты б со мной поговорил, а?
- О чем? - спросил Затворник.
- О чем хочешь, только подольше.
- Давай о природе страха?
- Ой, не надо! - запищал Шестипалый.
- Тихо ты! - прошипел Затворник. - Сейчас сюда все крысы сбегутся.
- Какие крысы? Что это? - холодея, спросил Шестипалый.
- Это существа ночи. Хотя на самом деле и дня тоже.
- Не повезло мне в жизни, - прошептал Шестипалый. - Было б у меня пальцев сколько положено, спал бы сейчас со всеми. Господи, страх-то какой… Крысы…
- Слушай, - заговорил Затворник, - вот ты все повторяешь - Господи, Господи… у вас там что, в Бога верят?
- Черт его знает. Что-то такое есть, это точно. А что - никому не известно. Вот, например, почему темно становится? Хотя, конечно, можно и естественными причинами объяснить. А если про Бога думать, то ничего в жизни и не сделаешь…
- А что, интересно, можно сделать в жизни? - спросил Затворник.
- Как что? Чего глупые вопросы задавать - будто сам не знаешь. Каждый, как может, лезет к кормушке. Закон жизни.
- Понятно. А зачем тогда все это?
- Что «это»?
- Ну, вселенная, небо, земля, светила - вообще, все.
- Как зачем? Так уж мир устроен.
- А как он устроен? - с интересом спросил Затворник.
- Так и устроен. Движемся в пространстве и во времени.
Движемся в пространстве и во времени. Согласно законам жизни.
- А куда?
- Откуда я знаю. Тайна веков. От тебя, знаешь, свихнуться можно.
- Это от тебя свихнуться можно. О чем ни заговори, у тебя все или закон жизни, или тайна веков.
- Не нравится, так не говори, - обиженно сказал Шестипалый.
- Да я и не говорил бы. Это ж тебе в темноте молчать страшно.
Шестипалый как-то совершенно забыл об этом. Прислушавшись к своим ощущениям, он вдруг заметил, что не испытывает никакого страха. Это его до такой степени напугало, что он вскочил на ноги и кинулся куда-то вслепую, пока со всего разгона не треснулся головой о невидимую в темноте Стену Мира.
Издалека послышался скрипучий хохот Затворника, и Шестипалый, осторожно переставляя ноги, побрел навстречу этим единственным во всеобщей тьме и безмолвии звукам. Добравшись до холмика, под которым сидел Затворник, он молча улегся рядом и, стараясь не обращать внимания на холод, попытался уснуть. Момента, когда это получилось, он даже не заметил.
- Сегодня мы с тобой полезем за Стену Мира, понял? - сказал Затворник.
Шестипалый как раз подбегал к убежищу души. Сама постройка выходила у него уже почти так же, как у Затворника, а вот прыжок удавался только после длинного разбега, и сейчас он тренировался. Смысл сказанного дошел до него именно тогда, когда надо было прыгать, и в результате он врезался в хлипкое сооружение так, что торф и опилки, вместо того чтобы покрыть все его тело ровным мягким слоем, превратились в наваленную над головой кучу, а ноги потеряли опору и бессильно повисли в пустоте. Затворник помог ему выбраться и повторил:
- Сегодня мы отправимся за Стену Мира.
За последние дни Шестипалый наслушался от него такого, что в душе у него все время поскрипывало и ухало, а былая жизнь в социуме казалась забавной фантазией (а может, пошлым кошмаром - точно он еще не решил), но это уж было слишком.
Затворник между тем продолжал:
- Решительный этап наступает после каждых семидесяти затмений. А вчера было шестьдесят девятое. Миром правят числа.
И он указал на длинную цепь соломинок, торчащих из почвы возле самой Стены Мира.
- Да как же можно лезть за Стену Мира, если это - Стена Мира? Ведь в самом названии… За ней ведь нет ничего…
Шестипалый был до того ошарашен, что даже не обратил внимания на темные мистические объяснения Затворника, от которых у него иначе обязательно испортилось бы настроение.
- Ну и что, - ответил Затворник, - что нет ничего. Нас это должно только радовать.
- А что мы там будем делать?
- Жить.
- А чем нам тут плохо?
- А тем, дурак, что этого «тут» скоро не будет.
- А что будет?
- Вот останься, узнаешь тогда. Ничего не будет.
Шестипалый почувствовал, что полностью потерял уверенность в происходящем.
- Почему ты меня все время пугаешь?
- Да не ной ты, - пробормотал Затворник, озабоченно вглядываясь в какую-то точку на небе. - За Стеной Мира совсем не плохо. По мне, так гораздо лучше, чем здесь.
Он подошел к остаткам выстроенного Шестипалым убежища души и стал ногами раскидывать их по сторонам.
- Зачем это ты? - спросил Шестипалый.
- Перед тем как покинуть какой-либо мир, надо обобщить опыт своего пребывания в нем, а затем уничтожить все свои следы. Это традиция.
- А кто ее придумал?
- Какая разница. Ну, я. Больше тут, видишь ли, некому. Вот так…
Затворник оглядел результат своего труда - на месте развалившейся постройки теперь было идеально ровное место, ничем не отличающееся от поверхности остальной пустыни.
- Все, - сказал он, - следы я уничтожил. Теперь надо опыт обобщить. Сейчас твоя очередь. Залазь на эту кочку и рассказывай.