По закону это делало тебя негром.
– Думаете, моему отцу было бы не все равно?
Кристина пожала плечами:
– Поди угадай, как человек отреагирует. Имей в виду, это были сороковые, в некоторых штатах закон не одобрял межрасовые браки. За это в тюрьму сажали. Все тогда было совершенно по-другому. Но мне-то повезло. В молодости я не принимала близко к сердцу все эти расовые дела, даже фамилию поменяла на Уайтнау [47]– ради шутки. Я просто искала развлечений – и находила, разумеется. Я хотела стать одной из «Рокеттов», и никакие дурацкие законы меня не остановили. Если они спокойней спят, считая меня испанкой, – ради бога, не жалко.
– Почему она мне не сказала? Мне это было бы без разницы.
Улыбка Кристины была печальной и усталой.
– Так уж и без разницы. Нет. Может, ты отреагировала бы не так сильно, как думала твоя мама, но она решила, что тебе лучше не знать. И разница непременно была бы, не пытайся себя обмануть. Потому что люди смотрели бы на тебя совсем другими глазами.
– И для меня была бы разница? – не поверила Дена.
– Да, даже для тебя. Неважно, сколько в тебе течет негритянской крови, главное, что она в тебе есть.
– Но это идиотизм!
– Может, и так, но подумай, скольких привилегий ты бы лишилась. У тебя за спиной повсюду шушукались бы, и она это знала. Разве могла бы ты ходить в те же школы, встречаться с теми же мальчиками, входить в те же двери? Конечно, в конце концов ты смогла бы этого добиться благодаря внешности и таланту, но во всех взглядах ты читала бы эту мысль.
– Плевать, все равно это не изменило бы моего отношения к маме.
– Может, к маме и не изменило бы, но изменило бы отношение к миру. И отношение мира к тебе. Ты всегда спрашивала бы себя: что люди обо мне думают, какие мысли скрывают за приветливыми улыбками? О чем не говорят в моем присутствии? Это меняет человека, поверь. Твоя мать просто пыталась избавить тебя от этой сердечной боли.
– Мама не рассказывала, почему она решила притворяться белой?
– Нет, но думаю, она чувствовала себя так же, как Тео. Его швыряло из крайности в крайность, пока он не перестал понимать, кто он и что он. В конце концов он просто развалился на части. Ему пришлось выбирать между отцом и музыкой. Он не хотел быть новым талантливым негром-музыкантом, он хотел быть просто музыкантом. А негра в те времена не брали ни в один симфонический оркестр. И до сих пор-то их не слишком много в оркестрах.
– Это верно.
– Я тоже могла бы сойти за белую, если бы захотела, но мне было как-то спокойнее среди своих. Хотя я не осуждаю тех, кому не было хорошо среди нас. Когда становишься такой старухой, понимаешь, что жизнь штука непростая, и если тебе предоставляется шанс, почему им не воспользоваться? Но притворяться белой было совсем не просто. Не завидую я тем, кто выбрал такую жизнь. Это как уехать в чужую страну и не иметь возможности вернуться. Они не смогли даже к отцу на похороны прийти, а для твоей матери притворяться белой было особенно тяжело. Она не могла войти в общество богатых, в котором нужно родиться, поэтому ей пришлось «родиться заново» рангом ниже. С ее образованием и воспитанием негоже было такой девушке работать в магазинах. Я и не думала, что она притворяется, пока она однажды мне не призналась.
Кристина встала и закрыла дверь кухни.
– Честно говоря, я так уже устала от этих расовых проблем, прямо слов нет… Это так влияет на людей. – Она отвернулась. – Не представляешь, сколько оскорблений пришлось выдержать моему мужу из-за цвета кожи. А ведь он был одним из самых славных, самых благородных созданий, живших на этой земле, и так с ним дурно обращались – даже мой отец.
Не знаю, что стало с твоей мамой, может, она просто до смерти устала от всего этого. Жаль, что от меня тебе так мало толку, но, наверное, никто не знает, что на душе у другого человека. Наверняка у твоей мамы была веская причина так исчезнуть. Потому что она тебя любила, я знаю.
Поговорив с Кристиной, Дена вернулась в машину.
– Ну как вы? – спросил Джерри.
– Все хорошо.
Но это было неправдой. Ее странным образом тронули слова Кристины. Что-то было в ней такое, отчего Дене стало очень грустно, просто невмоготу. Этот ее взгляд. Она видела такой взгляд у своей матери. Дена заплакала.
– Простите, не понимаю, что со мной.
– Это нормально, Дена, вам многое пришлось пережить.
– Она мне очень понравилась. Не знаю, почему я плачу.
Дена многое узнала за эти два дня, но так и не выяснила, что же случилось с мамой в то Рождество. По крайней мере, у них теперь было достаточно сведений для Ричарда Лука.
В тот день, провожая ее к самолету, Джерри говорил:
– Ричард сказал, что информации оказалось даже больше, чем он рассчитывал. Как только он что-то выяснит, я сразу позвоню.
У входа в зону посадки Дена пожала ему руку.
– Джерри, даже не знаю, как вас благодарить. Вы замечательный друг. Без вас я бы ни за что не справилась. Я хочу, чтобы вы знали, как я вам благодарна.
Он только улыбнулся.
Больше всего на свете он хотел войти вместе с ней в этот самолет, но знал, что должен ее отпустить. Всю дорогу до Нью-Йорка Джерри ни о чем кроме Дены не мог думать.
А Дена в самолете не могла думать ни о чем кроме семьи, которой она до вчерашнего дня не знала.
– Произнесите по буквам.
– Ну, Д-Ж-Е…
Женщина утомленно прикрыла глаза.
– Фамилию.
– Простите. Заглавная Л, Ле. Г-А-Р-Д.
– Место жительство – Соединенные Штаты?
– Да, но я раньше жил в…
– Место и дата рождения.
– Новый Орлеан, 11 октября 1895 года.
– Образование.
– Среднее, но я собираюсь…
– Опыт работы.
Молодой человек переступил с ноги на ногу и кашлянул.
– Опыта нет, это моя первая работа, если получу…
– Раса.
– Что, простите?
Женщина повторила громче, словно он глухой:
– Раса. Какой вы расы?
Молодой человек, смущенный вопросом, отчаянно старался найти верный ответ.
– Ну, я не совсем понимаю, о чем вы. Человеческая раса, наверное. Правильно?
– Негр или белый. – Женщина поглядела на часы.
– Простите, а так вы не видите?
Она взглянула на него усталыми, неживыми глазами:
– Это моя работа, сэр. Негр или белый?
Молодой человек покраснел.
– Просто я точно не знаю. А вы не можете ничего не писать в этой графе?
Женщина теряла ту малую толику терпения, которая у нее имелась.
– Слушайте, за вами еще пятьдесят человек. Решайте скорее, какой вы расы.
Она подождала.
– Кажется, у моей бабушки было немного негритянской крови, но…
– Сколько?
– Не знаю.