Она долго созерцала свое изображение, не прикрытое ничем, кроме загнанного взгляда, а потом погасила свет.
Вернувшись к письменному столу, я уселся перед кипой заметок и выписок, подготовленных для книги патрона, и бегло просмотрел их. Материалы изобиловали сообщениями о мистических откровениях и преданиями о пророках, которые, пережив тяжелейшие испытания, возвращались, осененные истиной. Эти рассказы чередовались с легендами о мессиях, в младенчестве подброшенных к дверям семейств простых и скромных, но чистых духом, подвергавшихся гонениям со стороны светской и духовной власти. В конспектах нашло отражение великое множество вариантов сказаний о райских кущах в ином мире, поселиться в которых светило, правда, лишь тому, кто смирился с роком и принял правила игры со спортивным задором. Мифология была перенасыщена божествами, праздными и антропоморфными, у которых нашлось только одно занятие: держать под телепатическим надзором сознание миллионов безвольных приматов, научившихся думать, чтобы вовремя осмыслить печальный факт, что они, слабые умом и телом, предоставлены равнодушной судьбе в заброшенном уголке Вселенной. Осознание собственного ничтожества и безграничное отчаяние привели несчастных к слепой вере, будто небо и преисподняя питают живой интерес к их обыденным жалким грешкам.
В который раз я с содроганием спросил себя, чем так привлекаю патрона, уж не продажным ли умом, готовым без возражений сплести любую историю. В том числе сказание, способное одурманить разум, усыпить ребенка или подтолкнуть отчаявшегося недотепу к убийству соседа в обмен на вечную благодарность идолов, исповедующих бандитскую этику. Несколько дней назад пришло очередное послание патрона, где назначалась новая встреча для текущего обсуждения работы. Устав от собственных колебаний, я сказал себе, что до встречи осталось меньше двадцати четырех часов, и если дело будет продвигаться такими же темпами, то я заявлюсь на свидание с пустыми руками и головой, полной сомнений и подозрений. Не имея иного выбора, я сделал то, что делал много лет, оказавшись в подобном положении. Я заправил чистый лист бумаги а каретку «Ундервуда», занес руки над клавиатурой, словно пианист в ожидании такта, и напряг мозги – а дальше что получится.
17
– Любопытное начало, – заявил патрон, закончив чтение десятой и последней страницы. – Необычное, но любопытное.
Мы сидели на скамейке в золотистой тени павильона в парке Сьюдадела. Сквозь тонкий купол свет просачивался мелкой золотистой пылью, и растительность в саду отбрасывала резные узоры из света и тени, создавая вокруг нас причудливый светящийся полумрак. Я закурил папиросу и наблюдал, как дым поднимается от моих пальцев голубоватыми колечками.
– В ваших устах прилагательное «необычный» настораживает, – обронил я.
– Я употребил слово «необычное» как антоним «избитого», – уточнил Корелли.
– Но?
– Никаких «но», уважаемый Мартин. По-моему, вы нашли интересную завязку, открывающую большие возможности.
Для романиста, если кто-то говорит, что его текст любопытен и имеет перспективы, это звучит как сигнал, что дела обстоят неважно. Корелли как будто почувствовал мое беспокойство.
– Вы подошли к теме с противоположной стороны. Вместо того чтобы обратиться к мифологии, вы отталкиваетесь от весьма прозаической основы. Можно спросить, откуда явилась идея о воинственных мессиях? Обычно мессия выступает миротворцем.
– Вы вели речь о биологии.
– Все, что необходимо знать, написано в великой книге природы. Чтобы ее прочитать, достаточно обладать мужеством, ясностью ума и духа, – согласился Корелли.
– Я прочитал много книг, чтобы составить себе общую картину. В одной из них говорилось, будто мужчины достигают пика плодородия в возрасте семнадцати лет.
В одной из них говорилось, будто мужчины достигают пика плодородия в возрасте семнадцати лет. Женщины достигают его позже и довольно долго сохраняют на высоком уровне. Женщины выступают отборщиками и судьями генов, подлежащих воспроизводству или непригодных для него. Мужчины, наоборот, лишь отдают, следовательно, истощаются намного быстрее. Возраст, когда они покоряют вершину репродуктивной силы, наступает в момент наивысшего подъема боевого духа. Зеленый юноша является идеальным солдатом. Он обладает огромным запасом агрессивности и очень небольшими или нулевыми критическими способностями, чтобы проанализировать это чувство и оценить, в какое русло его направить. На протяжении истории практически все государства находили способ использовать этот естественный капитал агрессии, превращая отроков в солдат, пушечное мясо для завоевания соседей или для защиты от их вторжений. Интуиция подсказывает мне, что наш главный герой был посланником небес, но посланником, кто в ранней юности держал оружие в руках и пробивал дорогу истине ударами клинка.
– Вы решили соединить историю и биологию, Мартин?
– Как я понял из ваших слов, эти две дисциплины суть одно и то же.
Корелли улыбнулся. Вряд ли патрон это осознавал, но, улыбаясь, он напоминал голодного волка. Я проглотил комок в горле и попытался не обращать внимания на сходство, от которого мороз продирал по коже.
– Путем долгих размышлений я понял, что большинство мировых религий зародились или достигли наивысшего распространения и влияния в те периоды истории, когда общественные формации, их воспринявшие, располагали самой молодой и обнищавшей базой. Допустим, общество, семьдесят процентов населения которого насчитывает меньше восемнадцати лет, причем половину составляют зеленые юнцы, чья кровь кипит от агрессии и тяги к воспроизводству, являют собой благодатную почву, чтобы семена веры дали обильные всходы.
– Это упрощенный подход, но я догадываюсь, куда вы клоните, Мартин.
– Разумеется. Приняв за основу упомянутые тезисы, я подумал, почему бы не перейти непосредственно к сути, создав легенду вокруг мессии войны, крови и гнева. Такой герой спасает свой народ и гены, женщин и стариков, гарантов политической догмы, и непримирим к врагам, к которым причислены все, кто не принимает и не подчиняется его доктрине.
– Что происходит в зрелом возрасте?
– К трактовке взрослого человека мы подходим, апеллируя к его фрустрации. В течение жизни человек постепенно расстается с иллюзиями, мечтами, юношескими желаниями, и чем дальше, тем больше ощущает себя жертвой мира и других людей. Мы всегда находим виноватого в своих невзгодах и неудачах, кого-то, от кого хотим избавиться. Неизбежно поэтому приобщение к доктрине, которая подкрепит эту злость и вдохнет силы. Зрелый человек ощущает себя, таким образом, частью группы и сублимирует свои страсти и утраченные желания через общину.
– Возможно, – признал Корелли. – Однако эта иконография смерти и войны… Не кажется ли она вам непродуктивной?
– Отнюдь нет. Мне она кажется весьма действенной. Сутана делает монаха, но главное – прихожанина.
– А что вы скажете о женщинах, о второй половине человечества? Сожалею, но я не представляю, чтобы большинство женщин какого-либо общества прониклись героикой войны. Психология бойскаутов свойственна детям.
– Всякая организованная религия, за редким исключением, принимает как должное подчинение и подавление женщины, нарочито не замечая ее в группе. Женщина вынуждена мириться с эфемерным присутствием, довольствуясь пассивной ролью и материнством. Она не смеет претендовать на власть или независимость, иначе ей приходится заплатить очень высокую цену. Возможно, она и занимает почетное место среди символов, но только не в иерархии. Так или иначе, но женщина в конце концов становится соучастником и творцом собственного порабощения.