Со стороны некоторых я ожидаю сопротивления – у Арманды еще остались друзья. Нарсисса, возможно, придется убеждать. Но в целом я надеюсь на поддержку горожан. В конце концов, со мной пока еще считаются, и мое мнение что-то да значит. Муската я тоже повидал. К нему в кафе заходит много народу. Он – глава городского совета. Да, у него есть свои недостатки, но он – здравомыслящий человек, добрый прихожанин. И если возникнет необходимость в суровых мерах, – разумеется, к насилию не хотелось бы прибегать, но с этими людьми и такой возможности нельзя исключать, – я убежден, Мускат не откажет в содействии.
Арманда назвала это крестовым походом. Знаю, она хотела оскорбить меня, и тем не менее… При мысли о разворачивающемся конфликте меня охватывает возбуждение. Возможно ли, что я действую по велению самого Господа?
Вот зачем я приехал в Ланскне, топ pere. Чтобы защитить свой народ. Спасти его от искушения. И когда Вианн Роше увидит, сколь велика власть церкви – сколь велико мое влияние в этом городе, где каждая душа покорна мне, – она поймет, что проиграла. На что бы она ни надеялась, к чему бы ни стремилась. Она поймет, что ей нельзя здесь оставаться. Что у нее нет шансов на победу.
И я восторжествую.
– Вам помочь?
Каролина огляделась с выражением зависти и неодобрения на лице. Мальчик смотрит прямо перед собой, но я вижу, что ему хочется скосить глаза в сторону Анук. Вид у него учтивый и угрюмый, блестящие глаза в обрамлении длинных ресниц непроницаемы.
– Да, – неестественно бодрым тоном произносит она, обнажая зубы в ослепительной, приторной, как сахарная глазурь, улыбке. – Я распространяю вот это… – она махнула стопкой объявлений, – и хотела бы попросить вас повесить одно в витрине вашей лавки. – Она протянула мне объявление. – Их все вешают, – добавила она, будто это как-то могло повлиять на мое решение.
Я взяла объявление. На желтой бумаге жирно выведено черными прописными буквами:
БРОДЯЧИМ ТОРГОВЦАМ, ЛОТОЧНИКАМ И ЛИЦАМ
БЕЗ ОПРЕДЕЛЕННОГО МЕСТА ЖИТЕЛЬСТВА
ВХОД ВОСПРЕЩЕН.
АДМИНИСТРАЦИЯ ОСТАВЛЯЕТ ЗА СОБОЙ
ПРАВО ОТКАЗАТЬ
В ОБСЛУЖИВАНИИ В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ ДНЯ.
– Зачем мне это? – Я озадаченно нахмурилась. – С какой стати я должна отказывать кому-то в обслуживании?
Каролина бросила на меня взгляд, полный жалости и презрения.
– Вы в нашем городе новенькая и еще многого не понимаете, – с сахарной улыбкой говорит она. – Одно время у нас были проблемы. Это просто мера предосторожности. Я сомневаюсь, что кто-то из этих типов нанесет вам визит. Но лучше уж заранее побеспокоиться о безопасности, чем потом сожалеть, как вы считаете?
– О чем сожалеть? – Я по-прежнему ничего не понимала.
– У нас появились цыгане. Речные бродяги, – с нетерпеливыми нотками в голосе объясняет она. – Они опять вернулись и намерены… – она изящно наморщила носик, изображая отвращение, – заниматься здесь всем, чем им вздумается.
– И что же? – мягко допытываюсь я.
– А мы должны дать им понять, что не потерпим этого! – Каролина начинала волноваться. – Договоримся всем миром, что не станем обслуживать этих людей. Пусть убираются восвояси.
– Вон оно что. – Я раздумывала над ее словами. – А как мы можем им отказать? – с любопытством поинтересовалась я. – Если эти люди располагают деньгами, которые они хотят потратить, разве можем мы им отказать?
– Разумеется, – раздраженно отвечает она. – Кто нам запретит?
Я поразмыслила с минуту и вернула ей объявление. Каролина недоуменно уставилась на меня.
– Вы не станете вешать объявление? – Ее голос вознесся на пол-октавы, при этом лишившись интеллигентного звучания.
Я пожала плечами:
– Мне кажется, если кто-то желает потратить здесь деньги, я не вправе отнимать у него такую возможность.
– Но ведь местное общество… – настаивала Каролина. – Разве вы хотите, чтобы типы вроде этих – бродяги, воры, арабы, в конце концов…
В памяти всплыли угрюмые нью-йоркские привратники, парижские дамы, туристы с фотоаппаратами у базилики Сакре-Кер, воротящие лица от длинноногой девочки-нищенки в коротком платьице, из которого она выросла… Каролина Клэрмон воспитывалась вдали от больших городов, но цену модным дорогим вещам знает: скромный шарфик у нее на шее помечен ярлыком фирмы «Гермес», и благоухает она духами от «Коко Шанель». Грубить я не хотела, но не сдержалась.
– Сдается мне, – язвительно отвечаю я, – что обществу негоже совать свой нос в чужие дела. Эти люди живут, как считают нужным, и ни я, ни кто другой им не указ.
Каролина одарила меня злобным взглядом.
– Что ж, если это ваша позиция, – с надменным видом она повернулась к выходу, – я не стану больше отрывать вас от дел. – Она сделала ударение на последнем слове и пренебрежительно глянула на пустые табуреты. – Дай бог, чтобы вы не пожалели о своем решении.
– А с чего вдруг я должна пожалеть?
Она раздраженно передернула плечами.
– Ну, если возникнут неприятности и тому подобное. – По ее тону я поняла, что разговор окончен. – Эти люди способны на все. Наркотики, хулиганство… – Она ехидно улыбнулась, из чего я сделала вывод, что она была бы рада увидеть меня жертвой беспорядков. Ее сын смотрел на меня с недоумением. Я улыбнулась ему и сказала:
– На днях я видела твою бабушку. Она много рассказывала о тебе. – Мальчик покраснел и пробормотал что-то нечленораздельное.
Каролина напряглась.
– Я слышала, что она была здесь. – Она выдавила улыбку и добавила с притворным лукавством: – Зря вы потворствуете моей маме. У нее и без того скверный характер.
– А я от нее в восторге, – ответила я, не отрывая взгляда от мальчика. – Интересная женщина. И очень умна.
– Для своего возраста, – заметила Каролина.
– Для любого возраста, – парировала я.
– Возможно, так кажется тем, кто ее не знает, – сдержанно отвечала Каролина. – Но родные… – Она сверкнула в мою сторону холодной улыбкой. – Поймите правильно: моей маме очень много лет, – стала объяснять она. – Ум ее уже не тот, что прежде. Она воспринимает действительность… – Она нервно взмахнула рукой. – Впрочем, что я вам объясняю?
– Вы правы, – вежливо согласилась я. – В конце концов, это не мое дело. – Я увидела, как Каролина прищурилась, уловив колкость в моей реплике.