И по праву. Уж он-то знает, что пожар не был случайностью, знает, что у него нет доказательств, а если бы и были, справедливости он бы все равно не добился. Бланш с Зезет предложили ему место на своем тесном суденышке, но он отказался. Дом Арманды еще не доделан, сухо объяснил он, сначала нужно закончить ремонт. Я сама не разговаривала с ним после той ночи, когда случился пожар. Видела его однажды, мельком, на берегу. Он сжигал мусор, оставленный его товарищами. Вид у него был угрюмый, неприступный, глаза красные от дыма, и, когда я обратилась к нему, он мне не ответил. Во время пожара волосы его опалились, и он коротко остриг их, так что теперь выглядел как обгорелая спичка.
– И что он намерен делать?
Арманда пожала плечами:
– Не знаю. Думаю, он ночует где-то здесь, в одном из заброшенных домов. Вчера вечером я оставила для него продукты на крыльце, утром их уже не было. И денег я ему предлагала, но он не берет. – Она раздраженно дернула себя за заплетенную косу. – Упрямый болван. На что мне все эти деньги, в моем-то возрасте? Охотно поделила бы их между ним и кланом Клэрмонов. Все равно, зная эту семейку, можно не сомневаться, что мои сбережения в скором времени перекочуют в ящик для пожертвований Рейно. – Она издевательски усмехнулась. – Упертый идиот. Рыжие все такие. Упаси господи с ними связываться. Слова им не скажи. – Она сердито затрясла головой. – Взбесился вчера и хлопнул дверью. С тех пор я его не видела.
Я невольно улыбнулась.
– Вы – два сапога пара. Не уступаете друг другу в упрямстве.
Арманда бросила на меня негодующий взгляд.
– Как ты можешь сравнивать меня с этим рыжим грубияном…
Смеясь, я сказала, что беру свои слова обратно, и добавила:
– Пойду поищу его.
Я искала его целый час на берегу Танна, но так и не нашла. Не помогли даже методы моей матери. Правда, я обнаружила место его ночлега. Дом неподалеку от Арманды, один из наименее запущенных. Стены склизкие от плесени, но верхний этаж вполне пригоден для жилья, а в некоторых окнах даже стекла сохранились. Шагая мимо этого дома, я заметила, что его входная дверь взломана, а в камине гостиной еще недавно пылал огонь. Были и другие признаки обитания: обугленный брезент, взятый со сгоревшего судна, груда плавника, кое-какая мебель, очевидно, брошенная за ненадобностью прежними хозяевами дома. Я окликнула Ру, но ответа не получила.
В половине девятого мне пора было открывать «Небесный миндаль», и я прекратила поиски. Если захочет, сам объявится. У шоколадной меня ждал Гийом, хотя дверь не была заперта.
– Что же вы ждете на улице? Зашли бы внутрь, – посетовала я.
– О нет. – Он грустно усмехнулся. – Подобные вольности непозволительны.
– А вы не бойтесь рисковать, – со смехом посоветовала я ему. – Входите, угощу вас своими новыми эклерами.
Он еще не оправился после смерти Чарли, все такой же усохший, съежившийся, как будто даже стал меньше ростом. Горе сморщило его озорное и не по возрасту моложавое лицо. Но он не утратил чувства юмора, не утратил шутливости и мечтательности, спасающих его от жалости к себе. Сегодня утром ему не терпелось поговорить о несчастье, постигшем речных цыган.
– Кюре Рейно во время утреннего богослужения ни словом об этом не обмолвился, – сообщил он, наливая в чашку шоколад из серебряного кувшинчика. – Ни вчера, ни сегодня. Ни слова. – Я согласилась, что со стороны Рейно, учитывая его живой интерес к компании скитальцев, подобное молчание весьма странно.
– Наверно, ему известно что-то такое, что он не вправе предавать огласке, – предположил Гийом. – Так сказать, тайна исповеди.
– Так сказать, тайна исповеди.
Он видел, как Ру разговаривал о чем-то с Нарсиссом возле его питомника, доложил Гийом. Может, Нарсисс даст ему работу. Во всяком случае, хотелось бы надеяться.
– Он часто нанимает поденных работников, – рассказывал Гийом. – Он ведь вдовец. Своих детей у него нет. Кроме племянника в Марселе, не на кого оставить ферму. И ему все равно, кто работает у него в летнюю страду. Если работник хороший, ему нет разницы, ходит тот в церковь или нет. – Гийом чуть заметно улыбнулся, как всегда улыбался, когда собирался высказать, на его взгляд, очень смелое суждение. – Иногда я спрашиваю себя, – задумчиво продолжал он, – разве Нарсисс, как христианин, не лучше – в самом прямом смысле слова – меня или Жоржа Клэрмона… или даже кюре Рейно. – Он глотнул шоколада. – Я хочу сказать, Нарсисс по крайней мере помогает людям, – добавил он серьезно. – Тем, кто нуждается в деньгах, он дает работу. Разрешает бродягам становиться лагерем на его земле. При этом все знают, что он вот уже много лет спит со своей экономкой. И в церковь он ходит только для того, чтобы встретиться со своими клиентами. Но зато он помогает людям.
Я сняла крышку с блюда с эклерами и одно пирожное положила ему на тарелку.
– На мой взгляд, нет такого понятия, как хороший или плохой христианин, – возразила я. – Есть плохие и хорошие люди.
Гийом кивнул и кончиками большого и указательного пальцев взял с тарелки маленькое круглое пирожное.
– Может быть.
Он надолго замолчал. Я тоже налила себе шоколад, добавила в него ореховый ликер и посыпала крошкой из фундука. Запах из чашки теплый и дурманящий. Так пахнет поленница на солнце поздней осенью. Гийом ест эклеры со сдержанным удовольствием, влажной подушечкой указательного пальца собирая с тарелки крошки.
– Если так судить, то, по-вашему, получается, что грех, искупление, умерщвление плоти, – все, во что я верил всю свою жизнь, – это просто пустые слова?
Его серьезный вид вызвал у меня улыбку.
– По-моему, вы беседовали с Армандой, – мягко сказала я. – На что я могу сказать только одно: каждый из вас вправе оставаться при своих убеждениях. Пока вас это устраивает.
– О. – Он смотрит на меня с опаской, будто увидел на моей голове прорастающие рога. – А вы сами – не сочтите меня назойливым – во что верите вы?
В ковры-самолеты и волшебные палочки с руническими письменами, в Али-Бабу и явления Святой Богородицы, в путешествия в астрал и предсказания будущего по осадку в бокале из-под красного вина…
Флорида? Диснейленд? Эверглейдс? Как же все это, милая? Неужели не увидим?
Будда. Путешествие Фродо в Мордор. Пресуществле-ние. Дороти и Тото. Пасхальный кролик. Инопланетяне. Чудовище в шкафу. Воскрешение мертвых к судному дню. Жизнь по велению карт… В разные периоды жизни я во все это верила. Или делала вид, что верила. Или делала вид, что не верила.
Как скажешь, мама. Лишь бы ты была счастлива.
А теперь? Во что я верю теперь?
– Я верю, что самое главное на свете – это быть счастливым, – наконец ответила я.
Счастье. Невзыскательное, как бокал шоколада, или непростое, как сердце. Горькое. Сладкое. Настоящее.
После обеда пришла Жозефина. Анук уже вернулась из школы и почти тотчас же убежала играть в Марод. Я укутала ее в красную куртку и строго-настрого наказала немедленно возвращаться домой, если начнется дождь. Воздух наполнен благоуханием свежеспиленной древесины, разносимым ветром, особенно резким и коварным на углах улиц. Жозефина в своем клетчатом плаще, застегнутом под горло, в красном берете и новом красном шарфе, концы которого яростно бьются у ее лица.