Сегодня она позаботилась о своей внешности. Красный свитер и черная юбка смотрятся на ней безукоризненно, по-деловому; темные волосы аккуратно уложены и перетянуты лентой. Покупателей она, как и полагается, встречает приветливой улыбкой, голову держит высоко, и, хотя взгляд ее в тревожном ожидании время от времени обращается на дверь, в ее облике и намека нет на то, что она боится за себя или за свою репутацию.
– Бесстыдница, – прошипела Жолин Дру Каро Клэрмон, когда они вдвоем торопливо покидали шоколадную. – Ни грамма совести. Как подумаю, что этому бедняге пришлось вытерпеть…
Жозефина стояла спиной к залу, но я заметила, как она вся напряглась. В шоколадной в это время наступило минутное затишье, и потому слова Жолин прозвучали отчетливо. Гийом поспешил кашлянуть, чтобы заглушить их, но я знала, что Жозефина все равно услышала.
Воцарилось неловкое молчание.
Первой нарушила тишину Арманда.
– Что ж, девонька, – оживленно проговорила она, – считай, что добилась своего, раз те двое не одобряют. Добро пожаловать в лагерь диссидентов!
Жозефина подозрительно глянула на старушку и, убедившись, что язвительная шутка направлена не в ее адрес, рассмеялась – непринужденно, беззаботно. Потом, удивленная своей реакцией, прикрыла рот рукой, словно хотела удостовериться, что это и впрямь она смеялась. Отчего и вовсе расхохоталась. Остальные поддержали ее. Мы все еще дружно смеялись, когда звякнул дверной колокольчик и в шоколадную тихо вошел Рейно.
– Monsieur le cure. – Я заметила, как Жозефина изменилась в лице, – на нем появилось неприязненное тупое выражение, – прежде чем увидела самого священника. Ее руки вернулись на свое привычное место у подложечной ямки.
Рейно степенно кивнул.
– Madame Мускат. – Он сделал ударение на первом слове. – Я был очень огорчен, не увидев вас в церкви сегодня утром.
Жозефина буркнула что-то маловразумительное. Рейно шагнул к прилавку, и она встала боком, будто собираясь скрыться в кухне. Но потом передумала и развернулась к нему лицом.
– Молодец, девонька, – одобрительно прокомментировала Арманда. – Не позволяй, чтобы он морочил тебе голову своей болтовней. – Она открыто посмотрела на Рейно и решительно взмахнула куском торта в руке. – Оставь эту девушку в покое, Франсис. Ей от тебя если что и требуется, так только благословение.
Рейно проигнорировал ее.
– Послушай меня, та fills, – важным тоном обратился он к Жозефине. – Нам нужно поговорить. – Его взгляд метнулся к красному саше-талисману, висящему у двери. – Но не здесь.
Жозефина покачала головой:
– Прошу прощения, но я занята. Да и не хочу ничего слышать от вас.
Губы Рейно упрямо сжаты.
– Теперь ты нуждаешься в помощи церкви как никогда. – Холодный быстрый взгляд в мою сторону. – Ты поддалась слабости. Позволила, чтобы тебя ввели в заблуждение. Брачный обет священен…
– Брачный обет священен? – насмешливо перебила его Арманда. – Где ты откопал эту чушь? Уж кто-кто, а ты…
– Прошу вас, мадам Вуазен… – Наконец-то в его невыразительном голосе зазвучали хоть какие-то интонации. Он обдал старушку ледяным взглядом. – Я был бы вам очень признателен, если бы…
– Разговаривай, как тебя учили родители, – вспылила Арманда. – Будто картошки в рот напихал. Разве мать не объясняла тебе, что нормальные люди так не говорят? – Она фыркнула. – Все избранного из себя строишь, а? Забыл, какие мы, в той своей модной школе?
Рейно весь напружинился. Я чувствовала, как от него волнами исходит напряжение.
Я чувствовала, как от него волнами исходит напряжение. Он заметно похудел за последние несколько недель, потемневшая кожа на висках натянута, как барабан, под заострившимся подбородком обозначились сухожилия. Падающая на лоб жидкая прямая прядь волос придает ему обманчиво простодушный вид, но все остальное в его внешности – сплошь спесь и претенциозность.
– Жозефина. – Тон у него проникновенный и повелительный, заведомо пресекающий любое вмешательство со стороны. Он ведет себя так, будто, кроме них двоих, в шоколадной никого нет. – Я знаю, ты хочешь, чтобы я помог тебе. Я беседовал с Полем-Мари. Он говорит, что ты переутомилась. Говорит…
Жозефина тряхнула головой:
– Моп pere. – Туповатое выражение исчезло с ее лица, к ней вернулось спокойствие. – Я знаю, вы желаете мне добра. Но я не изменю своего решения.
– Но ведь ты клялась перед алтарем… – Рейно разволновался, с искаженным от досады лицом навис над прилавком, вцепившись руками в его поверхность, словно ища опору. Еще один взгляд украдкой на яркое саше у двери. – Я знаю, ты запуталась. Тебя сбили с толку. – Многозначительно: – Если б только мы могли поговорить наедине…
– Нет, – твердо сказала Жозефина. – Я останусь здесь, с Вианн.
– И надолго? – Он пытался произнести это скептически, но голосом выдал обуревавшее его смятение. – Может, мадам Роше тебе и друг, но она – деловая женщина. На ней магазин, дочь. Сколько времени она сможет держать чужого человека в своем доме? – Этот аргумент оказался более действенным. Жозефина заколебалась, в ее глазах вновь отразилось сомнение. Мне это выражение – недоверия, страха – хорошо знакомо. Слишком часто я видела его на лице матери.
Нам никто не нужен. Незабываемый яростный шепот в жарком темном номере очередной безликой гостиницы. Зачем нам кто-то еще? Смелые слова, а слезы, если они и были, скрывала темнота. Но я чувствовала, как она, крепко прижимая меня к себе под одеялом, трясется едва ощутимой мелкой дрожью, словно ее изнутри разъедает лихорадка. Вероятно, поэтому она убегала от них – от добрых мужчин и женщин, предлагавших ей свою дружбу, любовь, участие. Мы были заражены, пропитаны недоверием, вскармливаемым гордостью, – последним прибежищем изгоев.
– Я предложила Жозефине работу в шоколадной, – вмешалась я с приветливой сдержанностью в голосе. – Мне понадобится помощь, чтобы организовать праздник шоколада на Пасху.
Наконец-то маска невозмутимости сошла с лица Рейно; оно дышало откровенной ненавистью.
– Я обучу ее основным навыкам приготовления шоколада, – продолжала я. – Она будет замещать меня у прилавка, пока я вожусь на кухне. – Жозефина смотрела на меня затуманенным от удивления взором. Я подмигнула ей. – Принимая мое предложение, она оказывает мне большую услугу. И я уверена, деньги ей не помешают, – добавила я ровным голосом. – Что касается проживания… – обратилась я непосредственно к Жозефине, открыто глядя ей в лицо, – Жозефина, ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь. Мы будем только рады.
Арманда весело хохотнула.
– Как видишь, топ pere, – с ликованием в голосе заявила она, – ты зря тратишь свое драгоценное время. Все прекрасно уладилось без тебя. – Она глотнула шоколад с видом греховного наслаждения. – Замечательный напиток. Очень рекомендую. А то ты плохо выглядишь, Франсис. Поди, все вином церковным причащаешься?
Он отвечал ей улыбкой, похожей на сжатый кулак.
– Очень остроумно, мадам. Я рад, что вы еще не утратили чувства юмора. – С этими словами он резко развернулся на каблуках, кивнул посетителям, отрывисто бросил: « Monsieur– dames» и вышел, чеканя шаг, словно вежливый нацист в плохом фильме про войну.