Каратели - Адамович Алесь Михайлович 9 стр.


Неплохо устроились куркули борковские. Колхознички бульбяные! Песочек желтый, а голода не знали даже в тридцать третьем, когда другие загибались. Потому и бандиты еще на уме. Советы у них в голове. Мало было всего-всякого, не натешились! Но дома можно было бы и не сжигать, если большевиков навсегда прогнали. А то, может, и сами немцы не верят, что навсегда? То они дрожат над каждой мармеладинкой, как над причастием святым, а тут на ветер и дым такое добро пускают. Ну, а бандеровцам что, они здесь в командировке, им лишь бы ухватить под полу. Вон как бегают со двора во двор. Побьют, попалят и айда в свою Западную!.. Тоже хорошие куркули!..

Ну, где эти мои придурки, куда побежали? Стоят друг друга, что Доброскок, что Сиротка, одним мешком крестили! Бегают, подлизывают за бандеровцами, которые уже в середине деревни постреливают. Не очень за ними лизнешь. Стащить бы с которого мундир да глянуть, показать, сколько там штанов да бабских кофт понадевано! Другой - что тебе капустный кочан, таким и приедет в Могилев. Ага, вон и мои. Остановил их немец, лепечут что-то, объясняют, чьи и куда идут, по какому делу. Нет, не немец это, по-русски окает, а немец у него за спиной жмется с кульком грязным в руках.

- Камрад в долгу не останется, ребята. Не в службу, а в дружбу.

Чего им надо, этим друзьям? А Сиротке лишь бы поорать:

- Эй, Тупига, хочешь? Француз салом платит. Копченое. За одну только хату.

Так вот оно что! Еще один сачок сыскался - французский! Они тебе ворованное сало, а ты за них поработай. Продают и сами же платят. Доливана, шефа бы сюда, он бы вам залил сала за шкуру.

- Вы как жидовка бобруйская! Курицу зарезать - соседа зовет?

- Ничего ты не знаешь, Тупига, - Сиротка рад за других стараться, когда его не просят. - Для курей нож надо специальный - кошерный. А твоя машина - на любой случай. Ого, Тупига у нас мастер! Барчик и помочиться без него не может. Специалист наш Тупига! Одним диском обработает, что твое отделение не сумеет. Берись, дура, сало какое!

- Вот и берись, раз в Одессе все такие грамотные. Чудеса, да и только у этих немцев! То готовы на край света ломиться, чтобы ни один не спрятался, а тут ходит у них под носом, и не видят. Да такого француза - с таким носом - в сорок первом любая полиция остановила бы: снимай штаны! Вылитый жмеринка этот ихний француз! Но мне что, больше, чем немцам, надо?

- Ладно, пихай свое сало сюда, раз у самих кишка тонка. Доброскок, где Доброскок?

Снова смылся и диски утащил. О гад, ну, добегаешься у меня, это точно! Я тебя достану без кошерного.

Изба большая. И сделано мастеровито, ничего не скажешь. Даже над воротами специальная крыша, наддверие, чтобы долго стояли. И окна все в резьбе. Но промашка у дядьки получилась - звезду вырезал над окнами. Думал, и ей сносу не будет. Нашлась сила покрепче. Гореть им вместе с домом твоим. Интересно, сам он тут сейчас, работничек, или в банде прячется? Да и не разберешь у этих колхозничков. Они у тебя и дома и замужем. А только Доливана не перехитришь. Он сортировать не станет, он этим и не думает заниматься, сортировать, кто и какой.

В окна смотрят, прилепились к стеклу. Еще бы, столько гостей на ихней улице. Бабы, конечно. Мужик, если и дома, в окно лезть не будет, косит глазом сбоку, спрятавшись. С бабами все понятно, заранее знаешь, как и что будет. И это правильно, что их обычно отделяют и занимаются ими после мужиков. А когда вместе, тут жди чего угодно. Все равно что бензин да в соломе держать. Ну что смотрите, может, узнали? Свой, свой идет, видите, даже усмехается. Вот так, и не бойтесь. А что, может, и знакомый... Не надо только лишнего изображать. Это Волосатый, когда идет - что тебе бык на ворота! Разбегайтесь кто куда! Уши закроешь от визга, плача. А зачем, если подумать? Себя показать любой дурак умеет. Ты дело покажи. Жмуриков, когда они уже в яме или в куче, тех ворочай как хочешь. А с живыми раньше присмотрись, с какой стороны зайти да где стать.

Не жалей слов, усмешки не убудет тебя! Вот так: открыл калитку - закрой. Чтобы курей чужих не набежало. Хозяин к хозяевам идет. Иду, иду, не смотрите так! А сенцы не успел дядька смастерить. Снегом будет задувать. Только и успел, что столбы поставил, стропилами связал сверху, а крыши еще нет над сенцами. Ушаты, ведра по углам, жерны - хлеб молоть, хламья под ногами всякого... Ну, ну, что еще тут? И кто тут в прятки играет? О сестричка! А где братик? Ну, ну, беги в хату, беги к мамке, нечего тут делать! Больше никого под этим хламом? А на чердаке?.. Ну нет, сам лезь, французик паршивый, я тебе не пожарник. Вот бы здорово: полез, нос туда, а его по башке тюк! И привет вашим! А в корзине тут что скрипит, шевелится, котята? О, это ты? Совсем как ежик свернулся. Ловко поместился в такой маленькой корзине! Беги в хату, беги за сестренкой!..

- Добрый день господарам! Что собрались, как на престольную? Или сватов ждете?

Главное не молчать, если зашел к людям в хату, что попало говори, но молчать нельзя.

- Что это вы девку, хлопчика из хаты выгнали? Самые непослушные, наверно.

Ну, француз, ну, купил! Да здесь три или четыре семьи! Сбежались, сбились в одну хату все соседи, как специально. Наверно, потому, что тут мужик есть. При нем смелее. Вон, сидит у окна на табурете. В окно и не смотрит, ему неинтересно. Сел, и он уже не он. Ну, француз, ну, продал хатку!. На всех кроватях, на сундуке, на печи - отовсюду смотрят. Как бобов насыпано, на каждую тетку, может, пятеро пацанов, а теток тоже - одна, две, три... Не меньше семи.

- Во кому хорошо! Что ж он у вас один? На всех один. Пятью семь тридцать пять... Во кому выгода! Как петуху...

Неважно, что, но говори, не молчи. Чтобы голос слышали - обыкновенный, не злой. Хорошо еще, что не несколько, а одна комната, и большая. Даже кухонной перегородки не поставил. Это ты молодец, дядя. Есть где стать, чтобы все были на виду, под рукой. О француз, ну, продал, ну, купил!.. Ну, что смотрите? Человека не видели? Ничего у вас не украл, а смотрите, как на злодея. Да тут глаз детских больше, чем у меня патронов. Другому и трех дисков не хватило бы.

- Хотите мармеладу? Знаете, что такое мармелад?

Я уже с ними, как немцы с нами: думают, что мы в жизни не видели этой дряни. Что правда, то правда, научились и мармелад за еду считать, с хлебом есть, как масло.

- Хорошая печка у вас. Что, бабка? Хорошо кости погреть? Хлебом у вас так пахнет! Готов, доставать пора, а то еще сгорит. Которая тут главная жена?

Что смотришь, дядя? Ну и что бы ты сделал с "бобиком", если бы мог? Да только руки коротки! Вот-вот, сиди и покуривай, бандит. Смотришь. Поздно смотреть. Пахнет хлебом - вот и жили бы, как люди живут. Пусть с домешками - мякина, бульбочка - но хлеб. Не жрали сухую землю, лебеду - хоть паршивый гриб, хоть ягода, а всегда у вас что-то было, есть, от этого и дурь в голове. И никак из вас не выбьют.

Кажется, сколько уже лет, как не голоден, а все равно кружится голова, стоит зайти в хату, где хлеб пекут. Слюной можно захлебнуться. Все с тех пор, с того времени! У них тут и в тридцать третьем пекли, ну, может, бульбы побольше, желудей да коры. А там если уж нет, то ничего нет. Пять лет густо, но уж если пусто... Кто сюда добрался, тот ожил. Думал, умом тронешься, столько нас лежало в деревнях да на вокзалах, высохших, как прошлогодние палки подсолнечника. Хитрецы, выбрали себе вроде бы незавидный край, одни болота да леса, а пожалуйста: без пшенички, зато и без голодухи. Ну что, ведьма, зыркаешь? Лежишь на своей печке, вот и лежи, грейся! Сколько там собрала, собой загородила? Целый выводок цыплят! Похожа, до чего же на ту похожа, такая же сухая и сердитая. Рудня называлась деревня. Кругом ольха зеленая, живая. А канавы и дороги от ржавчины, как ромашка, желтые. Рудненцы говорили, что когда-то и запорожцы тут бывали, болотное железо варили. Пожалуйста, и железо: нагнулся и бери, как гриб, как ягоду! А когда шел, когда вывалился из товарняка и брел, шатаясь от ветра, дождя, думал, что не дорога такая желтая, а в глазах от голода.

Назад Дальше