Но смерть как некое шестое чувство осталась во мне и никуда не делась и по сей день.
И когда размышляю о смерти, я всегда вспоминаю пейзаж, увиденный мной тогда из окна самолета. Честно говоря, я почти уверен, что какая-то часть меня умерла. Тихо-тихо. В небе над Родосом.
Морковка-сан
Старые песни бывают настолько старыми, что перестаешь понимать, о чем в них поется. Например, в одной детской песенке под названием «Красные туфельки» есть такая строчка:
«В красных туфельках девочка с чужеземцем ушла».
Оказывается, многие нынешние японцы не понимают смысл устаревшего слова «чужезе-мец» («а stranger» по-английски, «идзин-сан» по-японски), которое теперь уже почти оконча-тельно вытеснено из разговорного языка современным «иностранец» («гайко-кудзин»).
Когда слово выходит из употребления, оно становится просто сочетанием звуков. Поэтому реакция типа: «Эт-та что еще такое?» – вполне обычна и закономерна. Не так давно я провел в интернете кампанию по поиску объяснений слова «идзин-сан» и насобирал множество любо-пытных ошибочных версий.
Чаще всего встречались варианты «иидзии-сан» (добрый дедушка) и «хиидзии-сан» (пра-дедушка). Что ж. Я вполне могу представить себе дряхлого прадедушку, который, шаркая в сто-рону порта, тянет за собой за руку маленькую девочку. Но, во-первых, я тут же начинаю волно-ваться за старичка, а во-вторых, мне кажется, что большинству прадедушек такие эскапады все-таки не под силу. В случае с «добрым дедушкой» ситуация, конечно, выглядит гораздо более жизнеутверждающей и даже может сойти за хеппи-энд. Хотя поди знай, что это за добрый де-душка такой. Очень может быть, что наутро он окажется злее некуда. «Хи-хи-хи, моя девочка», – захихикает противный старикашка, и нам останется только посочувствовать несчастному ребен-ку.
Среди прочих был и вариант «тидзии-сан» (господин губернатор). Помню, что в первый момент я здорово удивился. При чем здесь губернатор и зачем ему уводить с собой ребенка? Но потом до меня дошли вести об одном губернаторе из префектуры Осака , и я искренне пожалел девочку в красных туфельках. С другой стороны, если бы малышку увел токийский губернатор и, как это ему свойственно, всерьез бы занялся ее моральным воспитанием , конец мог бы быть не менее страшен…
Бедняжка! И как ее угораздило связаться с губернаторами?! С другой стороны, упоминание о них делает всю эту историю несколько более правдоподобной.
Кстати, если уж мы заговорили о правдоподобии, то надо сказать, что одно из объяснений было совсем уж невероятным: «ниндзин-сан» (господин Морковка).
Представьте себе, что по Йокогаме идет девочка в сопровождении морковки. Каково? А что будет, если у этих двоих пойдут маленькие морковки?.. (Боже мой, что я пишу.)
Вообще-то мне самому больше всего нравится вариант «иидзииса ни цурарэтэ иттятта» (поразвлечься ушла). Девочка поняла, что пора пойти повеселиться и что ничего плохого в этом нет.
«В красных туфельках девочка поразвлечься ушла».
Вполне себе ничего. Только вот для детской песенки не очень подходит…
Но самое интересное, что, даже если слова супер-разызвестного шлягера нам не совсем по-нятны и мы толкуем их как-то по-своему, это совершенно не мешает ходу нашей обычной жиз-ни. Более того, ошибочные толкования неясных слов по-своему симпатичны и делают жизнь более уютной.
Вы так не считаете?
Если бы смысл и смысловые связи всех слов, особенно тех, которые мы воспринимаем на слух, были бы нам предельно понятны, словно бы высвечены до мельчайших деталей огромной флюоресцентной лампой, то это было бы невыносимо скучно и – парадоксальным образом – бессмысленно. Потому что в человеческой жизни, я уверен, обязательно должны оставаться неясности и загадки.
Без этого мы никак.
Правда ведь, Морковка-сан?
Сложные взаимоотношения сладкого и острого
Согласно науке физике, и это ни для кого уже не секрет, в нашей Вселенной не существует ничего вечного. А вот «как бы вечное», ну или наполовину вечное очень даже существует. Взять, например, какипии процесс его поглощения.
Вы знаете, что такое какипи? Это такая сухая закуска. Она состоит из двух компонентов – из душистого арахиса и хрустящих рисовых хлопьев, облитых глазурью с примесью соевого со-уса и кайенского перца. Когда ешь какипи, самое важное – соблюдать оптимальную пропорцию!
Сладкое и острое! Сочетание неожиданное, прямо скажем. Не знаю, кто это придумал, но придумано здорово. Хотя и не настолько, чтобы взять и наградить этого человека Нобелевской премией мира (и если бы даже он вдруг сделался номинантом, думается, никто к этому не отнес-ся бы серьезно). Однако идея сама по себе, безусловно, гениальная.
Из-за глазури рисовые хлопья становятся темно-оранжевыми, напоминая и по цвету, и по форме косточки от хурмы. Собственно, поэтому их так и называют – «хурмовые косточки». Кстати, они очень гармонируют с белесоватым и пухлым арахисом.
Рыжий и белый, все так и есть: «хурмовые косточки» выступают в роли остряка, арахис – в амплуа туповатого, медлительного резонера . Впрочем, арахис хоть и туповат, но у него тоже есть характер, свое понимание вещей. Так что не надо думать, что в этом вкусовом тандеме он только кивает и поддакивает, – нет-нет да и отразит с неожиданной ловкостью очередную остроту «хурмовых косточек». «Хурмовые косточки» прекрасно знают об этой особенности арахиса и потому несколько утрируют свои реплики. Одним словом, отлично сыгранный дуэт с прекрасной координацией.
Именно поэтому (хотя и не поручусь, что только поэтому) поглощать какипи под пиво можно бесконечно. То есть можно говорить о почти вечном процессе. Только вошел во вкус, гладишь – упаковка уже опустела и надо открывать новую. А чем больше ешь, тем больше хо-чется пить, так что и пива надо все больше и больше. Просто ужас. Какая уж тут диета, какое сбалансированное питание.
Но даже о таком шедевре кулинарного искусства, как какипи, не скажешь, что он без изъя-на. Основная проблема заключается в том, что стоит вмешаться в процесс постороннему, как хрупкое равновесие между «хурмовыми косточками» и арахисовыми орешками сразу же нару-шается. Например, когда я ем какипи со своей женой, которая очень любит арахис, то очень бы-стро на тарелке остаются только «хурмовые косточки». А если я пытаюсь протестовать, то слы-шу в ответ: «Так ведь ты же не любишь бобовые. Ешь свои „хурмовые косточки“ и радуйся».
Да, признаю – «хурмовые косточки» я люблю больше, чем арахис (я вообще сладкому предпочитаю острое). Но когда речь заходит о какипи, я делаю над собой усилие – по-своему приятное – и употребляю рисовые хлопья и арахис в равной пропорции. Во мне, отчасти насильственно, развилась некая «система равновесия какипи», и строгость этой системы доставляет мне – лично мне – пусть странное и едва уловимое, но удовольствие.
В нашем мире сладкое и острое сосуществуют и взаимодополняют друг друга. И я каждый раз в этом заново убеждаюсь. Но объяснить другому человеку сложнейший психологический принцип этого взаимодействия и добиться в этом вопросе понимания чрезвычайно сложно. Да, наверное, и не нужно. Так что я отвечаю на реплику жены невнятным бормотанием и обреченно доедаю оставшиеся на тарелке «хурмовые косточки».
Эх, сложная это штука, семейная жизнь.
Как раз сегодня я ел какипи и в очередной раз об этом подумал.
Прежде чем прыгать, неплохо бы и осмотреться
Жил в Америке человек по имени Ивел Нивел (настоящее имя Роберт Крейг Нивел), про-фессиональный авантюрист, мотогонщик и каскадер, в послужном списке которого немало впе-чатляющих и даже сногсшибательных трюков.