Это говорят ваши критики.
— Я слышал от них и слова покрепче, — невесело усмехнулся Генри.
— Но вера завоевывает людей, — продолжал Теоклетос Вимпос, — если в их сердце есть место для увлеченности. Когда вы однажды признались мне, что
хотите стать археологом, я вам поверил. И когда сказали, что вам нужна жена-гречанка, я опять поверил. Поверил и тому, что вы влюбились в
карточку Софьи. Спрашивается, почему мне сомневаться сейчас?
Узкое, эль-грековское лицо Вимпоса тепло осветилось улыбкой, когда он взглянул в сторону Софьи.
— Ты только похорошела, выкапывая из земли всю эту красоту.
Иначе относилась к делу мадам Виктория. Она отвела дочь в сторону:
— Дорогая, Генри говорит, что в конце месяца вы опять уезжаете.
— Да.
— Пойми меня правильно, но сколько же можно оставлять дочь и дом?
— Пока мы не найдем Трою.
Однажды принесли обычную утреннюю почту. Быстро перебрав конверты, Генри отложил письмо из Чанаккале. Писал Фрэнк Калверт, и писал странные
вещи. Прошел-де слух, что Генри продал в Европу за большие деньги Аполлона. Далее Калверт утверждал, что метопа была обнаружена не на
государственной земле, а несколькими футами дальше, на его собственном участке холма. Он не собирался обвинять Генри в мошенничестве: ясно, тот
просто ошибся. За вычетом транспортных расходов половина вырученных за Аполлона денег полагается Калверту, и он просит переслать их в Чанаккале.
Они сидели в саду. Солнце светило как-то неуверенно. На фоне голубого неба куском белоснежного сахара сверкал мраморный Аполлон.
— Кто мог наплести Фрэнку такую чушь?
— Не знаю. Слухи—те же летучие мыши: они слепые и любят темноту.
— Вообще-то понятно, что его обидело. Конечно, он знает, что метопу мы нашли не на его земле, но ему обидно, чего ради он научил тебя, как
вывезти ее из Троады.
— Я сейчас же напишу ему ответ, объясню, что никуда не вывозил мрамор — ни в Лондон, ни в Париж, что никогда не продам его. Он здесь, он
украшает наш сад.
Однако Фрэнк Калверт не унялся. И скоро они поняли истинную причину раздражения, водившего его рукой. Конечно, его взбесили не слухи о продаже
Аполлона, причина лежала глубже. Им в руки попали гранки его статьи для «Левантийского вестника», в которой Фрэнк поносил и Генри, и его работу
на Гиссарлыке.
Обвинения были настолько чудовищны, что Софья и Генри только развели руками.
А все было очень просто. Оказывается. Фрэнк Калверт никогда не верил, что Шлиман найдет Трою на холме Гиссарлык. Вон оно что! Своими отчетами,
посылаемыми в европейские газеты, и прежде всего статьями в лондонском «Таймсе», Генри приобрел имя—тот же «Тайме» поздравил его с успехами в
археологии. В Великобритании Генри Шлиман был героем дня, а кто знал Фрэнка Калверта? Да и знавшие знали его как изменника родине. Понятно, это
не могло не взбесить его. И он написал статью, в которой доказывал, что если кто открыл Трою, то скорее он, а не Генри Шлиман.
— Если говорить правду, — уступчиво объявил Генри, — Фрэнк действительно вырыл на своей стороне холма три мелкие траншейки, но, по своему
обыкновению, покопал несколько дней и бросил.
Калверт пытался пошатнуть доверие к Генри. Если каменные орудия существовали в Трое, вопрошал он, то отчего Гомер не упоминает их?
Следовательно, ни один культурный слой, вскрытый Генри и содержащий каменные орудия, не может быть гомеровской Троей. Гомер, например, нигде не
говорит ни о кремневых пилах, ни о каменных ножах. Калверт обвинял Генри и в том, что тот напутал в описании стен дома, отрытого в холме, дал
неверные размеры, не разобрался, из какого материала он сооружен.
Калверт обвинял Генри и в том, что тот напутал в описании стен дома, отрытого в холме, дал
неверные размеры, не разобрался, из какого материала он сооружен. Он объявлял ошибочными описание и назначение терракоты, отвергал аргументы,
позволявшие Генри проводить рубеж между доисторическими временами и поздними греческими поселениями.
— Я потрясен! — выдохнул Генри. — Я любил этого человека, и мне казалось, что он нас тоже любит.
— Он нас любит, — задумалась Софья, — но ему горько. У зависти горький вкус. Его ход мыслей — вот что мне непонятно. Сначала он заявляет, что не
ты, а он открыл Трою, и дальше пишет только о том, что это совсем не гомеровская Троя. Его статья нам повредит?
Он грустно покачал головой.
— За эту кляузу ухватятся только те, кому хочется, чтобы мы ошибались.
— Ты думаешь, он уже не разрешит нам копать на его половине?
— Совсем не думаю. Он не мстительный человек. И конечно, ему мало радости доставит эта выходка.
К середине января приготовления к раскопочному сезону 1873 года были в целом завершены. Генри нашел молодого и симпатичного художника,
Полихрониоса Лемпессиса, заинтригованного новизной работы. Он не был женат, в Афинах его ничто не держало.
Яннакис, Поликсена и Фотидис обещали приехать в Трою сразу по прибытии туда Шлиманов. К сожалению, ломашние дела не отпускали в этот год
Деметриу, молодого, но очень хорошего десятника. Второй их десятник, Теодорос Макрис, устроился где-то в провинции, и разыскать его не удалось.
И Генри нанял капитана Георгиоса Цирогианниса.
— Умение руководить людьми — редкость, — объяснил он Софье. — Только моряки обладают им. Кстати, о моряках: мы потеряли нашего капитана
Папалиолоса и его «Таксиархис». Он до конца года подписал контракт на рейсы между Критом и Александрией. Зато он рекомендовал нам своего старого
приятеля капитана Теодору. Я уже видел его пароходик «Омониа». Он будет приходить в залив Бесика раз в месяц.
3
«Омониа» покачивалась у пристани в Чанаккале. Тут же их ждал Яннакис с арбой — увезти их кладь. Грузиться помогали оба десятника, приехавшие с
Генри из Афин, — капитан Цироги-аннис и некий албанец из Саламина. Потом вся компания отправилась в Гиссарлык.
Генри остановился в портовой гостинице Николаидиса: они бы остановились здесь и два года назад, не смани их тогда Фрэнк Калверт.
— Это на всякий случай, — сказал он Софье. — Вряд ли Фрэнк предложит нам остановиться у него. Но я хочу по пунктам пройти с ним его статью,
прежде чем отвечать в печати.
Было холодно, ветрено. Кончался январь. Они прошли губернаторский дом, впереди был особняк Калверта. Всю дорогу Генри озадаченно мотал головой.
— Нет, с друзьями так не поступают. Никто не обязывает его разделять мои взгляды, но зачем пригвождать меня к позорному столбу, выставлять на
смех?
Когда дворецкий провел их в библиотеку, Фрэнк Калверт не высказал ни удивления, ни досады. Он велел придвинуть кресла к жарко пылавшему камину,
предложил коньяку. Генри ровным голосом осведомился, отчего Фрэнк решил высказать свои критические соображения сразу в печати. Фрэнк перевел
разговор на другую тему, но Генри не дал себя сбить.
— Фрэнк, вы пишите в статье, что найденные мною кремневые пилочки и каменные ножи делают невозможным считать Гиссарлык местоположением Трои,
поскольку Гомер ни разу не упоминает их…
Фрэнк поднялся с кресла и в раздумье налил себе еще коньяку. Отворилась дверь, и вошла миссис Калверт. Она тепло поздоровалась с Генри, обняла
Софью: мужчины вольны делать глупости, но ее это ни с какой стороны не касается.